– Не может, согласен, – говорит Патрик, и это даже не вопрос. Его серые глаза сосредоточены на моих.
– Нет, – настаиваю я, качая головой. – Патрик…
– Он только что поцеловал тебя на ночь? – перебивает он меня. – Мой брат?
Мои глаза округляются.
– А тебе какое дело?
– Потому что я хочу знать.
– Очень плохо, – тут же говорю я, это за рамками дозволенного, даже учитывая то, что происходит между мной и Патриком. Просто за рамками дозволенного. Встаю с дивана, но Патрик останавливает меня, схватив за запястье.
– Подожди, – говорит он так искренне, что я останавливаюсь и смотрю на него. – Извини, – продолжает он. – Ты права: нельзя было это говорить. Извини.
Качаю головой, но позволяю ему затянуть меня на диван и сажусь, подогнув под себя ногу.
– Я серьезно, – тихо говорю ему. – Мы должны остановиться.
Патрик кивает и ничего не говорит. Играет с ниточкой на спинке дивана.
– Меня осенью пригласили в еще один проект, – тихо сообщает он мне. – Наподобие Outward Bound[7], в Мичигане. Рейнджерство, пробежки-экскурсии по парку. – Он пожимает плечами. – Своеобразный академический отпуск, если оценки не супер.
– У тебя хорошие оценки, – автоматически говорю я.
Патрик качает головой.
– Не в этом году.
– Мне жаль. – Вспоминаю, что рассказала мне об их планах на будущее Тесс, когда сообщила, что они сошлись. – Ты говорил Тесс? – спрашиваю я. – Что поедешь?
– Нет.
– Почему?
Патрик вскидывает голову и смотрит мне в глаза.
– Потому что хотел сказать тебе, – отвечает он. Не знаю, кто из нас первым подается вперед.
Этот поцелуй совсем не похож на тот у дерева, на отчаянное царапание – он медленный и сдержанный. Длинные ресницы Патрика касаются моих щек. Я издаю тихий стон.
– Тс-с, – снова говорит он, его теплые руки пробираются под мою футболку и обводят эластичную резинку моего бюстгальтера. Я дрожу. А потом наконец отстраняюсь.
– Что это? – спрашиваю я. Еще хуже, что в этот раз поцелуй был неспешным и приятным. Это намного хуже. – Что ты делаешь со мной, Патрик? Тесс – моя подруга.
– А Гейб – мой брат, – спокойно сообщает Патрик. – Но что есть, то есть.
– Мне с ним расстаться? – выпаливаю я и тут же чувствую, как краснеют щеки. Ужасно высказать эту мысль вслух – так же ужасно, как заниматься всем этим. Я забочусь о Гейбе. Я влюбляюсь в Гейба. Тогда какого черта здесь делаю? – Расстаться?
Патрик качает головой.
– Я не расстанусь с Тесс, – решительно говорит он. – Это не случится снова.
Смотрю на него, пульс на запястьях и ключице гудит, как улей. Влажный летний воздух давит. Он снова подается вперед, чтобы поцеловать меня, опускает на подлокотник дивана. Я закрываю глаза и полностью тону в этом.
День 67
Дома только Гейб, когда следующим вечером я заезжаю забрать его на двойное свидание с Келси и Стивом.
– Я здесь, – кричит он, когда я стучусь в дверь-ширму. Его комната находится неподалеку от кухни и представляет собой крошечное пространство, в котором сто лет назад ютились слуги, когда на ферме были лошади, свиньи и коровы. Гейб получил ее в тринадцать лет ввиду того, что был самым старшим.
– Привет, – настороженно здороваюсь с ним, прислонившись к дверному косяку: комната такая же, какой я ее помню – сине-зеленое клетчатое покрывало, комод из сосны. Здесь невероятно чисто для парня-подростка, как будто никто в ней не живет. У Патрика в комнате всегда бардак.
– Привет, – отвечает Гейб, натягивая поношенное серое поло. Меня не было здесь все лето, не было с тех самых пор, как между нами все произошло той ночью в мае в десятом классе, когда Патрик меня бросил.
Помню, как, полностью растерянная, спустилась по лестнице и зашла на кухню – между нами как будто разверзся каньон, как в каком-то старом мультфильме, где в земле появляется трещина, и через пять секунд она расходится. Это как свалиться с утеса и осознать это, лишь взглянув вниз. Я стояла там в оцепенении и с трудом услышала, как захлопнулась боковая дверь, а потом взревел двигатель «Бронко», когда Патрик сорвался с места.
Я не осознавала, что плачу, пока не увидела Гейба.
– Привет, Молли Барлоу, – сказал он, взглянув на меня, а потом еще раз, повнимательнее; он готовил на разделочной стойке сэндвич с индейкой, два куска хлеба уже лежали на тарелке. Он окончил школу полторы недели назад. – Что случилось?
Я покачала головой.
– Нет, ничего, – ответила я, вытирая лицо и подумав обвинить во всем аллергию. Потом поняла, что он мне не поверит, да и все равно это не имело значения. Это же Гейб.
– Поссорилась с твоим братом, но мы все решим, все нормально.
– Снова поссорились? – Гейб отложил нож и слизнул горчицу с большого пальца. Затем удивленно посмотрел на меня. – Какого черта, а? Реки превращаются в кровь?
– Заткнись. – Я засмеялась и шмыгнула носом. – Да, типа того. Ругаемся из-за одного и того же.
– Из-за частной школы? – спросил Гейб, а потом замешкался. – Извини, я не пытаюсь залезть к тебе в душу.
– Нет-нет, – сказала я, качая головой. – Все в порядке.
– Хорошо, – сказал Гейб, пересек кухню и встал рядом со мной у раковины. Так близко он был даже выше, чем я думала, я доходила ему лишь до груди. Мы редко оставались с ним наедине. – И… что?
И я рассказала ему.
Я рассказала Гейбу всю историю, о рекрутере и Бристоле, что мы с Патриком вдруг начали общаться на разных языках, как при строительстве Вавилонской башни или на кассете с французским, которые нравилось слушать Конни, пока она полола огород. Что я не знала, как теперь с ним разговаривать, не знала, как заставить его меня слушать. И чувствовала себя более одинокой, чем когда-либо.
– Я вообще не хочу ехать в проклятый Темпе, – закончила я. – Что там в Темпе? Ничего. Но я просто… я просто хотела поговорить. А он вместо этого… расстался со мной.
Гейб молча слушал, скрестив руки и сосредоточив на мне взгляд голубых глаз. А когда я замолчала, выжатая, как лимон, он вздохнул.
– Слушай, – наконец сказал он. – Ты знаешь моего брата. Знаешь его лучше всех остальных. Знаешь, какой он. Он что-то вбивает себе в голову, и это конец, понимаешь? Он чертов осел. Если он решает, что это кому-то не подходит – особенно ему, – то все. А твой переезд на другой конец страны, даже ради занятия чем-то крутым, даже если ты очень сильно этого хочешь? Ему это определенно не понравится. – Гейб сделал паузу на секунду, а потом продолжил: – И я серьезно. Молли Барлоу, стоит ли оно того? И мне это тоже не понравится.
Я уставилась на него, не понимая.
– Я…
Гейб тут же покачал головой.
– Забудь, – произнес он застенчиво, чего я никогда прежде за ним не замечала, и покраснел, словно сам не мог поверить в сказанное. – Это было слишком, ты же с моим братом…
– Я ни с кем, – выпалила я. Господи, в том-то и проблема – мы с Патриком как будто были одним человеком, одной душой или мозгом, или тем, что живет в двух телах, поэтому то, что сделал кто-то из нас, должно решаться совместными усилиями. Я вдруг стала задыхаться, а, возможно, задыхалась уже давно, просто заметила это только сейчас: ты же с моим братом. Как будто я принадлежала Патрику. Как будто, если ему что-то не нравилось, я не могла это делать, и точка. Взять, к примеру, Бристоль. – Я сама по себе. Я не принадлежу…
– Нет, конечно, я это знаю. – Гейб покачал головой. – Я имел в виду, ты его девушка. Или была, наверное. Слушай, все пошло куда-то не туда. Я просто имел в виду…
– Знаю, что ты имел в виду, – сказала я ему, осознав в этот момент, что и правда знала – по тому, как он смотрел на меня. Я выглянула в короткий коридор, ведущий в его небольшую, чистую комнату. И почувствовала себя безрассудной и храброй.
– Молли, – сказал Гейб, понизив голос. Его пальцы коснулись моих. Я заметила в его глазах коричневые крапинки. Никогда не находилась к нему так близко, чтобы рассмотреть. А когда он наклонился, чтобы меня поцеловать, его губы оказались мягкими и нежными.
– Черт побери, – сказала я, отпрянув через минуту… или двадцать. Мысли разлетелись в разные стороны, руки Гейба пробрались под мою футболку прямо на кухне их дома. Я прежде и не знала, насколько приятно, когда кто-то касается моего живота. И не подозревала, что была таким человеком. – Ладно, мы должны… – Господи, это неправильно, все не должно было так получиться; это должно было случиться со мной и Патриком в идеальный момент, как в одной из тупых маминых книг. А не так. Я уже зашла слишком далеко. – Черт возьми, Гейб.
– Хочешь остановиться? – спросил он, чуть задыхаясь. Его губы стали очень красными. – Мы можем прекратить, черт, нам, наверное, стоит… – Он замолчал, нервничая и почти впав в панику. Никогда не видела Гейба таким неуверенным. – Что мы делаем?
Я снова посмотрела в сторону его комнаты, затем наверх, где почти вечность назад оставила Патрика. И все вдруг показалось неизбежным, как уже написанная книга. Я покачала головой.
– Идем, – тихо пробормотала я. Гейб кивнул и взял меня за руку.
День 68
На следующий день начинается гроза, которая в точности соответствует моему состоянию; просыпаюсь рано под яростное мерцание молнии, гром рокочет так громко, что сотрясает кости. Поспать точно не удастся, поэтому стаскиваю одеяло с кровати и спускаюсь в гостиную, по дороге открыв все окна навстречу шипящему потоку дождя. Деревья беспокойно шелестят, чувствуется запах воды и грязи.
Петрикор – так называется запах дождя, ударяющего по асфальту. Этому меня давным-давно научил Патрик.
Наливаю себе кофе и иду с чашкой в гостиную, намереваясь просто посидеть и послушать дождь, позволить ему омыть меня, если для этого есть хоть какая-то возможность. Мне хотелось заплакать, как только я открыла глаза. Устраиваюсь на большом кожаном диване и дую на кофе, чтобы не обжечь себе внутренности. На стопке журналов, устроившейся на столе, лежит «Дрейфующая», загнувшийся клейкий листок отмечает то место, которое мама читает в библиотеках и магазинах.