За ними идет пара постарше, мужчина в шортах цвета хаки и намазанная автозагаром женщина в яркой футболке, с большой сумкой с изображением гавайских танцовщиц и в ядовито-зеленых шлепках.
– Добро пожаловать в гостиницу Стар-Лейк, – произношу я, когда она отдает мне кредитку.
Женщина заговорщически наклоняет голову с желтовато-серыми волосами, словно мы с ней старые подружки.
– Может, вы мне скажете, – произносит она тихо, голосом только-между-нами-девочками. – Диана Барлоу действительно живет в этом городе?
Так.
– Живет, – подтверждаю я, стараясь не выдавать эмоций. Достаю из ящика за спиной ключи от их номера. – А вы фанатка?
– О, самая большая, – заверяет меня женщина. – Мне больше нравятся ее ранние работы, но вы читали «Дрейфующую»? Я плакала два дня. И, знаете, эта книга про ее дочь. – Когда я разворачиваюсь, она чуть ли не лежит на стойке, как будто ожидает увидеть под ней мою маму. Она качает головой. – Душераздирающая вещь.
– Жутко, – соглашаюсь я, все мое тело вспыхивает, как факел, поднесенный к котлу – если посмотреть на меня сверху, можно заметить, как я алею. Это – самая худшая часть, напоминаю себе, стараясь оставаться безмятежной. Если не считать все остальные худшие части. – Такая грустная.
Женщина забирает ключи и идет наверх вместе со своим оплывшим мужем, оставив меня наедине с самой собой. Подношу руку к пылающей щеке, а другой отстегиваю бейджик. На нем большими буквами написано Молли, достаточно анонимно, чтобы женщина в яркой футболке даже не посмотрела на него.
И в этот момент поворачиваюсь и вижу Тесс.
– Даже не думай, – говорю ей, подняв руку. Она стоит в шлепках в дверях, ведущих в кабинет. Понятия не имею, сколько там пробыла, но выражение ее лица говорит о том, что достаточно долго. – Все в порядке.
– Я ничего не собиралась говорить, – отвечает Тесс, и я чувствую, что она не шутит, что, вероятно, унесет этот разговор в могилу. Она кивком показывает на Сашу, которая пересекает лобби, чтобы занять место за стойкой. – Собиралась на перерыв. Не хочешь прогуляться?
Открываю рот, чтобы отказаться, и тут же закрываю.
– Я… конечно.
Мы выходим на заднее крыльцо и спускаемся по деревянным ступенькам к бассейну. Сегодня облачно, и на мелководье, стуча зубами и с посиневшими губами, плавают по-собачьи несколько детишек.
– Мы тоже были такими, – говорит Тесс, кивая на них подбородком. – Я и мой брат. Если могли, плавали в феврале.
Я улыбаюсь. Она никогда не говорила про своего брата.
– Он старше или младше?
– Старше, – отвечает Тесс. – Учится в Нью-Йоркском университете, поэтому мы ненадолго увидимся с ним осенью. Я уезжаю в Барнард, это очень близко.
– Круто.
Мы снимаем обувь и, присев на бетонный край бассейна, болтаем ногами в ледяной воде.
– Ага, – говорит Тесс и тянется за листом, плавающим на поверхности. – Мне пришлось пообещать маме, что, переехав туда, я не перестану брить подмышки, но я не знаю, их программа по экономике кажется довольно интересной. Посмотрим.
Вспоминаю письмо декана о выборе специальности, которое висит во входящих и ждет ответа.
– Откуда ты знала, чем хочешь заниматься?
Тесс пожимает плечами.
– Я сильна в математике, – говорит она. – Всегда была сильна; с одиннадцати лет занималась родительскими счетами. И мне нравится международная экономика – например, как то, что происходит в одной стране, влияет в плане денег на то, что происходит в другой. – Она улыбается. – Понимаю, что это очень скучно для большинства людей, не волнуйся.
– Нет, все совсем не так. Я под огромным впечатлением. – Качаю головой и ковыряю отошедшую от края бассейна замазку, мысленно сделав пометку сообщить об этом ремонтникам. Тесс откидывается назад, опирается на ладони и вскидывает голову, будто пытаясь выжать из облаков солнечные лучи. – Как думаешь, вы с Патриком останетесь вместе? – спрашиваю я и тут же чувствую себя неловко – вот мерзавка, даже не знаю, зачем спросила. – Извини. – Опускаю взгляд вниз. – Это крайне неуместно и за гранью дозволенного.
Тесс мотает головой.
– Нет, все в порядке; мне тоже очень интересно. Я думаю, что да. Мы разговаривали об этом. Он не знает, где будет, но оттуда до нашего города не так далеко. – Она морщит нос. – А вы обсуждали, что вместе будете учиться в колледже? – спрашивает она меня. – Раз уж мы пересекли грань.
Я улыбаюсь – это, без сомнения, странный вопрос, но я благодарна за него.
– Да, – отвечаю, – обсуждали.
Тесс кивает, внешне невозмутима.
– Солнце выходит! – вот и все, что она говорит.
День 45
Желая стать людьми, которые пытаются наладить отношения, мы с Патриком отправляемся в самую неловкую пробежку вокруг озера. На воде стукаются друг о друга несколько лодок, а где-то в деревьях шумит дятел. С одной стороны, нам необязательно много разговаривать, и это здорово. С другой – хоть теперь бег не причиняет столько страданий, как было сразу после моего возвращения из Бристоля, стараясь не отставать от него, понимаю, насколько сильно сдала.
– Ты в порядке? – спрашивает Патрик, не глядя на меня.
– Все хорошо, – отвечаю ему, устремив взгляд строго вперед.
Раньше я не ощущала такой неловкости – ничто, связанное с Патриком, не вызывало неловкости, а бег вообще был частью каждодневной жизни: добежать до границы леса за фермой и обратно, на выходных челночный бег вверх-вниз по трибунам. Иногда побеждал Патрик, иногда я. Насколько помню, мы с ним никогда не соревновались.
Игнорирую жжение в ногах и продолжаю бежать. Чувствую, какой мягкой и бесформенной я, наверное, выгляжу в леггинсах и топе, словно под одеждой спрятан слой пудинга. Интересно, он тоже после возвращения в город бегает каждый день, и мы вместе кружим по всему городу, не натыкаясь друг на друга? От этой мысли становится одиноко и грустно. Но у него же есть Тесс, верно? Тесс, которую я подвезла домой вчера вечером, Тесс, которая закинула на приборную доску ноги в шлепках и самым фальшивым голосом подпевала песне Майли Сайрус, игравшей по радио.
Тесс, которой я точно не расскажу про эту маленькую прогулку.
– Так держать, – говорит Патрик, когда мы останавливаемся, и на прощание дает мне пять, как будто поздравляя с чем-то, хотя кажется, мы ничего не добились. – Надо будет повторить.
В изумлении качая головой, смотрю, как он убегает от меня в сторону своего дома. Солнце покалывает и греет заднюю часть моей шеи.
День 46
– Ты должен им заплатить, – спорю я следующим вечером после ужина, распластавшись на мокрой траве маминого заднего двора. В соснах лениво мерцают светлячки. – Они выполняют работу, им надо заплатить.
– Это спортсмены из колледжа! – упрямо твердит Гейб. – Ты получаешь стипендию, это компенсация. Если не ходишь на занятия и получаешь ее, это…
– Нельзя ходить на занятия и получать ее! – парирую я. Мне нравится вот так добродушно спорить с ним. С Патриком мы достигали согласия во всем… пока не настал момент, когда наши мнения решительно разошлись. – Ты тренируешься восемьдесят часов в неделю; и тренеры говорят тебе не учиться и сосредоточиться на играх.
Гейб кривится.
– Мне платят восемь баксов в час, чтобы я сканировал карты в студенческом центре, – говорит он, подтолкнув теплой лодыжкой мою. – Хочешь, чтобы я платил им восемь баксов в час?
– Возможно! – посмеиваюсь я. – Это лучше, чем вообще не платить.
– Ага. – Гейб улыбается и приближает лицо к моему. – Дурацкий спор, – решает он, уткнувшись носом в мой. – Давай лучше поцелуемся.
– Как хочешь, – говорю ему и встаю на колени, чтобы достать купленный им пакетик с мармеладными червячками – движение разжигает невыносимую боль в обоих бедрах, и я издаю стон.
– Полегче, хулиганка, – говорит Гейб, сам тянется за пакетиком и отдает его мне. – Много бегала?
– Я… да. – С твоим братом, чуть не договариваю я. Можно было бы признаться ему, просто подсунуть эту новость, и это не показалось бы странным, посчиталось бы нормой, словно мне нечего скрывать.
Мне нечего скрывать.
Правда?
– Могу сделать массаж, – предлагает Гейб, кладет мои икры к себе на колени и сжимает их. Я улыбаюсь ему в голубых сумерках и молчу. Откидываю голову назад и наслаждаюсь видом.
День 47
Утром я должна отправиться с Имоджен покупать вещи для общежития – она нарисовала в своей голове весьма специфический дизайн для душевой, но Патрик присылает сообщение и предлагает побегать. Поэтому я прошу ее перенести поход на день и зашнуровываю древние кроссовки, хотя небо над озером фиолетово-серое и тяжелое, угрожает разверзнуться библейским дождем. Конечно, через несколько метров начинается ливень.
Я готова вернуться, но Патрик разворачивается и, выгибая брови, бросает вызов.
– Хочешь продолжить? – спрашивает он, и я киваю.
Холодные капли падают быстро и густо. Мы бежим. Мой топик намокает, вода затекает в носки, капает с ресниц и ручейками течет по спине. Я вдруг поскальзываюсь на глине. Земля уходит из-под ног, когда я приземляюсь на задницу. С мгновение я просто сижу на месте.
– Ты в порядке? – кричит Патрик, остановившись в двух шагах от меня, но потом возвращается. Кроссовки оставляют в грязи глубокие следы. Он тянется, чтобы поднять меня.
– Я… – Смотрю на его руку, как на посторонний предмет, на что-то, прилетевшее с другой планеты. Если не считать тот вечер на лужайке, после моего возвращения он почти не прикасался ко мне.
– Я сама, – говорю ему, быстренько провожу проверку рук и ног и решаю, что пострадала лишь моя гордость. Он миллион раз становился свидетелем моих унижений, но сейчас все по-другому. – Я в порядке. Просто сейчас я очень медленная и толстая, поэтому происходит такое.
– Ты что? – Глаза Патрика такого же цвета, что и тяжелое серое небо. – Ты с ума сошла?
– Господи, пожалуйста, не надо. – Поднимаюсь и снова поскальзываюсь, напоминая чертовых Лорел и Харди, снимавшихся в черно-белых фильмах, над которыми хохотал Чак, когда мы были маленькими. Я на грани – не знаю, чего, смеха или слез. Господи, я так устала. – Я не напрашивалась на комплимент. Они мне не нужны. Просто говорю, что сижу в этой грязи из-за того, что стала толстой и непов