юбку Имоджен, которая сидит на мне в облипку. Пожимаю плечами. – Я лгунья.
– Это точно, – отмечает Патрик, но за этими слова не слышится никакого раздражения. А через мгновение он добавляет, так тихо, что я почти не слышу: – Прекрасно выглядишь.
– Да? – Меня удивляет, что он вдруг одаривает меня комплиментами, достает их из заднего кармана, как блестящие новые монетки. А когда поднимаю голову, вижу, что его глаза потемнели, в них отражается голод. И в моей груди будто что-то треснуло и растеклось, как яйцо. Я сглатываю. – Ты тоже, – наконец говорю я.
Патрик кривится.
– Отличная попытка, – произносит он, фыркнув. Мы все еще стоим на пороге, наполовину в доме, наполовину на улице. Кажется, наши отношения – самое настоящее «посередине». «Не стоило сюда приходить», – хочу сказать ему или: – «Я рада, что ты сегодня написал».
– Почему ты расстался с Тесс? – спрашиваю его вместо этого.
Патрик качает головой, выражение его лица говорит: «Это очевидный вопрос и нереально сложный», будто даже если спрошу, то все равно не получу ответа.
– Почему? – Чувствую, как ночь давит на меня, слышу тихое жужжание комаров и уханье совы вдалеке. – Просто я была с ней, она…
– Ты была с ней? – спрашивает Патрик, выпучив глаза. – Почему?
– Потому что мы дружим! – выдаю я, скрестив руки на груди. – Знаю, ты меня ненавидишь и все такое, но мне все еще позволено заводить друзей.
Хотя я их не заслуживаю, напоминает резкий голос в моей голове. Посмотри, где я сейчас нахожусь.
– Ты знаешь, что я… – Патрик смотрит на меня так, будто я ненормальная. – Ты действительно так думаешь? Что я тебя ненавижу? И какого черта тогда я зову тебя к себе посреди ночи, почему расстаюсь со своей чертовой девушкой, если ненавижу тебя, Молс?
Я пугаюсь, тело словно бьет током. Он только что сказал…
– Потому что… – замолкаю и пытаюсь снова. Его лицо вдруг оказывается очень, очень близко. – Потому что…
И тут Патрик меня целует.
Сначала поцелуй неуклюжий, его лицо прижимается к моему так сильно и неожиданно, что я чуть не валюсь назад. Чувствую вкус крови и не могу понять, его или своей. Патрик раньше стеснялся целоваться, вел себя скромно и нерешительно, словно боялся, что сломает меня, если сожмет слишком сильно.
Этот поцелуй… совсем не такой.
Он похож на пожар в лесу, на поездку на аттракционе, когда кабинка несется вниз, и центробежная сила – единственное, что удерживает тебя. Руки Патрика оказываются везде. Я обхватываю его за шею, чтобы удержаться, сердце сильно бьется, а его зубы покусывают кончик моего языка. Только запах остался прежним. Кладу руки ему на плечи и подаюсь вперед, поднимаясь на цыпочки, чтобы оказаться как можно ближе. Я бы забралась в него, если бы могла, поселилась там и гуляла до конца лета. Гуляла до конца своей жизни.
А потом я вспоминаю про Гейба.
– Прекрати, – говорю ему прежде, чем понимаю, что сделаю это. Сердце колотится по-другому и внезапно отступает. – Просто… – продолжаю я, в панике вскинув руки, – я не могу. Патрик. Я не могу. Не теперь… Я не могу сделать это снова, извини.
Патрик совершенно сбит с толку. А потом прищуривается.
– Из-за брата? – спрашивает он и отступает так быстро, как будто выстрелил в меня, разбив вдребезги мои кости. Я морщусь. – Ты это сейчас серьезно?
– Патрик, пожалуйста, – начинаю я, но чувствую, как он пятится, чувствую, что снова все испортила, весь мир рушится на моих глазах. Охватившая меня паника кажется сжигающей, ужасной и внезапной. Хватаю его за руку, пока не отвернулся.
– Подожди, – требую я. И снова прижимаюсь к нему своим предательским ртом. Патрик издает звук, то ли стон, то ли рык. И целует меня в ответ.
День 54
Я просыпаюсь до рассвета с жуткой головной болью и ощущением, будто мое сердце выжали.
Что я наделала что я наделала что я наделала?
День 55
Стою в душе больше часа. Вода настолько горячая, что с трудом терплю. Мне хочется выжечь верхний слой кожи.
День 56
Элизабет и Микаэла хихикают, когда я прохожу мимо них на работу по коридору для сотрудников, поэтому, наверное, не стоило удивляться приклеенному к моему шкафчику листочку, на котором фигурка девушки, предположительно меня, ублажает ртом компанию парней. Я тут же хмурюсь.
Они все лето отпускали в твою сторону банальные шуточки, напоминаю себе – они не могут знать, что произошло между мной и Патриком, – но все равно несусь наверх и весь рабочий день прячусь в кабинете, сортируя по алфавиту файлы в шкафах Пенн и смотря на компьютере сериал «BBC: Голубая планета». И каждый раз, когда в коридоре раздаются шаги, я съеживаюсь.
День 57
Боюсь, что во время обычной пробежки у озера столкнусь с Патриком, поэтому делаю два круга по полю старшей школы, где все заперто и опустело на лето, напоминая зомби-апокалипсис. Странно вернуться сюда, в школу, в которой не доучилась, где все закончилось без меня, пока я пряталась на другом конце страны.
Беговая дорожка кажется теплой и упругой под ногами, а ноги сильными и легкими. Голова освобождена от мыслей, разум спокоен. Пробегая по парковке, останавливаюсь так быстро, что чуть не падаю.
Джулия сидит в «Бронко», черные волосы убраны в пучок на макушке. Ее руки обхватывают симпатичное угловатое лицо Элизабет Риз, их губы прижимаются друг к другу, словно в этом мире больше никого нет.
Я с минуту пялюсь на них. Моргаю. Эта ситуация напоминает сюжетный поворот в конце одной из маминых книг или фильма, где оказывается, что парень все это время был мертв, и миллион осколков-подсказок сливаются воедино: Джулия и Элизабет всегда вместе, как было у нас с Патриком. Удивление Гейба, когда я в начале лета спросила, встречались ли они с Элизабет. И мне не впервые приходит в голову, что никогда нельзя знать, что таится в закромах сердца.
Собираюсь сбежать, пока меня не заметили: интересно, знает ли кто-то еще. Хочется ускользнуть и предоставить ей разбираться с этим – выяснять до конца, а может, она уже все понимает. Но я как всегда слишком медлительная и глупая, и через секунду она отстраняется и моргает.
Черт. Я скорее вижу, как двигается рот Джулии, чем слышу сказанное; вот и ответ на мой вопрос, знает кто-то или нет. Чувствую, что краснею, ведь меня поймали на том, что я пялилась, как сумасшедшая. Хочу пообещать ей, что никому не расскажу – что понимаю значение слов «личная жизнь» и не из тех, кто будет трепаться. Но не успеваю, потому что Джулия срывается с места и несется к выезду, не сводя с меня взгляда.
День 58
Пока я меняю воду в миске Оскара, в дверь дважды настойчиво звонят. Я думаю, что это Алекс, который пришел починить болтающуюся ставню, на которую все жаловалась мама, но по другую сторону двери-ширмы стоит Джулия в топике и легком шарфике. Темные волосы, заплетенные в несколько кос, закреплены на макушке, как у Хайди.
Я стою на месте. Смотрю на нее. У нее стиснуты зубы, руки крепко сжаты в кулаки: с таким же успехом она могла бы поднять их, как бывалый боксер.
– Я ничего не расскажу, – говорю, не утруждаясь открыть дверь и впустить ее. Нет никаких сил для ссоры. – Если ты за этим пришла.
– Я… – На секунду Джулия совершенно сбита с толку, словно показалась на войне с танками и артиллерийским оружием и обнаружила, что я смотрю сериальчики и подпиливаю ногти. – Не расскажешь?
– Нет, – тут же говорю я, ощутив волну раздражения – будто это даже не обсуждалось. Она меня знает. Знает, что я не из тех, кто кричит на весь мир о том, что меня не касается, особенно насчет такой щекотливой ситуации. Хотя однажды я тоже думала, что знаю ее. – Не расскажу.
Джулия моргает и смотрит на меня ошарашенно, словно я выбила ее из колеи. Она меня недооценивает.
– Хорошо, – говорит она через мгновение. – Спасибо. Элизабет рассказала мне про приклеенный листок, ей очень жаль. – И добавляет: – Больше про нас никто не знает, кроме Гейба.
Она остается стоять на крыльце, вглядываясь в меня сквозь дверь-ширму. Вспоминаю, с каким удовольствием она издевалась надо мной большую часть прошлого года. Вспоминаю, как Чак застегивал на ней спасательный жилет на «Салли Форт».
– Ты же знаешь, что твоей маме будет все равно? – говорю я, хотя не понимаю, зачем сую нос. Возможно, потому, что когда-то ее семья была моей семьей. – В смысле… Возможно, тебе мой совет и не нужен. Но она будет счастлива, что ты счастлива, вот и все. И Патрик тоже.
Джулия скрещивает руки на груди и переминается. У нее яркие красные ногти.
– Я знаю, – говорит она немного злобно. – Конечно, Патрику будет плевать, что мы с Элизабет… неважно. Она ему не нравится. Он считает ее эгоисткой и думает, что я стала такой же, общаясь с ней, и я просто… Ты знаешь, какой Патрик.
Меня это удивляет – знаю, конечно, знаю. Знаю, что для разговора с Патриком требуется определенное мужество, и во время него ты чувствуешь себя упрямой и стеснительной. Именно поэтому я сейчас там, где нахожусь. Намного легче было рассказать секрет Гейбу.
Мне вдруг хочется объясниться перед Джулией, рассказать, как все произошло, но понимаю, что это гиблое дело, еще до того, как открываю рот.
– Да, – вот и все, что я говорю. – Я знаю, какой Патрик. – А потом озвучиваю нечто вроде предложения мира: – Элизабет симпатичная.
– О господи, достаточно. – Джулия закатывает глаза и качает головой. – Мы больше не подруги, понятно? Не надо пытаться сблизиться со мной за счет симпатии к девочкам. Я приехала сюда убедиться, что твоя мама не напишет о живущей неподалеку лесбиянке, вот и все. Договорились?
Такова Джулия Доннелли. Не знаю, почему ожидала чего-то другого.
– Да, – обещаю я, качая головой. Стараюсь не улыбаться. – Договорились.
День 59
После «Кроу бара» – после случившегося с