те со словами уйдет и часть доброй памяти. Пройдет немало времени, прежде чем боль утраты утихнет и бойцы снова заговорят о своем собрате, заговорят как о живом, будто отлучившемся на время, и по-прежнему вспоминая все, за что его любили и уважали.
В погожий ноябрьский день группа наших бойцов привела в бригаду одного немца и двух русских военнопленных. Пришельцы были вооружены новенькими немецкими автоматами, имели при себе большие запасы патронов. Их появление заинтересовало всех.
Произошло это так. Выполняя задание близ Идрицы, Николай Жуков, Юрий Соколов, Николай Орлов, Сергей Алексеев, Виктор Корольков и Тася Васильева зашли в одну из деревень, чтобы договориться со старостой насчет хозяйственных дел. Там к ним подошла пожилая женщина.
— Сынки, — спрашивает, — вы немцев к себе берете?
Ребята удивились:
— Как так немцев?
— Да так, — отвечает женщина. — Вот они, в том доме молоко пьют. Говорят, хотели перейти к партизанам, да не нашли их.
Едва женщина успела сообщить новость, как на улице показались трое незнакомцев. Они шли навстречу.
— Вы партизаны? — спросил ребят высокий блондин, одетый в немецкую форму.
— Да, — ответили бойцы.
— Ну, тогда здравствуйте и принимайте нас к себе, — сказал он.
И вот все трое в штабе бригады. Высокий блондин, немец лет тридцати по имени Адольф, — обер-ефрейтор, переводчик 4-го железнодорожного полка. До войны жил и работал в Берлине. Месяца за два перед войной он был мобилизован в армию. Сначала служил в Австрии, затем его перебросили в Восточную Пруссию, на германо-советскую границу. 22 июня 1941 года, когда гитлеровские полчища ворвались на нашу территорию, Адольф, как он объяснил, находился во втором эшелоне. Солдаты его части были уверены, что проводятся большие маневры, и о войне якобы узнали лишь тогда, когда ступили на советскую землю и увидели убитых красноармейцев. Таким образом Адольф стал оккупантом. Имел медаль «За холодную зиму на Востоке». в одном из боев с партизанами под Шимском был ранен. Разгром фашистских войск под Сталинградом и на Курской дуге сильно подействовал на него, как, впрочем, и на многих немецких солдат и офицеров. Адольф понял: крах гитлеровской армии неизбежен. Мысль перейти на сторону Советской Армии или партизан давно не покидала его. И как только представился случай, он исполнил свой замысел, взяв с собой заодно двух военнопленных, которых вооружил в последние минуты перед побегом.
Мы встретили перебежчика хорошо, но, честно говоря, поначалу не очень доверяли ему. Лишь после того как он с группой партизан убил гитлеровского чиновника, стали считать его своим.
Приняли мы в бригаду и бывших военнопленных Бориса Штокмара и Алексея Швецова, пришедших вместе с Адольфом. Они вместе с другими интересными новостями рассказали о том, что на днях между Идрицей и Себежем партизаны подорвали фашистский эшелон. Не успела опомниться охрана дороги, как в хвост этого поезда врезался другой. Два паровоза и двадцать три вагона с солдатами, офицерами и техникой были разбиты вдребезги. Ясно — это была наша работа. Комбриг поздравил нас с удачей. На другой день к нам явились бежавшие из фашистского концлагеря Петр Олисов и Степан Сережкин — они были оборваны и сильно истощены.
Вскоре в бригаду пожаловал еще один интересный гость — командир комендантского взвода лжепартизанского отряда Жорка Молев, как отрекомендовался он. Появление его нас удивило больше, чем приход немца.
Прежде всего спросили Молева о судьбе наших разведчиков. Он сказал, что Беляков умер от ран, а Гребенщиков расстрелян. Изменникам не удалось вырвать у ребят партизанских тайн. Жорка рассказал подноготную банды предателей. Основной костяк ее состоял из бывших уголовников, осужденных советским судом за тяжкие преступления перед народом. Молев подтвердил, что командует этой шайкой отпетый аферист Мартыновский, уроженец города Луги. Отряд был сформирован в Германии и недавно переброшен на оккупированную часть Калининской области. Сам Молев до войны проживал в поселке Сокол близ Вологды. В начале войны воевал в Красной Армии, попал в плен. После долгих мытарств в лагерях поддался фашистской агитации, стал полицаем, а позже его зачислили в отряд к Мартыновскому. Там Молев увидел истинное лицо лжепартизан. Его стала мучить совесть, и, хотя он боялся нас, все-таки решил явиться с повинной.
Мы не знали, как с ним поступить, и на первых порах посадили в баню под арест. На четвертые сутки Назаров решил поговорить с ним.
Когда мы вошли в баню, Молев лежал на соломе. Он быстро вскочил, вытянулся по стойке «смирно» и с тревогой посмотрел нам в лицо. Он был бледен. Под правым глазом дергался нерв. Скулы крепко сжаты.
— Здравствуй, Жорка, — сказал комиссар Новиков.
— Здрасте, — ответил Молев.
Мы все закурили, сели кто на что мог и с минуту молчали.
— Как чувствуешь себя, Молев? — спросил Назаров
— Посадили в баню и спрашиваете о настроении, — с иронией ответил арестованный. — Я же пришел к вам с чистой душой. Дайте возможность, и я докажу это в бою против фашистов.
— А как бы ты поступил на нашем месте? Ты думал, что партизаны сразу увенчают тебя лавровым венком? Нет, так у нас не бывает. Ведь ты пришел к нам не из хорошего стада. На слово верить мы не можем…
— Правильно, дайте мне задание, и я покажу себя в деле, — перебил комбрига Молев.
— Нет. Принято решение отправить тебя обратно в отряд к Мартыновскому…
— Как?! К Мартыновскому?! — с испугом и возмущением воскликнул Молев. — Нет, уж лучше расстреляйте меня, — дрогнувшим голосом сказал он.
Мы видели, как от волнения заходила могучая Жоркина грудь. Наступило молчание.
— Скажи, Молев, у тебя надежные друзья там остались? — спросил Назаров.
— Да. Один хороший друг есть. Владимиром звать.
— Сможешь связаться с ним?
Молев пожал плечами:
— Как же я могу это сделать?
— Письмо напиши ему.
— А кто передаст?
— Передадим.
Бывший лжепартизан был выпущен из-под ареста. Ему позволили называть себя бойцом партизанского отряда.
На следующий день Молев написал письмо своему другу:
«Здравствуй, дружище. Прими от меня горячий' партизанский привет. Как видишь, я нашел свое настоящее место в кругу боевых друзей, которые защищают советскую Родину. У меня все благополучно. Ребята дали мне новенький автомат, и я теперь буду драться против фашистов вместе с ними.
Вовка, если ты хочешь меня увидеть, скажи, куда прийти. Может быть, и ты перемахнешь сюда. Ответ передай через этого товарища. Жму лапу. Твой друг Жорка».
Разговор, который состоялся между нами и Молевым, был подготовлен заранее. Письмо тоже преследовало определенную цель: связаться с мартыновцами, чтобы потом нанести им смертельный удар. Наш человек сумел передать письмо адресату и получить от него ответ.
«Дорогой Жорка! — писал Владимир. — Рад за тебя. После твоего побега мы никуда не выходим. Был большой скандал. Сам знаешь. Начальство разгневалось. Кое-кого сняли. А меня удивили — назначили на твое место командиром взвода. Насчет встречи — я с удовольствием. Твой человек скажет, где и когда. Будь здоров».
Встреча намечалась в деревне Гаспорово в субботу, в девять часов вечера. Ответ был получен во вторник. За четыре дня до встречи наша бригада провела две крупные стычки с карательными отрядами. Вместе с нами бил врагов и Жорка Молев.
Наступила суббота. Нас интересовало предстоящее свидание с лжепартизаном. О нем знали немногие, и те, кому положено было знать, высказывали каждый свое предположение. Не все верили в честные намерения Жоркиного друга. Кое-кто говорил, что приятель Молева придет туда со всем отрядом, чтобы накрыть нас. Однако большинство командиров было уверено в успехе этой встречи.
Сам Молев клялся и уверял, что его товарищ не подведет.
— Ладно, увидим, — говорили ему.
День между тем клонился к вечеру. Назаров вызвал меня в штаб.
— Слушайте, орлы Дениса Давыдова, — сказал он, обращаясь ко мне и начальнику штаба Игорю Ильичу Венчагову, — вам предстоит провести встречу с лжепартизаном. Действуйте обдуманно и не забывайте, что вас могут ждать любые неприятности.
Комбриг проинструктировал нас, крепко пожав на прощание руку. Все операции он разрабатывал тщательно, советовался с подчиненными, по-отечески заботился о них.
До деревни Гаспорово идти часа три-четыре. Туда еще раньше направился с разведчиками Валентин Разгулов. Он должен посмотреть, что делается в самой деревне и вокруг нее.
В начале девятого, вечером, мы с группой партизан подошли к Гаспорову. Было очень темно, шел холодный дождь со снегом, и мы не без труда нашли своих разведчиков. Они доложили, что ничего подозрительного не обнаружено. Группа расположилась вдоль деревни, взяв под контроль дороги. Темень и ненастье затрудняли наблюдение.
— В такую годину не прийдэ, — сказал пулеметчик Беценко.
К дому, где должна произойти встреча, выслали Игоря Чистякова, Ивана Хабарова и Жорку Молева. Не прошло и десяти минут, как Хабаров вернулся обратно.
— Пришел, — объявил он.
Венчагов дернул меня за ремень автомата:
— Пошли.
Двое партизан остались у крыльца, а мы с Венчаговым вошли в избу. Перед нами стоял высокого роста детина. При слабом мигании коптилки мы различили в его руках автомат, а сбоку на ремне кобуру парабеллума. Лжепартизан был одет в немецкую форму.
— Знакомьтесь. Мой друг Владимир, — выступил вперед Молев.
— Садитесь, — предложил Венчагов.
— Благодарю. Я не устал, — ответил гость.
Так и стояли мы до конца встречи.
— Хотите партизаном стать? — спросил Венчагов.
— Да, я решил перейти к вам.
— Вы готовы остаться у нас сегодня?
— Могу сегодня, но мне, по-видимому, сначала нужно что-то выполнить для вас.
— Совершенно верно. Есть решение дать вам боевое задание.