– Я не… – начинаю я, но Патрик меня перебивает.
– Это неважно, – говорит он, его руки блуждают по мне, мое тело изгибается от его прикосновений. – Это все еще здесь, верно? Между тобой и мной. Я любил тебя, Молли, я люблю…
Патрик спохватывается и не заканчивает предложение. Я обнимаю его за шею и держусь.
День 71
На работе от меня никакого толку. Приходится трижды пересчитать общую сумму заработной платы, чтобы цифры сошлись. Не могу перестать думать о Патрике.
Вспоминаю, как в самом конце десятого класса призналась маме о нас с Гейбом – через две недели после случившегося, после выпускного, Гейб уехал работать вожатым в лагере Беркшира, а мы с Патриком так и не разговаривали. Все вырвалось из меня, как из давно спящего вулкана.
– Расскажи мне, – попросила мама, настойчиво и внимательно глядя на меня. Это было похоже на очищающий огонь.
После этого я побежала к Доннелли, не успело еще даже посветлеть, и воспользовалась запасным ключом, который Конни прятала в огороде под глиняной лягушкой.
– Проснись, – сказала я Патрику, забравшись к нему на кровать. От него пахло сном и домом. Я чувствовала себя так, словно увернулась от смертоносной пули. Как один из тех людей, что попадают под поезд, но остаются невредимыми. Я ощущала себя виноватой и удачливой. – Проснись, это я.
– Что? – Патрик заморгал и испуганно потянулся к моей руке. – Молс, что случилось? Что ты здесь делаешь?
– Я больше не хочу расставаться с тобой, – выпалила я. – Я никуда не поеду, никогда никуда не уеду; вела себя, как идиотка. – Покачала головой. – Я могу бегать и здесь, я хочу остаться здесь. Я решила и хотела рассказать тебе, как только… – Я замолчала. – Пожалуйста. Давай забудем об этом, и все станет, как прежде, хорошо?
– Эй, эй. – Патрик сел и с любопытством посмотрел на меня. Его волнистые волосы торчали в разные стороны после сна. – Ты в порядке?
– Я в порядке. Все замечательно. Я вела себя, как дура, просто…
– Ты не вела себя, как дура, – сказал Патрик. – Это я вел себя, как дурак. Я не хочу тебя сдерживать. Я люблю тебя и меньше всего этого хочу. Я, черт побери, ненавижу себя за то, что так поступал.
– Это не так, – заверила я, пристально глядя на него. – Это не так. Я хочу остаться здесь, я хочу быть с тобой.
– Я тоже этого хочу. – Патрик кивнул. – Иди сюда. Конечно, я тоже этого хочу.
Я забралась к нему под одеяло, хлопковые простыни и его тело согрели меня. Я совершила огромную ошибку, сделав это с Гейбом, и этот груз похож на гризли, устроившегося на моей груди. Я никогда ничего не утаивала от Патрика. И все равно в тот момент это казалось небольшой платой за то, чтобы выяснить, чего мне хотелось на самом деле: я собиралась починить наши отношения. Собиралась все исправить.
И никто об этом не будет знать, кроме моей мамы, Гейба и меня.
– Что ты делаешь? – спрашивает Фабиан, вломившись в дверь кабинета с пластмассовым Капитаном Америка в одной руке и Соколом в другой, выдернув меня из воспоминаний. Нажимаю «Сохранить» и смотрю на часы в углу экрана – Гейб должен забрать меня через двадцать минут.
Фабиан все еще ждет моего ответа; беру фигурку, которую он предлагает, и качаю головой.
– Признаюсь тебе, дружочек: это очень хороший вопрос.
День 72
В начале августа Имоджен и Красавчик Джей становятся парой в его студенческой квартирке. Через два дня он удивляет ее двумя билетами в парк скульптур в Вудстоке, о котором она рассказала ему на их первом свидании.
– Молодец, девочка, – говорю я, сидя на полу в ее комнате, скрестив ноги, пока она подготавливает картины для выставки во «Френч Роуст», которая состоится через две недели. Я предложила ей свою помощь, но у нее свое сложное видение. – Надо быть с тем, кто настолько отлично тебя знает.
Имоджен выгибает брови, бросив на меня взгляд через плечо. Она держит в руках два холста с изображенными птичками и проверяет, как они смотрятся рядом.
– Ты имеешь в виду себя и Патрика? – рассеянно спрашивает она.
Моя внутренняя температура падает на пятнадцать градусов.
– Я… что?
– О господи, – говорит Имоджен, разворачивается ко мне лицом, роняет один из холстов на ковер и прижимает руку ко рту. Неловко хихикает, широко раскрыв глаза. – Я собиралась сказать «тебя и Гейба». Правда, я не пыталась подколоть тебя, извини. Тебя и Гейба, тебя и Гейба.
– Дурочка. – Я краснею и смеюсь, облегчение и смущение в одинаковых пропорциях проносятся по моему телу. – Себя и Гейба, да. Имею в виду себя и Гейба.
– Господи, извини. Слава богу, здесь нет Тесс. – Имоджен поднимает с пола холст и держит его передо мной, ожидая мнения. – Как думаешь, как разместить?
– Эм-м, – выдавливаю я и громко сглатываю, радуясь ее желанию закрыть эту тему. Я никому не рассказывала о том, что произошло – происходит? – с Патриком. Самое правильное – оставить его в покое. – Рядом.
– А мне нравится друг над другом, – говорит Имоджен, но я не отвечаю. Тихо прислоняюсь головой к стене.
День 73
Я почти сплю, нахожусь в некоем тумане, который сном не назовешь, и тут на тумбочке громко гудит телефон. «Ты дома?» – интересуется Патрик.
Откидываю волосы с лица и сажусь. «Да», – пишу в ответ, стараясь игнорировать тревожный трепет в животе, который предупреждает, что ни к чему хорошему это не приведет. «Ты где?»
«На твоей подъездной дорожке».
Пробираюсь вниз и молча впускаю его через заднюю дверь, затем веду на третий этаж своей башни, держа в руке его теплую ладонь. Как только за нами закрывается дверь в комнату, он прижимает меня к себе. Моя футболка с едва слышимым шелестом приземляется на пол. Я не включала свет, и здесь темно. Лишь серебристая лужица лунного света на ковре и его теплый рот, путешествующий по моим ключицам и ребрам.
Мы падаем на кровать, переплетая руки и ноги. И все это время молчим. Он с секунду вдавливает меня в матрас и, мельком коснувшись своими губами моих, отстраняется, чтобы подцепить резинку боксеров, в которых я легла спать, и снять их.
– Что ты делаешь? – спрашиваю и смотрю на него, опираясь на локти. – Патрик?
– Хочу кое-что попробовать. – Его колючая щека царапает внутреннюю часть моего бедра. – Ты разрешишь мне кое-что сделать?
– Угу, – скорее выдыхаю, чем говорю я. Тянусь и провожу короткими ногтями по его голове. Это кажется безумием, мои кости как будто отделились друг от друга, и только кожа не позволяет им улететь. Зажимаю простыни в кулак.
– Поднимись сюда, – наконец говорю я и тяну его за плечи, чтобы услышал. Меня всю трясет, надо за что-то зацепиться. Похоже, мои ногти впиваются в его кожу. – Иди сюда.
Патрик ползет по моему телу и прижимается ртом к моему.
– Мы сделаем это? – тихо спрашивает он меня, став отголоском двухлетней давности из гостиной в их доме. Именно так все и должно было случиться перед тем, как мы расстались. – Молс. Мы…
– Да, – говорю я и склоняюсь к его плечу. Он хочет этого, чувствую, что хочет. И я тоже хочу. – Да. Мы сделаем это.
Патрик выдыхает, и этот выдох полон нескрываемого облегчения, словно он до последнего думал, что я его пошлю.
– Я хотел сделать это с тобой, – бормочет он и затаскивает меня на себя, чтобы я обхватила его ногами с обеих сторон. – Именно так себе это представлял, понимаешь? Это банально, но… в первый раз просто… я всегда… ты и я.
Я… что?
На мгновение я замираю в его руках, по мне пробегает ужасающий холодок, словно в моих венах не кровь, а вода из озера.
Он думает…
Он не знает… Вот черт.
Я просто остаюсь на месте, больше всего желая подняться и убраться отсюда – сбежать босиком в Бристоль или Бостон, чтобы волосы развевались за моей спиной, точно флаг отступающего войска. Как мне ему об этом сказать? После всего этого времени я должна рассказать ему правду. Я должна ему.
– Патрик, – говорю ему и неловко отстраняюсь, положив руку на его грудь. Чувствую его сердце под кожей и клянусь, оно пропускает удар, когда он все понимает.
– Это не первый раз? – медленно спрашивает он, глядя на меня в темноте: глаза, как у кота в полночь. – Не для тебя.
– Патрик, – повторяю я, стараясь говорить тихо. Таким голосом успокаивают животное или ребенка. – Послушай меня. Я думала… После «Дрейфующей» думала, ты…
– Мне казалось, это лишь часть книги, – говорит он и так быстро отодвигается, что я падаю на матрас; интуитивно тянусь к простыни, отчаянно желая прикрыться. – Потому что я, очевидно, чертов идиот. Проклятье, Молли. Ты прикалываешься?
– Я… нет, – отвечаю ему и спотыкаюсь на словах, в голове роится сотня разных ответов. «Ты так сильно меня ненавидел и даже не думал, что у нас был секс?» — хочу спросить его, или «Ты разве не знаешь, что я любила тебя всю свою жизнь?» – Ты сказал Гейбу, он должен поехать в Бостон, – наконец выпаливаю я, горячие слезы стыда обжигают лицо, будто я наглоталась воды из бассейна и тону. – Ты сказал, чтобы я с ним не расставалась. Ты вернулся к Тесс, ты дуришь меня все лето, ты сказал…
– Я говорю не об этом, Молли, – огрызается Патрик, вскакивает с кровати и включает лампу, комната наполняется ярким белым светом. Я еще сильнее закутываюсь в простынь. – Я говорю про десятый класс, когда ты трахнулась с моим гребаным братом, как какая-то грязная шлюха.
Как какая-то…
Хорошо.
Патрик качает головой, и мы оба на грани слез, точно наконец уничтожили друг друга, наконец съели друг друга живьем. Мы никогда не восстановимся после этого, я знаю точно. Слишком далеко зашли.
Патрик тоже это знает, я вижу это по его лицу, мой Патрик, которого я любила всю свою жизнь.
– Мне пора, – говорит он и тянется к помятой футболке. И захлопывает дверь так сильно, что я вздрагиваю.
День 74
Следующим утром прихожу на работу и вижу Дези и Фабиана, которые устроились на полу кабинета и играют в «Карамельный замок». Пенн просматривает за столом счета. Дези подскакивает, заметив меня, и молча заползает по моим ногам, как худенькая белочка на дерево.