— Да? А где?
— Да прямо у тебя на комоде стоит!
— Ну-ка я проверю…
Мы пошли в маленькую бабушкину комнатку. Аппарат был наш старый, привычный.
— А номер какой, говоришь?
— Вот, я тебе крупно написала, — я вытянула из-под телефона листок с номером.
— Прямо звонить можно?
— Да.
— М-м! Дай-ка я Кларе позвоню…
Ну всё, сейчас на полдня хвастаться «личным номером»! Старый что малый, точно.
Четверг, 24 августа 1995.
Утром я вышла на балкон. Прохладненько уже так-то, осень близко. Я вообще мерзлявая, но пока есть возможность, буду ходить секси. Тем более, массовая мода на мини способствует. А чтоб зубами не клацать, чулки надену. Есть у меня одни, на силиконовой липучке. Они, правда, в мелкую розочку, но по-моему, сейчас прям всё простительно. В чём только народ не ходит, чес слово.
Вовка был сегодня какой-то как будто зажатый, что ли. Спросила.
— Так чемпионат же идёт по рукопашке. «Меч Сибири». Это я ещё лицо берёг. Но с Витамином, боюсь, так не получится.
— Что за Витамин?
— Да наш же. Здоровый он, лосяра. Есть мизерный шанс измотать, но он выносливый, с*ка, не хуже меня. На ногах бы устоять.
— Я что-то не пойму, вы же, вроде, в защите? Или как?
— Нет, шлема́ и всё это, конечно, имеется. Но понимаешь, любимая, если в голову прилетает ногой, даже в шлеме, всё равно синяки останутся.
— Мда-а-а… Это что, финал уже, получается?
— Ага. В воскресенье будет.
— Посмотреть, я так понимаю, нельзя будет?
— У-у-у, нет конечно.
— А жаль, — я подумала, — Или нет. Не хочу смотреть, как тебя бьют.
Вовка усмехнулся:
— Ну, я тоже буду бить.
— Ой, понятно дело. От того, что вы оба будете биты, мне, знаешь ли, как-то не легче.
Он тихонько засмеялся и обнял меня:
— Ты моя маленькая нежная девочка.
— Да. Я маленькая, нежная, и я не люблю мордобития. А тебя люблю…
— И я люблю тебя, радость моя.
Но в понедельник, когда я в очередной раз прибежала на обнимашки морда лица у Владимира Олеговича была таки битая. В своё оправдание он заявил, что Витамин тоже не ушёл обиженным. Били, я так понимаю, они друг друга, пока стоять могли. И вроде как по очкам золото присудили Витамину, а мой — серебряный. Красавчик.
Что характерно, Витамин оказался с их же роты, только с другого взвода. Вова мне его показал. И ходил Витамин сегодня тоже… бережно.
— А вам разве не полагаются какие-нибудь… освобождения от физкультуры, что ли?
Ой, какой выразительное лицо.
— Понятно. Только массовые расстрелы спасут революцию.
— Вот-вот, — сказал Вова и пошёл бежать три километра.
Главное, занятная какая штука — все спортивные упражнения в сапогах. Никаких не то что кроссовок, а даже берц. В тяжеленных кирзачах, подбитых медными гвоздями. Такая вот китайская мето́да. Видимо, как в том анекдоте: потом сбрасываешь шкаф — и ты терминатор. Такие дела.
СЕНТЯБРЬ УЖ НАСТУПИЛ…
Ещё три дня продолжалась моя лафа с каждодневным посещением уроков физкультуры, а потом настало первое сентября и мне (внезапно, блин!) пришлось выйти на учёбу. Это кровь из носу надо было сделать. Наладить контакты с преподавателями, произвести правильное впечатление. Договориться, в конце концов, о каких-то письменных сдачах. Мне реально это будет проще, чем высиживать от звонка до звонка все пары. И у Вовы тоже начался учебный год. Это значит — меньше физ-ры, больше всякой теории, окна между занятиями другие и не всегда удобные… Хорошо хоть возможность вечером по телефону поболтать оставалась.
Так вот, про первое сентября.
Многолетняя привычка идти в школу первого сентября с букетом зудела, как неприятный зуммер. Фубля. Возможно, из-за этого я и букеты не люблю. Первое сентября — у педагога ВЕСЬ ДОМ в цветах. Как у Матроскина, у которого молоко везде было, даже в умывальнике. За ними надо ухаживать, воду им менять и прочее. А потом они начинают массово вянуть и стебли такие противные становятся, бу-э-э… А ещё на мусорку тащи! А банки??? Банки в те махровые времена были нужной вещью. Не сказать, чтоб ценной, но порядочная хозяйка трёхлитровыми банками не разбрасывалась (тут взгляд такой многозначительный и знак (!)). А значит, все эти банки тебе же ещё и мыть. Ну, зашибись, удовольствие!
Я шла через центр и раздумывала. А что тогда? Гору шоколадок? Большую коробку конфет? Блокнотики? Фубля… О! Торт! Полюбас же чаи на праздник гонять будут. Зайду-ка я в «Вентус», крючок небольшой.
Пришлось немного постоять в очереди, но тортик того стоил. Симпатичный и вкусный — мы тогда такие покупали, после регистрации. Упаковали мне честь по чести и пошагала я дальше, весёлая.
Ноги чуть не унесли меня по привычке на филфак — вот бы конфуз вышел! Повернула уже с пешеходного перехода, причапала в пед, запёрлась с этим тортом в деканат — а там дым коромыслом. Все после лета радуются. Дошкольники же. Не знаю, как сейчас, а в те далёкие времена все были практики, в обязательном порядке работа с детскими группами, исследования — общение — а это всегда отпечаток накладывает.
25.ОСЕНЬ-ОСЕНЬ…
ИТАК, ПЕД. ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ
Заглянула я в деканат.
— Добрый день! — говорю, — Можно вам от меня коллективный подарочек оставить? Чтоб вы чаю попили в честь праздника?
Секретарша первая сориентировалась: «конечно»! Да «как приятно»!
Я коробку на стол поставила и пошла. Уже дверь за собой закрывая, услышала чьё-то удивлённое:
— А это кто?
— Это девушка перевелась к нам на третий курс, — ну правильно, секретарша же мне сама документы оформляла.
Зашла к Анне в аудиторию (тэкс, теперь это и моя тоже, между прочим). А там уже народу полно! И Анютка, конечно, на последней парте сидит с Зинкой и третьей их подружкой, как её, блин? Ирка, вроде. Та вообще феерическая девица оказалась. Типичная блонди из анекдотов, только без знания квантовой механики.
Я достаточно громко прикрыла дверь и поднялась на кафедру. Группа уставилась на меня во все глаза — мало ли кто я? Молодых преподавательниц тоже до фига было.
— Итак, товарищи, — в наступившей тишине веско произнесла я, — По последним данным, жить стало лучше, жить стало веселее… потому что я теперь с вами!
— Да это же Ольга Шаманова! — завопила со своего места Анна, — Я вам про неё рассказывала!
Да… Нет более шумных и неорганизованных групп, чем педагоги-дошкольники…
Я подсела к девкам на последнюю парту (длинные такие у нас стояли, по шесть человек за одну садились):
— Ваши сведения, барышня, несколько устарели, — покрутила перед носом у Анны рукой с кольцом.
Глаза у неё стали огромные:
— Ты что?.. Вы расписались, что ли⁈
— До-о-о, скоро месяц, как я солидная замужняя женщина.
— Офиге-е-еть! Когда познакомишь?
— Как только вырвется из своей этой армии — так сразу. Есть подозрение, что только к новому году.
— Да ты чё…
— Ну, вот така фигня, малята.
Аня ещё хотела много чего выспросить, но тут пришла кураторша и временно прикрыла нашу лавочку.
Зато после классного часа мы вместе поехали домой, запёрлись к Аньке в гости и протрепались до ночи…
Следующая неделя у меня получилась установочная, не всякий день получалось до мужа добежать. Зато в субботу я услышала от него такую феерическую историю, которая заслуживает отдельного заголовка.
ОСЕННИЙ ЗАГОН
У майора Гробовченко случился осенний загон.
В пятницу вечером (восьмого сентября, если кому нужна точность), когда, как говорится, ничего не предвещало, все желающие спали (поскольку вечерняя поверка прошла и был объявлен отбой), а отдельные нежелающие спать сидели в классной комнате, завесив изнутри окна и двери одеялами (ну, нужно же было как-то прекратить поступление вовне света от монитора и телевизора), майор Гробовченко вернулся в расположение роты, чтобы внезапно проверить боеготовность вверенного состава.
И первым делом незамедлительно вломился в классную комнату.
Обнаружив внутри некоторое количество любителей компьютерных игр и видеофильмов, он громогласно выкрикнул: «Что же вы делаете, товарищи курсанты?» (в инфернальном эквиваленте), после чего оперативно приступил к усиленной работе с курсантским боевым духом. Следует ли объяснять, что в этот момент майор Гробовченко был выпивши, что называется, до синевы, и держался на ногах исключительно на силе воли и чувстве долга?
Рота тотчас была построена на улице по форме номер два (брюки, сапоги, голый торс) и получила команду: «пять километров бегом марш!»
Поскольку товарищ майор отдавал себе отчёт, что контролировать процесс бега в подобном сумеречном состоянии ему будет сложно, он заблаговременно отдал приказ принести из казармы стул.
Далее события приобрели сюрреалистические формы.
Возвращающийся со своей супругой из поздних гостей замначальника ИВВАИУ по воспитательной работе, практически дошедший до собственного дома, имел счастье лицезреть бегущих в ночи курсантов (строго коробочкой, как полагается). При этом несколько самых здоровых парней пёрли приподнятый над строем стул, на котором, подобно римскому триумфатору, восседал сам майор Гробовченко.
Майор периодически отдавал команду: «Не трясите меня!»
Как сказал мне Вова: «Я говорю: Маяк, не трясите его, вас же заблюёт», — на что я сразу поинтересовалась: «А тебя разве нет?» — а сержант же сбоку бежит, оказывается. Вне опасной зоны, тысызыть.
Рык замначальника: «Рота, СТОЙ!!!» — накрыл ночной городок, — «На землю поставить!!!»
После этого товарищ полковник вспомнил о лишних глазах и ушах, очень спокойно велел супруге: «Дорогая, иди домой», а курсантам: «Рота, кру-ГОМ! В расположение БЕГОМ МАРШ!!!» — а уж потом, когда топот курсантов несколько удалился, занялся своей непосредственной обязанностью. Воспитанием.
Из литературных слов в этой проповеди было «тарщ майор», «вы что» и «чтобы я больше никогда», рёв стоял такой, что тополя тряслись, и никакие попытки майора Гробовченко пояснить, что он таким способом старался поднять дисциплину и мораль курсантов, во внимание приняты не были.