ешь, но…
– Молли.
Гейб смеется и набрасывается на мой рот. Это неуклюжее столкновение никак не похоже на спокойные движения, к которым я привыкла, иногда мне даже кажется, он продумывает на полшага вперед. Эти движения спонтанные, слегка неловкие. Наши зубы встречаются со стуком. И все равно это, наверное, мой самый любимый поцелуй от него за все лето. После него Гейб улыбается и прижимается теплым лбом к моему.
– Я все равно не пойду на эту чертову вечеринку, – упрямо бормочу я.
Гейб довольно смеется, уткнувшись в мою щеку. И затаскивает меня на заднее сиденье универсала, наши руки и ноги переплетаются… Я чувствую запах его шеи и чистой футболки и вижу в окно, как восходит белая луна, тяжелая и почти полная.
День 26
Я резко просыпаюсь в половине пятого – сердце колотится – и скидываю с себя одеяло. Волнение от того, что происходит с Гейбом, – а это волнение, ведь после того, как он подбросил меня до дома, мое тело еще час гудело, я ощущала его поцелуи на своем животе и ребрах, – не способствовало полноценному сну. На самом деле все наоборот. После трех ночных кошмаров с Патриком в главной роли я сдаюсь и в темноте надеваю кроссовки для бега. В голове крутятся воспоминания и сожаления.
Ноги наконец превращаются в желе, пот течет по позвоночнику – чувствую слабость от жары и обезвоживания, бегу так, словно что-то меня преследует, словно моя жизнь в опасности. В итоге упираюсь руками в колени, лицо красное и покрылось пятнами, в боку колет так, будто кто-то схватил за легкие и с силой их сдавил.
Поверить не могу, что когда-то меня хотели отправить в Бристоль, чтобы я бегала, но все так и было: в десятом классе в марте, во время моего забега против монастыря Святого Сердца, на трибунах появилась загорелая подтянутая женщина, а потом и следующим утром на тренировке. После обеда меня вызвали к руководству, усадили на пластмассовый стул и дали брошюру.
– Подумай об этом, – призвала меня рекрутер. Ее волосы были убраны в аккуратный хвостик на макушке, на ногах спортивные кроссовки, будто она планировала сразу после этой встречи отправиться бегом в Аризону. – Просто пища для размышления на следующий год.
После последнего урока я отыскала Патрика на парковке, он ждал меня на водительском сиденье «Бронко». В нашем округе действовал старый закон, что дети могут получить права на полгода раньше, если родителям требуется помощь с работой на ферме, а так как дом семьи Доннелли был поделен на зоны, все трое смогли водить прежде всех остальных. Обычно нас возил Гейб, потому что был самым старшим, но сегодня подвозил свою типа девушку Софи, а у Джулии до без пятнадцати пять была тренировка чирлидеров. По вторникам мы с Патриком всегда ездили одни. Вторники я любила больше всего.
Когда я открыла дверь, он слушал Mumford&Sons, откинув голову на потертое кожаное сиденье, дневное солнце танцевало по его гладкой загорелой коже. Он нежно обхватил мое лицо ладонями и поприветствовал поцелуем, таким знакомым и приятным.
– Что тут у тебя? – спросил он, когда я протянула ему брошюру: серые глаза с любопытством взглянули на нее, а потом на меня. Выражение его лица омрачилось, когда я объяснила.
– Ого, – сказал он, когда я закончила. Вернул мне брошюру, бросил взгляд через плечо и включил заднюю передачу. – Я… ого.
– Это странно, да?
– Ага, – Патрик хохотнул, – это очень странно.
– Правда? – спросила я обиженно, хотя сама первая это сказала. – М-м.
– Нет, я не имел в виду, что ты не быстрая бегунья, просто… подожди, – сказал Патрик, посмотрев на меня, а потом выехал с парковки. Под моими ногами захрустела обертка от батончика мюсли, оставленная Джулией. – Ты хочешь поехать?
– Не знаю. – Я пожала плечами, вдруг, как ни странно, пожалев, что сказала ему. Я никогда так не чувствовала себя рядом с Патриком, ведь постоянно делилась с ним своими мыслями еще с тех пор, как научилась говорить. Это было непривычно и непонятно, словно оступиться на тротуаре. – Нет. В смысле, это вряд ли. Нет.
– Это что, как Хогвартс? Живешь в лесу с кучей других девчонок, которые заставляют с помощью девственной крови проводить обряды?
– Это не Хогвартс. – По правде говоря, меня это немного рассердило. Не скажешь, что он ко всему относится с пренебрежением… Ладно, так и было, но не при разговоре со мной. Меня он слушал, я говорила на его языке. – Мы все равно живем в лесу, – указала я, игнорируя его слова про обряды – и про девственниц – и ковыряя пластмассовый шов на двери «Бронко». Я нечасто сидела спереди, ведь обычно это место занимала Джулия, а мы с Патриком забирались назад. – Кажется, это место находится в пустыне. Я не знаю. Ты прав, это глупо. Забудь, что я сказала.
Мы остановились на красный; Патрик потянулся и слегка подтолкнул меня в бедро.
– Молс, – сказал он, глядя на меня так, будто я дергала его за цепь, будто думал, я пыталась пожать ему руку, держа в своей шокер, или заставить его сесть на пукающую подушку, или предложила ему жвачку, окрашивающую зубы в черный. – Эй, поговори со мной. Ты хочешь поехать?
– Нет, – упрямо повторила я. – Не хочу, просто… мне не нравится, что ты говоришь об этом, как о чем-то невозможном, понимаешь?
– Но это невозможно, – парировал Патрик, выглядя озадаченным. – Правильно?
Правильно?
Я только обдумываю это, хотелось сказать мне. Приятно, что меня ценят за что-то. Иногда я боюсь, что мы с тобой слишком привязаны друг к другу.
Я посмотрела на него, переплела его пальцы со своими и сжала.
– Правильно, – ответила я. Красный сменился зеленым, и Патрик поехал.
Он появляется днем в гостинице, когда черно-синяя гроза скользит по горам в нашу сторону, а в дверь проникают тихий рокот грома и порыв прохладного влажного ветра.
– Привет, – говорю я, моргая. Сердце на одну дурацкую секунду спотыкается, но потом я понимаю, что сейчас – не два года назад, когда он заезжал за мной в конце каждого рабочего дня. Это было тогда, напоминаю себе, обхватив край стола, словно готовлюсь к физической боли. А это – сейчас. – Приехал за Тесс?
Патрик кивает; идет по лобби, нас разделяют стол, два стула и кожаная оттоманка, но он все равно отступает еще на шаг, словно я радиоактивная, словно может что-то от меня подхватить.
– Она писала, – говорит он, в его голосе почти отсутствует интонация, – что заканчивает.
Я медленно киваю в ответ.
– Хорошо.
Вежливее всего отстать от него, но я все равно пялюсь, как невоспитанный ребенок. Он ниже Гейба на несколько сантиметров, сейчас, наверное, чуть меньше шести футов[5]. На подбородке виднеется намек на щетину. Он стоит достаточно далеко, чтобы рассмотреть, но я знаю, что в левом глазу у него есть темное пятнышко на серой радужке; я раньше сосредотачивалась на нем, когда мы целовались, словно так могла заглянуть в его сердце.
– Слышал, мой брат пригласил тебя на вечеринку, – говорит Патрик. Удивлена, что он вообще разговаривает, ведь так и соблюдает дистанцию, чтобы не подхватить что-нибудь заразное. На нем бейсбольная кофта с закатанными до локтей рукавами. На запястье вижу родимое пятно в форме фасоли.
– Это так, – отвечаю, убирая волосы за уши и задаваясь вопросом, что еще он слышал и на что был похож этот разговор. – Да.
Поверить не могу, что Гейб пихнул наши едва начавшиеся отношения прямо Патрику в лицо – ведь почти год молчал о той ночи в его спальне, но я не впервые спрашиваю себя, какого черта делаю, снова связавшись с Доннелли.
– Я сказала ему, что не приду, если тебя это волнует.
Патрик едва заметно качает головой.
– Мне плевать, что ты делаешь, Молли. Кажется, я это уже говорил.
Мои щеки охватывает жар.
– Ага, – соглашаюсь я и беру бумаги, за которыми вообще сюда пришла – список забронированных номеров на эти выходные. Пенн ждет меня в офисе, на ее коленях свернулась Дези, дрожа от грозы. – Говорил.
Поворачиваюсь, чтобы уйти, но в последнюю секунду оглядываюсь; Патрик смотрит прямо на меня, сила его взгляда сродни физическому контакту. Мы с ним никогда не занимались сексом – до этого дня я делала это лишь с Гейбом, и всего один раз, – но все равно знаю каждый сантиметр его тела. Это такое знакомство в ходе практики, когда много лет проводишь с кем-то каждый день. Как глупо он говорил, когда ломался его голос. А в седьмом классе он напрямую спросил, ношу ли я лифчик.
– Я видел, что сделала моя сестра тем вечером в «Кроу Баре», – говорит он, все еще глядя на меня. Я так скучаю по нему, до смешного сильно. – Надо было ей сказать, чтобы отвалила.
Инстинктивно и смущенно скрещиваю руки на груди. Ты немного толстовата, вспоминаю ее слова. Ладони становятся горячими и онемевшими от стыда. Конечно, он это слышал. Конечно, уже считает меня толстой.
– Я думала, тебе плевать, что я делаю, – отвечаю я.
Брови Патрика взлетают, словно он не ожидал такого ответа. Мне кажется, я тоже его не ожидала. Одну безумную секунду думаю, он сейчас улыбнется, и задерживаю дыхание в предвкушении, словно ожидая чиха или приземления бабочки на палец. Но он лишь качает головой.
– Это так, – говорит он, выражение его лица мне непонятно. – Хочешь прийти на вечеринку, приходи.
Я моргаю, не понимая, всерьез он это говорит или нет.
– Ты бросаешь мне вызов?
– Называй, как хочешь, – говорит Патрик, поворачивается и идет к двери, к разжигающейся и свистящей грозе на улице. – Увидимся, Молс. Скажи Тесс, я жду ее в машине.
День 27
Гейб необычайно счастлив, когда я пишу ему, что приду на вечеринку; даже приезжает за мной к маминому дому, чтобы меня не привязали к городскому столбу, как Эстер Принн.
– Готова? – спрашивает он, когда я пристегиваюсь в универсале. – Чресла препоясаны и так далее?
– Заткнись. – Улыбаюсь, так крепко сжимая в руках томатный суп в хлебной тарелке, что, к тому времени, как мы доберемся до фермерского дома, от него грозят остаться лишь жижа и крошки. Знаю, Гейб видит, как я напугана, и считает, что мне нечего опасаться, но мне нравится, что он подшучивает надо мной. – Все круто, понятно? У меня все круто.