Сарай уже полыхал пламенем. Его подожгли разведчики. Оказалось, что одна из наших групп, возглавляемая командиром разведки, сумела пленить немецкого наблюдателя. Гитлеровец не успел спуститься с вышки. Он был укутан в женскую шаль и обут поверх сапог в соломенные чеботы. Его увели в штаб для допроса.
Коля Горячев, разрумянившийся, возбужденный, говорил:
— Удачно, братва, получилось! Двоих ухлопали. Они нас тоже могли отправить в Могилевскую губернию. Смотрите, у меня лыжу пулей остригло.
Слово «братва» было любимым у Горячева. Николай всегда употреблял его в радостные моменты. Мы понимали, что сделали не всё, как надо, но зато услышали свист вражеских пуль, видели удирающих фашистских солдат и даже убили двоих. Это вселяло в нас уверенность.
Все хвалили Горячева за отвагу.
— Молодец, Колька! Не растерялся! — хлопали его по плечу ребята.
Николай, делая вид, будто ничего особенного не произошло, хвастал:
— Я не такого еще уложу.
Когда отряд вернулся к землянкам, командир армейской разведки поздравил нас с боевым крещением.
— Молодцы! — похвалил он.
Фронтовики, пожалев нас, решили переселить из дымной землянки в уцелевшую деревушку. Она находилась в двух километрах от передовой. Мы заняли там две небольшие избы. В деревне, как выяснилось, стояла конная казачья часть, и нам интересно было видеть настоящих казаков с широкими лампасами на шароварах и саблями на боку. С казаками мы тогда быстро поладили. Они оказались веселыми, добрыми людьми и храбрыми воинами.
На передовых позициях наш отряд «Земляки» пробыл ровно месяц. Мы ходили по ближним тылам противника сначала вместе с фронтовыми разведчиками, а потом одни. Были у нас успехи, были и ошибки. Главное, отряд выдержал первый боевой экзамен, давший право выполнять новые, более серьезные задачи органов госбезопасности.
В Осташкове
В декабре 41-го года стояли лютые морозы. Но, несмотря на холод, на фронте чувствовалось заметное оживление. Вскоре мы с радостью узнали о наступлении наших войск под Москвой.
Помню, как в помещение, где располагался наш отряд, влетели возбужденные Николай Горячев и Володя Баранов. Размахивая газетой, Горячев крикнул:
— Увага! Увага! — Николай часто произносил это украинское слово, означавшее «внимание», когда хотел сообщить что-то особо интересное. — Братва! Красная Армия пошла в наступление! Вот слушайте: «После ожесточенных боев наши войска 16 декабря освободили город Ка-ли-нин!» — Лицо Горячева сияло от счастья.
Услышав такое известие, все дружно закричали «ура!». Это был радостный день.
Пришел майор Митьков, а с ним двое военных из штаба. Они поздравили нас с освобождением Калинина, а затем дали команду на построение.
— Сейчас примете военную присягу, — сказал лейтенант Сергей Иванович Павлов.
Мы давно знали, что такое присяга, но, когда коснулось самим давать клятву, все даже как-то повзрослели. Отряд построился во дворе. Раздалась команда: «Смирно!»
Майор Митьков читал текст присяги, а мы торжественно повторяли врезавшиеся в память слова.
Каждый с волнением подписался под текстом присяги. Отныне мы становились настоящими воинами.
Вечером мы с Веселовым явились в штаб. Там нас встретили чекисты Павлов и Деревянко, а также незнакомый военный со шпалой в петлицах. Они сразу повели разговор о боевом задании. Говорил в основном капитан.
Нам предстояло перейти линию фронта в районе Осташкова, углубиться до трехсот километров в тыл врага для сбора сведений о фашистских формированиях, совершить диверсии на железных и шоссейных дорогах, а также распространить среди населения листовки. Мы с Веселовым слушали и посматривали друг на друга — наконец нам поручают настоящее дело.
В кабинет вошел майор Митьков и молча сел на диван. Капитан советовал, как лучше передвигаться по оккупированной территории, устанавливать связь с подпольщиками и населением.
С дивана поднялся майор Митьков.
— Подойдите сюда, — сказал он, указывая рукой на висевшую на стене карту. — Здесь Осташков. Вот линия фронта. Пересечь ее вам помогут фронтовые разведчики. Капитан сведет с ними.
Только сейчас мы заметили на шее капитана глубокий шрам. Как видно, он уже бывал в переделках.
— Перейдя линию фронта, — продолжал Митьков, — вы следуете на лыжах проселочными дорогами на запад. Слева от вашего маршрута Андреаполь, Торопец, Великие Луки, Новосокольники, Пустошка. Там, ближе к латвийской границе, вы кроме боевых операций займетесь агитационной работой среди населения. Это очень важно. Гитлеровские пропагандисты сейчас неустанно кричат о разгроме Красной Армии, захвате Москвы и ликвидации Советской власти в России. Народ, попавший в неволю, должен услышать правду. Надо разоблачить фашистскую брехню. Пусть люди знают, что наша армия громит гитлеровские полчища, а Москва как была столицей Родины, так и осталась.
Майор Митьков отошел от карты, сказал:
— Учтите, ребята, путь предстоит трудный и опасный. Всего что может случиться, не предусмотришь, но имейте в виду: гитлеровцы партизан не щадят. Отберите самых выносливых и смелых парней. Там, в тылу врага, сейчас мало партизанских сил. На помощь в бою рассчитывать не приходится. Будьте находчивыми, бдительными, хитрыми.
Когда Митьков закончил, Веселов спросил:
— Товарищ майор, карту дадите?
Митьков невесело улыбнулся:
— Чего нет, того нет. Это единственная пятикилометровка.
— Выделим пару компасов, — сказал капитан.
— А как насчет мин? — спросил я.
— Мин тоже нет. Дадим тол, гранаты и бутылки с горючей смесью. Все это получите в Осташкове.
Здесь же в кабинет пригласили двух девушек. С ними вошел и Горячев. Оказалось, что девчата вернулись из тыла противника и могут поделиться интересующими нас сведениями. Это были комсомолки из Пеновского района Зоя Баринова и Вера Бочарова. Они побывали с разведзаданием в оккупированных Великих Луках, Торопце и Андреаполе. Мы внимательно выслушали рассказ девушек о порядках на захваченной врагом территории. Ведь нам предстояло передвигаться по ней. Рассказ девчат был полезным.
— Комсомольские билеты брать с собой? — спросил Горячев майора.
Немного подумав, Митьков сказал:
— Возьмите. Комсомолец всегда должен быть комсомольцем.
— Коля, а почему ты записал себя в анкете беспартийным? — поинтересовался Веселов.
— А потому, что я пока комсомолец, — ответил Горячев.
Учитывая сложность задания, в дальний рейд отобрали всего одиннадцать человек. Это были Владимир Веселов, Виктор Терещатов, Николай Горячев, Павел Поповцев, Изот Удалов, Владимир Баранов, Василий Ворыхалов, Василий Ворыхалов, Александр Семенов, Иван Попков, Александр Соболев и Аркадий Цветков.
У других ребят нашего отряда судьба сложилась по-разному: кому дали другое назначение, кому пришлось вернуться домой.
Через два дня мы ехали на полуторке в Осташков. Стоял трескучий мороз, чтобы не окоченеть, дважды останавливались в деревнях для обогрева.
Город встретил нас очередным налетом фашистской авиации. Гулко стреляли зенитки, зловеще выли пикирующие бомбардировщики, противно визжали и рвались бомбы. Дым заволакивал вечернее небо.
В прифронтовом Осташкове формировались партизанские группы и отряды.
Нас разместили в неотапливаемом просторном зале какого-то учреждения, расположенного против высокой колокольни с часами. Часы не работали. Застывшие стрелки показывали половину первого.
— Располагайтесь на столах, на полу, кто как может. Через день-два отправитесь по назначению, — говорил капитан.
В Осташкове мы пробыли не день-два, а значительно дольше. По неизвестным причинам переход через линию фронта откладывался.
В одну из бомбежек пламя зажигательной бомбы сильно обожгло лицо Ивану Попкову. Идти в тыл врага он уже не мог. Досадно было в такой момент лишиться товарища. Да и сам Ваня переживал. Когда стали отправлять его в госпиталь, он сказал:
— Вместо меня придет в отряд мой брат Федя.
Иван и Федор учились до войны вместе с нами в одном классе. Ребята их уважали за простоту и честность. Когда стали создавать отряд, Иван вступил сразу, а Федя по семейным обстоятельствам вынужден был остаться дома.
После войны мы узнали, что Иван, подлечившись от ожогов, вступил в другой отряд. Он погиб в бою с карателями.
На смену Ивану Попкову капитан привел к нам незнакомого светловолосого парня.
— Возьмите с собой этого товарища.
Мы с Веселовым с недоверием посмотрели на новичка. Одет легко и щегольски: немецкая пилотка, короткое демисезонное пальто, хромовые сапоги. На плече русский карабин.
— Кто такой и откуда? — спросил Веселов.
— Пылаев Виктор из отряда Алексея Баскакова, ответил новичок. — Отстал по болезни.
Пылаев рассказал, что в период оккупации Калинина он с группой сверстников всячески вредил немцам: резал телефонные провода, прокалывал шины автомобилей, расклеивал написанные от руки листовки. На улице Вольного Новгорода он убил вражеского офицера, был арестован гестапо, но за недостатком улик его выпустили.
— Как же ты по морозу пойдешь в такой одежонке? — спрашивал Пылаева Веселов.
— Где-нибудь достану теплую одежду, — отвечал тот
— На лыжах хорошо ходишь? — спросил я.
— Хожу, — нетвердо ответил парень.
Мы хотели отказать Пылаеву, но увидели у него карту Калининской области. На ней были обозначены города, крупные населенные пункты, железные и шоссейные дороги, реки и озера вплоть до латвийской границы. Мы попытались сначала выпросить у Пылаева эту карту в обмен на что-либо, но он не отдавал ее. Пришлось включить его в отряд.
Однажды к нам явился молодой, лет двадцати трех, лейтенант. Он был одет в фуфайку защитного цвета, ватные брюки и серые армейские валенки. Небольшого размера шапка-ушанка очень шла к его симпатичному лицу. На ремне лейтенанта висел пистолет «кольт».