Николь ответила за меня, подняв голую руку к потолку и показав метру три ярко накрашенных ногтя. Метр подчеркнуто внимательно смотрел только на меня, и я так же акцентировано кивнул ему, показав три пальца.
Тут же вокруг незваных гостей началось сложное движение официантов, в ходе которого все посторонние оказались вдруг выдавлены за пределы кабинета. Дверь захлопнулась, но даже после этого из холла еще доносилось какое-то негромкое, но удивительно отчетливое бормотание про социальную ответственность бизнеса и перспективы нанотехнологических проектов в свете поляризации общественного мнения страны.
Точку поставила Николь, необычайно злобно выкрикнувшая со своего места:
– Заткните его уже кто-нибудь! – и звук послушно уплыл куда-то в сторону.
Так искренне кричат только на прямого конкурента, и я внимательно взглянул на нее.
– Ты чего орешь?
Николь пожала голыми плечами:
– Раздражают!
Ганс наконец вспомнил, что он у нас охранник, и вскочил, отбросив столовые приборы:
– Ща разберусь. Сидите тихо, я все сделаю.
Ганс помедлил у дверей, но Николь не стала его удерживать, и я, любопытства ради, тоже. Ганс вышел в холл и пропал на пару минут.
Вернулся он подавленным и сразу обратился ко мне, как к родному:
– Михась, у них в охране батальон братвы, не меньше. Внизу, в зале, по лавкам сидят, на всех щурятся. Мне одному такую толпу не расколбасить. Может, на пару попробуем? Вдвоем шансы есть! – Ганс показал, размахивая руками, как мы всех победим, и я почти поверил.
Но Николь, недолго посмотрев, как Ганс месит воздух кулаками, с неожиданным сочувствием заметила:
– Дурачок, это не братва. Это ФСО. Федеральная служба охраны.
– Да ну? – выдохнули мы с Гансом одновременно, и Николь снизошла до подробного ответа:
– К нам клеились разводилы из общественной академии. Впаривают ордена, звания всякие, хитоны с шапочками. Квадратные такие шапочки, с кисточками, забыла, как называются…
– Шапочки с кисточками? – ошарашенно переспросил Ганс, и его веснушки потемнели от горечи непонимания.
Николь подождала, пока вбежавший в кабинет официант нальет ей вина и обслужит нас с Гансом – мы показали на водку, – а потом тревожным полушепотом закончила:
– У них в клиентах Патриарх всея Руси, мэр Москвы со всеми штатными прихвостнями, а уж ментов с чекистами вообще как собак нерезаных.
– А зачем ментам и чекистам шапочки с кисточками? – осторожно подбирая слова, спросил я.
– Да хрен с ними, с чекистами. Попу-то заглавному эти бесовские шапки зачем? У него же круче прикид имеется, я по ящику сколько раз видел, – в свою очередь удивился Ганс, усаживаясь на свое место.
Николь раскрыла было рот, но потом безнадежно махнула рукой, встала, прошлась по кабинету, то ли разминая ноги, то ли отгоняя злых духов от стола, а мы с Гансом неотрывно смотрели на ее удивительно подвижную задницу, бьющуюся в яростных конвульсиях под обтягивающим платьем, словно в поисках выхода.
Принесли горячее, и Николь, по-прежнему молча, вернулась за стол. Потом, после небольшой паузы, она вдруг вынула из сумочки мои потертые водительские права и новенькую кредитную карточку:
– Держи, олигарх.
Я с интересом разглядывал пластмассовый прямоугольник со своей фамилией, но спрашивать, когда она успела, не стал – лицо у нее было очень уж недовольное. Я убрал документы во внутренний карман пиджака и налил себе водки.
Ганс принялся ковырять вилкой своего омара раньше, чем принесли мою порцию, а потом, ломая животному панцирь, еще смахнул половину гарнира с тарелки на пол, Николь только покосилась, но не стала делать неуклюжему немцу замечаний насчет этикета.
Но через пару минут она наморщила лоб, задумчиво постучала перстнем по столу, чтоб мы с Гансом отвлеклись от жратвы, а потом, наконец, соизволила раскрыть рот:
– Кстати, господа. Думаю, нам все-таки стоит задействовать этих академиков. Звону от них много получается, нам это пригодится. Короче, ты на этой неделе получишь научное звание, академика или профессора какого-нибудь, – повернулась она к Гансу.
Ганс поднял на лоб темные очки и, недоверчиво моргая, вытаращил прямой наводкой на Николь свои белесые глазки, но Николь уже встала и пошла к дверям.
Когда дверь закрылась, Ганс демонстративно громко рыгнул в потолок с очень независимым видом. Я это понял так, что он начал побаиваться Николь, – раньше присутствие женщины не помешало бы ему даже отлить, не то что рыгнуть.
– Ганс, дружище, тебе твой костюм нигде не жмет? – тепло улыбаясь, спросил его я, но этот дуралей ничего не понял.
Он только внимательно оглядел себя под мышками и отрицательно покачал головой.
– Даже не морщит нигде, – успокоил он меня, гордо поведя огромными плечами.
Глава шестая
Сомарами мы расправились практически без потерь с нашей стороны – разве что я пролил Гансу немного соуса на новенькие туфли, а Ганс, дернувшись от внезапного ожога, уронил на колени Николь ведро со льдом.
Потом они немного поорали на меня, а затем мы вышли на балкон – Николь показалось, что публика внизу плохо нас разглядела, пока мы ужинали, так что, похоже, теперь нам предстояло отработать съеденную жратву каким-то вызывающим кривлянием.
Мы сели за маленький кофейный столик, и нам действительно принесли кофе. Потом появился невысокий мужик в смокинге и принес целый набор для курения – сигары, какие-то подставки, странного вида щипцы и прочий антураж местных завсегдатаев.
Ганс бросил на меня осторожный взгляд, и я его понял.
– Курить – здоровью вредить, – сказал я вслух, и мужик в смокинге услужливо хихикнул, подсовывая мне раскрытый ящик.
Николь заметила наше замешательство и прогнала лакея прочь, заявив, что его помощь нам не понадобится, а потом устроила мастер-класс, профессионально обрезав нам сразу по две сигары.
Гансу так понравилась серебряная гильотина, что он решил ее спереть, но Николь отсоветовала:
– Не надо, не бери. Карманы будут топорщиться, несолидно это…
Но курить мы так и не стали, даже ради понтов – Ганс, как спортсмен, в принципе не курил, а я бросил на службе, и начинать эту бодягу заново мне совсем не хотелось. Зато нам принесли коньяк – отказываться от него никто не стал.
Потом Николь еще раз вышла в холл и вернулась с кипой разноцветных проспектов. Она села рядом со мной, и мне было хорошо видно, что она там разглядывает – фотографии каких-то значительных людей, выстроенных в шеренги на огромных сценах, разноцветные бумажки с надписями вязью «диплом» или «почетная грамота», неожиданной расцветки и формы ордена…
– Академика, пожалуй, не потянем, – буркнула она себе под нос, уставившись на вложенный в проспекты лист белой бумаги с криво отпечатанным прайсом. – Вот член-корреспондент – нормально будет!
Ганс насторожил уши, отвернул разрумянившуюся морду от народа внизу и с явной угрозой в голосе заявил:
– Никаким «членом» я вам не буду. Михась, скажи ей, чтоб не выделывалась.
Николь ухмыльнулась и тихим, вкрадчивым голосом произнесла:
– А хочешь получить орден «Во славу Отечества» первой степени? По телевизору покажут. Пацаны в Саратове удавятся от зависти… Герой Отечества третьей степени. О, тут и первой степени герои есть!
Ганс даже привстал на своем стуле. Он недоверчиво сощурился на проспекты, потом перегнулся через стол, потеребил бумаги, но бумаг было много, а разбираться в них ему явно было неохота.
– А чё за орден такой? Кому дают? – снизошел он до прямого вопроса к Николь.
Николь быстро достала нужный проспект, развернула и вслух, с выражением, зачитала целый абзац текста:
– Золотой орден «Во славу Отечества» вручается за высокие достижения в государственной, производственной, научно-исследовательской, социально-культурной, общественной и спортивной деятельности, за заслуги в деле повышения обороноспособности страны, поддержании законности и правопорядка, за воспитание подрастающего поколения, а также за славные дела на благодатной ниве благотворительности, позволившей существенным образом улучшить условия жизни окружающих. Это люди, чья жизнь посвящена истинному служению человечеству в деле благой помощи нуждающимся. Их преданное служение Идеалам Добра – яркий пример для благодарных потомков .
Ганс слушал так внимательно, что мне стало его немного жаль.
– Это ж про тебя все, в точку, – пошутил я, но Ганс неожиданно строго заглянул мне в глаза и серьезным до хрипоты голосом ответил:
– Да, Михась, тут ты прав. Это про меня. Про спорт все верно сказано и про оборону тоже. Мы же, братуха, Родине служим, не то что эти штатские поцики внизу.
Он недобро уставился на «поциков» внизу, а я внимательно посмотрел на него. Ганс не шутил и явно не желал выслушивать шутки насчет своих будущих наград.
Николь полистала проспект, нашла, что искала, и добила Ганса последним абзацем:
– Выпуск юбилейного ордена «Во славу Отечества» первой степени приурочен к беспрецедентному и важнейшему событию в жизни всех кавалеров ордена, всех добрых людей планеты, живущих по законам созидания и милосердия, – торжественному заседанию в Главном зале храма Христа Спасителя, в присутствии национальной элиты и лучших представителей культурной общественности…
Ганс обалдело потряс головой, потом потянулся, расправляя плечи, и наконец мечтательно улыбнулся:
– Это что же, «Любэ» там, что ли, будет? Еще хорошо бы «Виагру» за сиськи подергать. А вот еще «Лесоповал» – это «лучшие представители культурной общественности»?
Мы с Николь, не сговариваясь, утвердительно кивнули:
– Лучшие!
Потом Николь увидела кого-то нужного внизу, в общем зале, и быстро ушла с балкона, а Ганс, дохлебав свой коньяк, неожиданно сочным баритоном затянул «Когда мой бумер подо мной». В общем гомоне его сначала не услышали, но потом он встал во весь рост, пританцовывая, и тогда я стал ловить недоуменные взгляды снизу.