Первыми, кого встретили гитлеровцы, были девушки. По заданию старосты они нарубили хвойных веток и ставили их по сторонам дороги как ориентиры на случай метели или снежных заносов. Однако командиру карательного отряда гауптштурмфюреру Шторку эти вешки показались подозрительными.
— Условные знаки для партизан, — заключил он и здесь же приказал расстрелять девчат. Четыре трупа остались лежать у дороги. Чуть дальше бандитам встретилась женщина с десятилетним сынишкой. Она посторонилась, пропуская обоз с вооруженными людьми. Неожиданно с повозки раздалась короткая автоматная очередь. Мальчик дернулся и, заливаясь кровью, упал к ногам матери. Женщина в ужасе закричала. Полоснула другая очередь. Мертвая мать упала возле убитого сына.
В полдень гитлеровцы остановились в деревне на короткий отдых. Солдаты пообедали и, бряцая оружием, стали выходить на свежий воздух. Вдруг их часовой, стоявший у крайнего дома, заметил вдали пару подвод. Это ехал лейтенант Боровской со своими бойцами. Каратели затаились.
На партизанские подводы были направлены дула вражеских пулеметов.
Впоследствии нам удалось восстановить картину гибели группы Боровского. Местные жители, очевидцы разыгравшейся трагедии, подробно рассказали об этом.
Приблизившись к околице, Боровской решил понаблюдать за деревней. Он долго всматривался, но ничего подозрительного не заметил. Улица была пуста.
Когда до крайней избы оставались считанные метры, раздался оклик:
— Xальт!
Лейтенант и его товарищи увидели, как большая группа вооруженных людей, одетых в белые халаты, бросилась им навстречу.
— Хэнде хох! — орали фашисты.
Обстановка сложилась критическая. Единственный выход — отстреливаясь, уходить к лесу. Спрыгнув с подвод, партизаны дали залп и, пользуясь замешательством фашистов, один за другим стали отходить. Бежать по снегу было трудно. Боровской находился в середине группы. Его прикрывали трое бойцов. Немцы сначала не стреляли, но, убедившись, что партизаны не сдадутся, командир карателей приказал открыть огонь.
Первые очереди сразили сразу двоих. Боровской задержался возле одного из упавших, но, увидев, что тот уже мертв, побежал дальше. До леса оставалось метров шестьдесят. В этот момент вражеская пуля скосила еще одного бойца. До спасительных деревьев было не больше сорока шагов. Лейтенант оглянулся — два партизана бежали следом. И тут Боровского сильно ранило. Он упал, а когда с трудом приподнялся, увидел лишь одного из своих бойцов.
— Беги, беги! — крикнул ему лейтенант.
Пальба, казалось, стала еще злобнее. Свинцовый дождь хлестал по человеку, который почти добрался до леса и вскоре мог быть в безопасности. Но партизана сразила пуля.
Враги между тем направились к Боровскому. Он приготовил кольт. Что думал в эти горькие минуты патриот? Гитлеровец подошел к нему и с силой ударил ногой. Лейтенант выдержал удар, но как только фашист нагнулся, выстрелил тому в живот. В это время выросли еще четыре фигуры в белом. Боровской несколько раз выстрелил. Двое гитлеровцев свалились, другие отпрянули назад. Фашисты, видимо, решили взять партизана живым и крадучись стали окружать его. Одному из них удалось подползти сзади. Лейтенант, вскинув пистолет, нажал на спусковой крючок. Но выстрела не последовало. В этот момент прогремела очередь вражеского автомата. Когда фашист со злостью ударил партизана прикладом по лицу, Боровской был уже мертв.
Наш отряд двигался на юго-запад, придерживаясь условленного маршрута. К исходу дня мы остановились на ночлег в неприметной деревушке. Кругом простирались укрытые снегом поля, и лишь вдали темнела какая-то роща.
— Там поселок Погост, — объяснили нам жители.
Веселов распорядился часовых не выставлять.
— Немцев поблизости нет, можно спать спокойно, — сказал он.
Изба, где мы устроились с Павлом Поповцевым, была третьей от околицы. Хозяйка, приветливая старушка, затопила времянку, принялась готовить ужин. Мы подсели к огню и с удовольствием стали подбрасывать в топку колечки золотистых стружек, лежавших кучкой на полу.
— Чья это работа, бабушка? — спросил Павел, указывая на стоявшие у стены новенькие кадушки.
— Старик мой мастерит, Сидор.
— А где же он?
— Позвали в Погост делать гроб, да вот до сих пор нету.
После ужина хозяйка постелила нам в боковой комнатушке. Мы поставили карабины у изголовья, сунули наганы под подушку и завалились на кровать.
— Спите, сынки, — сказала старушка, завесив кровать цветастой ситцевой занавеской.
Еще засветло, окончив работу, дед Сидор собрался домой. В это время в поселок ввалились каратели. Они задержали Сидора и учинили допрос. Затем шестеро автоматчиков в белых маскхалатах направились вместе со стариком в его деревню. Фашистам нужно было знать, нет ли поблизости партизан.
Ночная улица была пустынна. В окнах изб — ни огонька. Люди спали. Дед Сидор постучал в дверь. Хозяйка ждала его. Она поднялась с постели, по привычке принялась бранить старика за опоздание, но, заметив вооруженных людей, смолкла. Двое следом за хозяином вошли в избу, четверо остались у крыльца.
— Зажги свет, — робко сказал Сидор.
Хозяйка зажгла на кухне лучину. Горела она тускло, слабый свет освещал ухваты возле печи, кухонный стол с самоваром, деревянные ведра и кадушки. Фашисты молча осмотрелись.
— Пить, вода, — сказал длинный в каске, старушка зачерпнула ковшиком воды из ведра. Тот выпил, утер рукавом рот и медленно обошел кухню. Затем проговорил:
— Твои муж берем.
— Оставьте меня, старого, ведь ночь на дворе, — стал упрашивать Сидор.
Старушка запричитала.
— Он провожайт нас, — сказал длинный, дергая за рукав Сидора.
Не обнаружив ничего подозрительного, каратели покинули деревушку.
Утром я проснулся первым. Не желая тревожить Павла, осторожно оделся, взял карабин и вышел наружу. Было тихо. Лишь кое-где пели запоздалые петухи. Все белело от пушистого инея. Спустившись с крыльца, я увидел утоптанный сапогами снег. Осмотрев следы, уходившие в поле, понял, что здесь явно были немцы.
— Ой, мальцы. Кажись, неладное стряслось, — всплеснула руками старушка. — Ночью приходили вроде бы супостаты, а с ними мой старик, шибко напуганный. Он положил инструмент, и они увели его с собой. Злые. Так глазищами по сторонам и шнырят.
От рассказа хозяйки на меня повеяло холодком.
— Вот так номер! — вскакивая с постели, проговорил Павел.
Оказывается, он слышал, как ночью в доме кто-то разговаривал. «Вроде Васька Ворыхалов пришел», — подумал Павел, перевернулся на другой бок и снова уснул. Было ясно — мы уцелели чудом.
Отыскав Веселова, рассказали ему о случившемся.
— Не может быть! — испуганно проговорил командир.
В это время у Погоста разгорелась стрельба. Били пулеметы, хлопали винтовочные выстрелы. Заряжая на ходу карабины, мы бросились к околице. Что это могло быть? Заняли оборону. В той стороне, где шла стрельба, виднелись несколько изб и высокие тополя. Между деревьями метались фигурки людей. Но вот стрельба прекратилась, и спустя некоторое время из поселка выполз большой обоз. Повозки двигались в сторону леса и скоро скрылись в нем.
— Надо узнать, в чем дело, — сказал Веселов.
Встав на лыжи, мы направились к Погосту.
— Может, Сидора моего увидите, гоните его домой. Он в полушубке и заячьей шапке! — кричала нам вслед старушка.
Мы шли по следу, оставленному ночью фашистскими разведчиками. Близ деревни, уткнувшись лицом в снег, лежал убитый. Он был раздет. В стороне валялась окровавленная пушистая заячья шапка…
— Вот он, Сидор, — сказал Поповцев, перевертывая застывшее тело.
У кладбищенской ограды лежали трупы расстрелянных мирных жителей. Возле убитых горько плакали женщины и дети. Люди приняли нас сначала за немцев. Они испуганно смотрели в нашу сторону. Узнав, что мы партизаны, женщины рассказали о случившемся.
Оказалось, час назад в поселок въехала красноармейская разведка. Здесь произошла горячая стычка. Наши бойцы уничтожили два десятка карателей, но и сами — все семеро — погибли в бою.
Озлобленные фашисты учинили расправу над жителями и, опасаясь возмездия за свои зверства, повернули обратно в Великие Луки.
Этот случай послужил нам серьезным уроком. Караульная служба стала для нас святым делом.
Мы еще не знали о гибели Боровского. Маршрут, составленный лейтенантом, совпадал со следом карателей, а поэтому мы шли осторожно.
Близ густого ельника мы наткнулись на убитую лошадь с перевернутыми санями, сидя на которых протяжно выла большая черная собака. При нашем приближении она отбежала в ельник и затаилась.
— О ком это пес горюет? — спросил Аркадий Цветков.
Мы подняли сани. Под ними, обхватив двух крохотных девочек, лежал седой, худенький старик. Все они были прошиты автоматной очередью. Озноб прошел по телу при виде этого страшного зрелища.
— Видно, дед с внучками, — сказал Володя Баранов.
Когда мы отошли, собака бросилась к трупам и завыла пуще прежнего.
На одном из хуторов нам повстречался обросший инвалид на деревянной ноге. Он предупредил:
— Осторожнее, ребята. Здесь недавно уложили шестерых. Вон они на поле лежат.
Мы всмотрелись. Вдали, между деревней и лесом, чернели темные точки.
— Немцы далеко ушли? — спросил Веселов.
— Не знаю, — ответил инвалид.
— Надо проверить. Не Боровской ли попался? — сказал Веселов.
По дороге идти было опасно. Решили приблизиться к убитым со стороны леса. Со мной пошли Горячев. Поповцев, Ворыхалов и один боец из группы Боровского. Первый труп лежал совсем близко к лесу. Мы подошли к нему, но узнать не смогли. Лицо разворочено разрывной пулей, одежда обледенела. Второй лежал дальше. Горячев смахнул снег с лица убитого.
— Связной Боровского… — тревожно произнес Николай.
Третьим был сам Боровской. Лейтенанта мы узнали только по одежде. Лицо его было обезображено. Нижняя челюсть выбита прикладом. Снег вокруг был сильно утоптан. Рядом валялись стреляные гильзы от пистолета «кольт», изорванный конверт от пакета.