— Вы слышали когда-нибудь свист пули? — спрашивал Шипиков и здесь же объяснял: — Та пуля, которая свистнула, уже не опасна, а ту, что настигает, не услышишь.
— Главное — не волноваться и не трусить, — вступил в разговор Деревянко. — Волнение — признак неуверенности. А неуверенность в боевой обстановке равна трусости.
— Не струсим! — громко буркнул Горячев.
— Вот и хорошо, — сказал Серый.
Деревянко и Шипиков, видимо, имели хороший боевой опыт. Они немало дали нам дельных советов и заявили, что, прежде чем идти в глубокий тыл врага, нужно пройти необходимую практику на фронте.
— Сегодня вечером вас свезут на передний край, — сообщили они.
Инструктор предупредил Веселова и меня, чтобы к семнадцати часам отряд был готов к отправке.
Несмотря на то что мы с нетерпением ждали этого момента, приказ о выезде застал нас врасплох. Ребята суетились, что-то искали, шумели.
— Колька, где моя «лимонка»? — орал грубоватый Саша Соболев.
— А я почем знаю! — торопливо отвечал Горячев.
— Володька! Баранов! Ты куда дел мои лыжные палки? — беспокоился добродушный Саша Романов.
— Кто взял мой вещмешок? — писклявым голосом подвывал Алексей Савватеев.
Такая канитель продолжалась долго. Командир отряда Веселов молча наблюдал за сбором молодых партизан. Наконец терпение его лопнуло, и он сердито сказал:
— Если всегда будем так копаться, нас перебьют, как щенят. Кто вовремя не управится, оставим здесь.
Угроза Веселова подействовала. Через несколько минут все надели маскхалаты и выстроились под хуторскими березами. На лицах ребят светились довольные улыбки.
— Ну, вот и дождались, — сказал Веселов, протирая очки. — Сегодня ночью будем на передовой. Кто боится — говорите прямо, не стесняйтесь. Еще не поздно остаться.
Даешь передовую! — крикнул Володя Баранов.
Все одобрительно зашумели.
— Патронов маловато, — сказал Арамис.
— Патроны и продукты сейчас подвезут, — пояснил подошедший к строю инструктор Серый.
Вскоре на хутор приехали две полуторки. Мы получили провиант, боеприпасы и медикаменты. Нам, как фронтовикам, выдали по большой пачке табаку.
— А нельзя заменить табак на что-нибудь другое? — спросил худенький в теле Изот Удалов.
— Нельзя, — ответил старшина, ведавший раздачей продуктов. — Там все сгодится.
Автомашины повезли нас в сторону города.
У Народного дома отряд выстроился в две шеренги. Подошел майор Митьков, поздоровался, оглядел строй и, сделав продолжительную паузу, поздравил нас с первым боевым заданием. Сказал, что нашему отряду выпала большая честь участвовать в обороне своего родного города. Майор пояснил, что работать мы будем совместно с фронтовыми разведчиками и они дадут нам уроки боевых действий в ближнем тылу противника.
Темнело, когда мы выехали из города на Селижаровский большак. До линии фронта было не больше двадцати километров. Стоял жгучий мороз, и езда в открытом кузове скоро охладила наш пыл. Ребята сильно озябли. Когда свернули с большака на проселочную дорогу, грузовики стали застревать в снегу. Приходилось толкать их. Не дойдя до намеченного пункта, машины забуксовали.
— Дальше не проехать, — сказал шофер.
Мы встали на лыжи. Лесная дорога вывела нас к большой поляне. Неожиданно рядом взвилась осветительная ракета. Она описала дугу и скрылась за черневшим впереди кустарником. Когда ракета погасла, раздались пулеметные очереди. Затем вновь взлетела ракета. Оказывается, линия фронта проходила совсем близко.
Сопровождавшие нас лейтенанты Деревянко и Шипиков запретили громко разговаривать и курить. Нас дважды останавливали оклики дозорных, на что сопровождающий отвечал паролем. Привал объявили перед большим бугром. Это оказалась запорошенная снегом землянка. Мы сняли лыжи и поочередно влезли в черный проем. В землянке было холодно, темно и сыро. Я посветил по углам электрическим фонариком. У стены заметил заготовленную кем-то поленницу дров. На земляном полу чернели угли потухшего костра.
Мы разожгли костер. Землянка вскоре наполнилась дымом, от которого выедало глаза и трудно было дышать. Дым выходил через дверной проем. Снаружи белым облаком сюда устремлялся холод. Но, несмотря на неуютную обстановку, никто не унывал. Временами мы выбирались наружу подышать свежим воздухом. Стояла глубокая ночь, а легкими облаками проглядывался светлый диск луны. Кругом царила тишина, и было даже трудно представить, что здесь проходит линия фронта.
Спать нее хотелось. Парни один за другим рассказывали разные истории и случаи из жизни. Примостившись у дымного костра, неугомонный говорун и шутник Коля Горячев увлекательно заливал байки об Украине, где перед войной ему довелось побывать.
— Пойдешь, бывало, на бахчу — это вроде нашего огорода, только там арбузы растут, кавунами называются. Выберешь самый большой, вот такой, — разводил Николай руками. — Ножом его раз, два. Ломти красные, сочные. Ешь, только семечки выплевываешь.
Сидящий рядом Саша Семенов тыльной стороной ладони вытер губы.
— Что, Саня, слюнки потекли? — засмеялся Изот Удалов.
Горячев, довольный тем, что его внимательно слушали, продолжал рассказ.
— Был я на сахарном заводе. Возле Харькова много таких заводов. Сахара там — горы.
— А из чего там сахар-то делают? — спросил Вася Ворыхалов.
Горячев пожал плечами:
— Сам не знаю. Наверняка из варенья.
Всем было ясно, что Николай привирает, но бойцы с удовольствием слушали его. И странное дело: дым казался не таким едким, в землянке вроде бы потеплело, и на душе становилось веселее.
— Давайте, братцы, закурим, — неожиданно предложил кто-то из темного угла.
— О, идея! — поднялся с пола Володя Баранов. — На фронте, говорят, без курева нельзя.
Владимир развязал вещмешок, вынул из него пачку табаку с надписью «Филичевый».
— У нас в Прямухине такой табак мужики зовут «Шапшала», — пояснил Саша Романов.
Курить многие не умели, но каждый потянулся к пачке. Стали вертеть самокрутки. Бумага рвалась, табак сыпался на пол. Кое-как закурили, закашляли, закряхтели.
— Ядовитый, зараза, — вытирая слезы, бурчал Вася Ворыхалов.
Табачный дым, смешанный с дымом костра, густо стлался под потолком землянки. Ребята невозмутимо коротали ночь. Все было так, как на фронте.
С рассветом к нам прибыли на лыжах двое военных разведчиков из 179-й стрелковой дивизии.
— Выходи, ребята! Сейчас командир прибудет, громко сказал в дверной проем один из них.
Мы вылезли наверх и ахнули от своего крайне необычного вида. Все были похожи на трубочистов. Наши беленькие маскхалаты превратились в грязные балахоны.
Горячев, у которого на черном лице белели одни зубы, хохотал над таким же чумазым Володей Барановым.
— Товарищ Баранов, вы из Африки явились?
— А ты, черт копченый, откуда вылез? — в свою очередь, смеялся тот.
Разведчики тоже не могли удержаться от смеха.
— Вы, ребята, не умывайтесь. Так больше страху нагоните на фрицев, — пошутил один из них.
Вскоре к землянке подошел на лыжах старший лейтенант — командир разведки.
Он с интересом посмотрел на нас, улыбнулся и велел Веселову построить отряд. Потом спросил:
— Стрелять все умеете?
Получив утвердительный ответ, старший лейтенант прошелся вдоль строя.
— Подгоните свои причиндалы. Ничто не должно греметь и звенеть. Протрите смазку на затворах винтовок. Оружие должно быть начеку. Пойдете с нами. Будете делать все, что скажу.
Старший лейтенант объяснил, что накануне была обнаружена группа немцев возле одинокого сарая на лесной поляне. Как видно, гитлеровцы сооружали там наблюдательный пункт. Их следовало окружить и попытаться взять в плен или, в крайнем случае, уничтожить.
Мы наскоро погрызли мерзлых сухарей со снегом и стали прилаживать лыжи.
Едва тронулись по снежному полю, как услышали над головой непонятный шуршащий звук.
— Вражеские минометы бьют, — объяснили разведчики.
Мы оглянулись и увидели фонтаны земли и снега. Мины разрывались возле землянки, где мы только что были. Значит, немецкие наблюдатели засекли нас.
Хотя мины летели высоко над головой, все мы невольно пригибались. Неожиданно две мины разорвались рядом с нами. Кое-кто лег на снег.
Вот и лес. Разведчики разделили нас на три группы. Одни должны идти прямо, другие — вправо и влево. В моей группе семь человек. Мы обходили наблюдательный пункт слева. В лесу лежал глубокий снег. Двигаться было трудно, лыжи постоянно проваливались.
Пробившись сквозь чащу, мы выбрались к поляне.
Сквозь тяжелые лапы елей различили сарай с вышкой.
— Вон где они засели, — шепнул Горячев.
Чтобы оказаться в тылу у гитлеровских наблюдателей, мы решили обойти поляну левее.
Вдруг со стороны вышки раздались две автоматные очереди. Мы остановились. Прислушались. И в этот момент увидели четверых вражеских солдат в зеленых шинелях. Они убегали от нас в противоположную сторону. Разинув от удивления рты, мы стояли и смотрели на бегущих. До того было странно видеть так близко настоящих врагов, что мы даже растерялись.
— Это же немцы! — проговорил Павлик Поповцев.
Мы опомнились, когда гитлеровцы подбегали уже к кромке леса. Ребята бросились в погоню. Впереди всех Горячев. Он встал на колено, прицелился и выстрелил. Бежавший позади здоровенный верзила в каске застыл на месте, повернулся вполоборота и, раскинув руки, рухнул в снег. Мы дружно стреляли по трем удиравшим солдатам. Все видели, как упал еще один.
Увлеченный азартом погони, Горячев внезапно остановился.
— Окопы! Назад! Там окопы! — кричал он.
На лесной вырубке виднелась темная полоса недавно вырытой земли. Там суетились немцы. Они все же успели открыть огонь. Хлопки винтовочных выстрелов гулко отдавались в морозном воздухе. Слышно было, как застрочил пулемет. Пули, срезая ветви деревьев, противно свистели где-то рядом. Укрываясь за стволами толстых елей, мы отходили к сараю, где был устроен немцами наблюдательный пункт.