— сейчас я имею в виду первую часть вашего ответа на предыдущей вопрос, — приняты завтра. Без всяких оговорок и возможности двусмысленного толкования. Вы уверены, что это не приведет к полной потере контроля за ситуацией в стране?
— Мы уже убедились, что скачкообразное, насильственное ускорение истории — вещь опасная и с трагическими последствиями. И наш долг — сделать все, чтобы в нынешней революционной ситуации избежать новых кровавых ошибок. Поэтому я выступаю за постепенную перестройку экономики, правовых норм, всего уклада жизни. Чтобы избежать дезорганизации и хаоса. Именно так: постепенное политическое и экономическое обновление и совершенствование всего государственного механизма. Эта работа должна идти обязательно конституционным путем.
— Вы не разделяете опасений, что новый парламент может превратиться в чисто формальную структуру?
— Разделяю. Но убежден, что присутствие и голос пусть даже небольшой, но прогрессивной — в моем понимании — группы людей в парламенте могут очень сильно влиять на развитие событий. Причем не только на обстановку в самом парламенте и принятие решений, но и на настроение и мировоззрение миллионов людей. Ясно, что об этом можно говорить всерьез лишь при условии безоговорочной гласности в работе законодательного органа страны. Последнее особенно важно. Ведь народ-то еще на самом деле не проснулся! Я сужу по ходу предвыборной кампании: в каждом округе в предвыборных баталиях участвуют сотни, пусть тысячи людей. А основная-то масса — триста тысяч — где она? В лучшем случае эти люди придут к избирательным урнам.
Мы стоим на критической точке своего развития. Куда идти, что сделать, чтобы не случилось еще одной трагедии? Ведь ситуация по-прежнему такова, что достаточно прийти к власти другим людям — и все может повернуться вспять. В моей жизни это уже было.
Достаточно завалить прилавки дешевой водкой, раскрутить пропагандистскую машину, как это было при Брежневе, — и все вернется на круги своя. При умелой манипуляции этими рычагами поворот возможен. Но допустить этого нельзя.
— Вы зарегистрированы кандидатом в народные депутаты. Какие шаги вы предприняли, чтобы стать им?
— До того момента, когда несколько недель назад ко мне не пришли двенадцать человек и не убедили, что мне нужно включаться в предвыборную борьбу, я об этом не помышлял. Меня действительно убедили, что сегодня это необходимо. Я буду бороться.
— Я помню, что для людей моего поколения — мальчишек начала шестидесятых Юрий Власов был святым. «А вот Власов поднял бы эту машину одной левой». «А Власов бы один разогнал всю дворовую шпану». А потом это имя звучало все реже. В начале семидесятых появилась написанная вами по материалам вашего отца книга «Особый район Китая». Из короткого предисловия большинству читателей, видимо, не было ясно, что «составитель Ю. П. Власов» — тот самый силач Юрий Власов. И только совсем недавно — два-три года назад — широкий читатель прочел ваши острые публицистические статьи и интервью.
— Я пережил, наверное, одно из самых жестоких заключений — заключение молчанием. Полная изоляция, неприятие того, что ты пишешь, говоришь, думаешь… для интеллигентного человека, чей труд — работа мысли, более страшного наказания не придумать. Вот он, закупоренный в четырех стенах, что-то пишет, составляет проекты. Но это не берет ни одна газета, ни один журнал, ни одно издательство. Сплошь и рядом в таких случаях происходит надлом психики, нравственности. Целью могут стать только заработки любой ценой, люди превращаются в стяжателей. Другие от полной потери веры в себя спиваются, становятся наркоманами, религиозными сектантами. А если ты пытаешься до последнего сохранить в себе то, во что свято верил, то можешь превратиться в официального городского сумасшедшего. Родная мать уже могла сказать: «да чем ты занят? Посмотри на нормальных людей!»
Выйти из этого состояния безумно сложно. Но чтобы оказаться изгоем, достаточно было на более-менее заметном уровне высказать сомнение по поводу существующих порядков.
И это — замораживание мысли — одно из самых серьезных преступлений нашего режима.
— Одна из наиболее частых тем ваших публицистических выступлений — положение дел в отечественном спорте. Многие из затронутых вами проблем в большой степени можно отнести и к цирку: нередко выжатые как лимон люди оказываются на свалке…
— В условиях, когда физическое состояние народа можно охарактеризовать как вырождение, спорт не должен замыкаться только на добыче золотых медалей, выращивании чемпионов, поглощая средства, крайне нужные для народного спорта, особенно детского. Спорт должен служить здоровью общества, а не амбициям бюрократии.
Так называемый большой спорт сегодня — это не что иное, как торговля телом, торговля здоровьем. Здоровьем и самих спортсменов, и нации в целом. Валютная проституция. Наркотики, непомерные нагрузки, нарушающие гармоничное развитие человека, зачастую лишающие юных спортсменок возможности стать в будущем здоровыми матерями. Во имя чего?
Во многих видах спорта положение таково, что без допингов уже невозможно показать результат мирового уровня. И в параллель спортивному состязанию приходит еще одно: кто попадется на приеме допингов, а кто — проскочит. Это не только в нашей стране.
Я с разных трибун предлагал: давайте, по крайней мере, в тяжелой атлетике, раз и навсегда откажемся от употребления запрещенных химических препаратов. Честно, сами для себя. Пусть результаты наших спортсменов откатятся на пятые и десятые места в мировых таблицах. Пусть! Но выиграют все, а у больного большого спорта появится шанс стать символом здоровья, а не катастрофически быстрой деградации человека. Физической и нравственной.
И срочно, без лицемерия и лжи, разделить спорт на профессиональный и любительский, назвать вещи своими именами.
— Будь так, тогда бы, видимо, была исключена и та трагедия, которая произошла с вами в 68-м, когда вы оставили большой спорт.
— В те годы у меня еще не было опыта литературной работы. Мне удавалось заключать какие-то договоры с издательствами, чтобы меня не обвинили в тунеядстве. Удавалось печатать спортивные рассказы, но опубликовать серьезные исторические работы было практически невозможно. Та же книга «особый район Китая» готовилась к изданию с невероятным трудом. Работа была начата в 68-м, а издана книга только в 73-м. Тотчас после этого мне было передано лестное предложение Брежнева перейти на работу в Международный отдел ЦК. Это было признание. И какое! Я же о себе точно знал, что работать там не смогу. Таить и искажать свое мнение — это не мое. И потом — литература. Я столько к ней шел… отказ принять это предложение был многими воспринят как сумасшествие. Я ведь во время работы над книгой продал машину, дачу, чтобы хоть как-то свести концы с концами.
В других работах, касающихся, например, истории Французской революции или дореволюционной истории России, усматривали аналогии с тогдашними правителями нашей страны и, естественно, в публикации отказывали. А с первой частью романа «Соленые радости» произошла и вовсе анекдотическая история: в издательстве «Советская Россия» меня отфутболили, обвинив в том, что «это хуже Кафки». и я ясно осознал: ничего серьезного мне напечатать не удастся. Но я работал. Писал, зная, что я пишу в стол. Но зная и то, что если я начну самого себя править в угоду идеологическим догмам, то деградирую, превращусь в дерьмо.
Сейчас мои книга издаются, и я рассчитываю опубликовать многое из того, что было написано за эти годы.
— А вы не пытались опубликовать свои книги на Западе, скажем, в издательстве «Ардис»?
— такие предложения были, но я их категорически отвергал. Я прекрасно понимал, что если за мной сохранялось, по меньшей мере, право писать «в стол», то, опубликуй я хоть строчку на Западе, мне не только не дадут здесь ничего опубликовать, но лишат возможности просто писать: начнутся обыски, допросы.
С другой стороны, когда ты работаешь в одиночестве, в изоляции, будучи оторванным от суеты и идеологической трескотни, появляется уверенность, что выводы, к которым ты пришел, — это именно твои, выстраданные тобой выводы. Но иногда это походило на изобретение велосипеда. Когда я впервые познакомился с книгами Солженицына, то понял, что многое, очень и очень многое, уже известно и написано.
— Вы член Союза писателей?
— Нет. И становиться им не намерен.
— И последнее. Собираетесь ли вы расстаться с литературным трудом, если станете народным депутатом СССР?
— Я глубоко убежден, что депутат — это, безусловно, профессия, совмещать которую ни с чем нельзя. Профессия, новая для нашего общества. Этому делу надо отдаваться целиком.
Ответственность депутата еще более высока в нынешней обстановке.
…Второй том «Мертвых душ», то, что от него сохранилось, Гоголь заканчивает словами: «Я приглашаю вспомнить долг, который на всяком месте предстоит человеку. Я приглашаю рассмотреть ближе свой долг и обязанность земной своей должности, потому что это уже нам всем темно представляется, и мы едва…»
Мы должны знать свой путь, знать, куда идем.
Беседу вел Михаил Подорожанский.
На критической отметке
Первый съезд народных депутатов СССР (25 мая — 9 июня 1989 г.)
Заседание седьмое. 31 мая 1989 г.
(Люблинский территориальный избирательный округ РСФСР)
Уважаемый председатель! Уважаемые депутаты!
Я избран от Люблинского района Москвы. Из дачного пригорода столицы Люблинский район превращен в одно из вредных для здоровья мест. Здесь сосредоточены десятки заводов, среди них и такой, как АЗЛК.
Воздух в районе плохой, вода не лучше: купаться в реке опасно. Превышены все запретительные санитарные нормы, однако не так давно введен в строй цементный элеватор, строится асфальто-бетонный завод. Чем дышать людям? Дымом труб?..