бабства. Она нашла себе жениха, похожего на Отца, и это было совсем нетрудно, так как Бог имеет три Ипостаси, одна из которых — Его Сын. Молодой, красивый… В него-то и влюбилась наша древняя Церковь, ставшая теперь законченной бабой. Выразилось это в том, что Церковь стала по-бабски «плодиться и размножаться», увеличивая общую массу христиан, заинтересованных в спасении. Все эти рассуждения дополнительно подтверждаются тем, что сын всегда заинтересован в продолжении дела, а вот невеста, став «законной женой» более всего беспокоиться об имуществе, о богатстве, о сытой и беззаботной жизни как для себя, так и для своего потомства. Копните тему, и увидите, сколь рьяно отстаивала церковь — как наша, так и католическая — свои земельные и прочие владения; как искренне стремилась всячески их расширить. В России с октября 2004 года она ухитрилась сделать так, чтобы даже налоги со своего имущества не платить — то есть встала как бы выше закона. А что ещё могли бы предложить христианству бабы? Твёрдое, мужское осознание своей ответственности? Формулирование богословских постулатов? Глубокое осознание своей греховности? Или хотя бы прощение своих врагов? Бабство победило христианство. Оно победило Самого Христа.
Кроме всего прочего, невеста, как вы прекрасно и без меня знаете, обыкновенно вся погружена в специфически-девичьи переживания: любят её или нет? И насколько любят? А вдруг разлюбят? Будет ли она счастлива в браке и родятся ли у неё здоровые детки? Будет ли дом «полной чашей» да и вообще будет ли у них всё хорошо? — переживания, замечу, к делу ровно никакого отношения не имеющие. К делу её отца, разумеется.
Скажу более. Состряпав последний абзац, ваш автор решил проверить сам себя и кинулся выяснять об этих переживаниях у самих женщин. Типа, представьте себе, что вас посватали совершенно невинной за парня, который всегда страшно нравился, но с которым ещё ничего не было. «Каковы ваши переживания, когда за сватами закроется дверь? Что самое главное приходит в голову? Какова, так сказать, иерархия переживаний?» Результат превзошёл все самые смелые предположения. Проще говоря, оказался автор полностью неправ. Невинная, романтичная, неглупая девушка, как выяснилось, и не помышляет в этой ситуации о столь высоких материях, как совместное счастье…
Мужики, замрите. Мне сообщили, что самое первое, что приходит «Ей» в голову, это — в каком платье она будет на свадьбе; как будет выглядеть; что вообще оденет. Также мне поведали, что мысли в голове девушки, как правило, лихорадочно сменяют друг друга и выстроить из них строгую иерархию попросту невозможно. Скорее всего, девушка будет думать, как именно «Он» к ней первый раз прикоснётся и что она почувствует. Ещё — что она расскажет обо всём подругам, и как те отреагируют. Также и о том, как она выглядела в момент сватовства, всё ли с ней было в порядке, и что «Он» сейчас о ней думает — да и вообще, вдруг «Он» передумает на ней жениться?
Сюда же следует добавить и удовольствие от мысли, что она, что ни говори, заарканила мужика. «Как, — говорю, — заарканила? Ведь это он берёт её в жёны? И может, мне вставить в текст другое слово?» «Нет, раз он пришёл свататься, значит именно она заарканила его. И она будет про себя использовать примерно такое слово». Ещё она будет думать о женихе: как он ест, как ходит, как смотрит, как говорит… Будет думать и о том, как пройдёт первая брачная ночь… Также будет она довольно много переживать по поводу ухода из семьи родителей: типа, страх, что это навсегда, что уже нельзя «отыграть назад»…
«Впрочем, — добавили мне, — сами женщины никогда в этом честно не признаются, и если всё это будет вставлено в текст, то в отзывах они все будут писать: какая дура консультировала автора?»
Как видите, продолжением дела отца здесь и не пахнет. Стоил ли говорить, что об этом деле никто не будет вспоминать и в последующей семейной жизни? Да и знала ли наша невеста, каково оно было — это самое дело её родителя?
Для того, чтобы увидеть, понять и продолжить дело отца, нужно уметь смотреть на родителя как бы со стороны. Нужно вырваться из семьи и на него посмотреть. Девушка вырывается из семьи лишь тогда, когда выходит замуж. Когда она живет с родителями, то составляет единое целое с отцом. И она не есть продолжатель, в лучшем случае — помощница. Сын же вырывается из семьи (психологически) куда ранее, ещё в переходном возрасте, когда осознаёт себя как личность. Для того, чтобы понять отца и его дело, нужно быть мужчиной, сыном, но никак не женщиной. И уж тем более не невестой, которая извечно тяготеет к тому, чтобы стать постоянно плодящейся тёткой. Кстати, в браке такие частенько становятся меркантильными, заземлёнными и похотливыми…
Человечество с самого начала своего существования не понимало и не осознавало, что такое мужская ответственность. Оно всегда вело себя как типичная баба по отношению к Богу-Творцу. То дело, которое начал Отец, было всеми забыто. Христианство так и не смогло понять и себя, и своего Отца, да и вообще — окружающий мир. Ему не удалось нарисовать целостной картины мироздания — от сотворения Вселенной, деятельности Адама и Евы, до рождения Мессии и событий последующих (вавилонские башни, вавилонские блудницы и всё такое прочее).
Но вернёмся к нашему рассуждению о детях. Итак, наш отец рассматривает сына как (возможного и желательного) продолжателя своего дела, а это последнее — как проекцию собственного бессмертия. Женское существо не в меньшей степени, чем мужчина, стремится преодолеть собственную смерть. Однако в силу самых разных причин для женщины не остаётся ничего, кроме деторождения. И здесь, казалось бы, базовые, психологические «интересы» мужчины и женщины совпадают. Однако на практике чаще всего они оказываются на каком-то уровне взаимоисключающими.
Отношение матери и отца к ребёнку весьма различно — при условии, конечно, что отец — не патологическая «тряпка» (такие, увы, не редкость). И если мужчина сосредоточен на том, чем станет его сын как личность, то мать менее всего помышляет о каких-то ещё отцовских делах и всяких там бессмертиях и продолжениях. Для неё главное — чтобы у ребёнка «всё было хорошо».
Итак, расставим точки над «i»: мужчина нуждается в наследнике как продолжателе дела его жизни; женщина же заботится о наследовании её материальных накоплений. Собственно, это ещё не есть как-то там плохо, или, допустим, вредно. Эволюционно как-то даже выгодно, что мужчина и женщина в этом смысле не повторяют, но дополняют друг друга. Однако весь этот «расклад» мы должны понимать. Именно мы.
И ещё одно. Женщина заботится о том, чтобы ребёнок её вёл счастливое, спокойное, обеспеченное и беспроблемное существование. Иными словами, чтобы он был как бы… женщиной. Именно так стремится она построить свою семейную жизнь; ради этого готова даже заставить мужа изменить своему делу, изменить самому себе. И, что ни говори, женщине это зачастую удаётся — по собственному опыту знаю.
Однако вернёмся к проблеме «невесты» и подразумеваемой под этим способом взаимоотношения человека и Бога. Мой любимый автор, Андрюша Кураев в великолепной работе «Женщина в Церкви», убедительно доказывая, что христианство не есть система запретов, пишет: «Место аскетических запретов в христианской жизни можно сравнить с той ролью, которую играют в рождении ребенка правила безопасности, которым должна следовать беременная женщина. Да, у женщины, что носит под сердцем ребеночка, есть ограничения: она не должна в это время употреблять алкоголь, и будет лучше, если она не будет курить и не станет поднимать тяжести. Но если некая девушка решит, что эти правила и есть сам путь к рождению ребенка, то ее ждет разочарование. Если она не будет ни пить, ни курить, ни поднимать тяжести — это не значит, что в силу этого воздержания она через девять месяцев такой аскезы родит ребенка. Само по себе воздержание от водки ребенка ей не даст. Нужен супруг. Также воздержание от водки и от грехов само по себе не даст человеку Христа. Для этого нужно нечто совершенно иное: Сам Христос» (http://heatpsy.narod.ru/wkur1.html).
Обратим внимание: при таком подходе неявно предполагается, что человек, его душа — это как бы почва, на которую должны пасть семена христианства. То есть человек оказывается особью одного пола, а Христос — другого; между ними происходит своего рода «брачное воссоединение». Самое мышление христианства оказывается тем самым ввергнуто в пучину пост-грехопаденческого видения мира и существующих отношений.
В эдеме Бог создаёт человека «из», Он не «оплодотворяет» землю или что-то там ещё. Жена Адама также создаётся из его ребра, путём, который условно стоит именовать «клонированием». Сын Божий также рождается путём непорочного зачатия. Кажется, выстраивая логику этого «архетипа развития до-грехопадения», нетрудно убедится, что никакими «браками» и «невестами» тут не пахнет. Сам же Кураев пишет: «Библия представляет… осмысление базовых событий человеческой истории… Это рассказ о том, что должен знать о себе самом каждый человек. Это сборник архетипов» (op. cit.) Ну так и использовал бы в своей логике «архетип клонирования», а не «брачного совокупления»! Говорил бы о духовном наследовании, о сыновней ответственности, об отношении к Христу как о неком продолжении, а не о семенах и браке! Нетрудно же догадаться, что там, где начинаются рассуждения о «семенах и почве» мы возвращаемся в языческое мировосприятие. А если точнее, то в женское. А если женщина, в силу своей упёртости не готова понять и принять христианскую идею непорочного зачатия — то и бабское.
Да, Иисус Христос также использовал этот образ семян. Но только в одной притче (Мф. 13, 4), и демонстрируя, как житейские заботы могут заглушить рост таких «семян».
То же самое касается и идеи спасения. Это трусливая женская натура выбрала из всего христианского учения лишь то, что эмоционально было ей ближе — провозвестие о воскрешении в другом, лучшем мире (что весьма эффективно успокаивало бабский страх перед смертью). Да ещё и воспроизведение себе подобных — это удовлетворяло животную потребность в продолжении рода, опять-таки вытекающую из этого страха. После чего христианство полностью переключилось на проблемы личного спасения и слепого размножения.