Надежда покосилась на симпатичного гостя хитроватым глазом и вдруг хихикнула, прикрыв рот ладошкой:
— Видать, та еще жучка. Матери телеграмму не отбила, а своему хахалю, в шоферах у которого красавцы в джинсовом прикиде.
— Любовь — она такая, — отозвался Пазгалов, одновременно раздумывая, не задержаться ли ему на одну ночку в этой станице, но это было из области взыгравших гормонов, и он уже более доверительно спросил: — Слушай, Надя, а этот самый водитель «Мазды» — он старый или молодой, брюнет или же, наоборот, блондин?
— Какой там блондин! — как бы обиделась за свою сокурсницу Надежда. — Темный такой высокий красавец с усами, лет тридцати на вид.
— А Василь, как она его назвала, он что, украинец?
Надежда задумалась и даже прикусила белыми, как жемчуг, зубками нижнюю капризную губу, потом утвердительно кивнула:
— Пожалуй, что украинец, тем более — Василь…
Это уже было что-то, и Олег, стараясь не упустить того искреннего тона, с каким говорила с ним эта аппетитная, с кошачьей фигурой женщина, уже явно симпатизировавшая ему, тут же спросил:
— А этого красавца в джинсовом прикиде ты смогла бы опознать?
— Точно так же, как и вас, господин-товарищ полковник, — рассмеялась Надя, однако тут же оборвала свой смех: — Слушай, да скажи ты мне наконец, что случилось-то? Может, с Ольгой чего?
Пазгалов вздохнул:
— Случилось. Убили Ольгу.
В беседке зависла гнетущая тишина, которую нарушил дрогнувший голос Надежды:
— Как убили? Кто?
— Знал бы кто, не спрашивал.
— А где?..
— По дороге в Краснодар.
И опять молчание. Слышно было даже, как из летней кухни, куда перебрались участковый с хозяйкой дома, раздавался явно раскрепощенный домашним винцом смешок.
— А этот… шофер? — встрепенулась Надя.
— Не знаю. Пока что мы расследуем убийство Сивковой.
— Ну да, конечно, — заторопилась Надя и тут же спросила: — А ее как… застрелили?
— В том-то и дело, что удушили. Судя по всему — струной от гитары.
— Так это что, выходит…
Пазгалов пожал плечами:
— Не знаю. Пока ничего не известно, но благодаря тому, что ты мне рассказала, дело, думаю, пойдет. Скажи, этот номер, что назвал Василь, он точно с двумя нулями?
— Точнее не бывает. Я еще подумала тогда, что не иначе как какого-то крутого мужика Ольга подцепила. Не поверишь, но я ей даже позавидовала в тот момент. — Вздохнула, прошлась по глазам гостя тоскующим бабьим взглядом и как-то очень просто произнесла: — А оно вон как с Оленькой вышло. Ты-то хоть, надеюсь, не вампир какой с гитарной струной, не насильник?
— Не, не насильник, я люблю по обоюдному согласию, а пока что… Ты не могла бы проехаться со мной в Краснодар, чтобы сделать фоторобот Василя? Я имею в виду, с твоих слов, конечно.
— Да хоть прямо сейчас! — вскинулась Надежда.
— Лучше будет, если все-таки завтра. А сегодня мне еще надо в вашу гостиницу смотаться, чтобы договориться о ночлеге.
— А зачем в гостиницу? — удивилась Надежда. — Ты и у нас переночевать сможешь, хата, считай, полупустая.
Получив развернутое сообщение о том, где и как была убита медсестра Ольга Сивкова, Панков вдруг поймал себя на мысли о том, что в свои пятьдесят лет он окончательно превратился в циника. Тут бы горевать по молодой загубленной жизни, а он пытается увидеть в этом убийстве подтверждение версии, что именно в Краснодаре окопался резидент российского филиала «Возрождения». Впрочем, эта версия могла так и остаться всего лишь версией, если бы…
И вновь одно из многочисленных «если бы».
Если принять за рабочий вариант версию Крымова, что убийство начальника аффинажного цеха было спланировано воронцовским резидентом, который, судя по всему, наработал в городе весьма серьезные завязки в милиции и прокуратуре, то как только он узнал, что Яровой заинтересовался весьма загадочной смертью Жукова… Да, именно так! Сивкову надо было устранять как самое слабое, а следовательно, самое опасное звено в решении тех задач, которые были поставлены руководителями львовской штаб-квартиры перед воронцовским резидентом. Причем сделать это надо было очень аккуратно, подальше от города и от золотой фабрики.
Похоже, Сивкову встречал человек «Возрождения», с которым она была довольно неплохо знакома, возможно, даже встречал не один, а с кем-нибудь из боевиков, которому накинуть удавку на шею молодой женщины — все равно что высморкаться на землю. Потом они скрылись от посторонних глаз, а все остальное было делом техники.
Да, похоже, все так и происходило, а это значило… Круг операции с кодовым названием «Проба от дьявола» расширялся до непонятных пока что размеров.
«Секретно. Срочно. Крымову.
Полученная от Ярового информация оказалась весьма ценной и уже пошла в разработку. В связи с изменением оперативной обстановки необходимо отозвать из Краснодара опергруппу подполковника Рыбникова, чтобы в дальнейшем активизировать работу этой группы на связях медсестры Сивковой в Воронцовском регионе и на заводе цветных металлов.
Панков».
Глава 23
Когда Крымов снова увидел на стоянке перед гостиницей скромно приткнувшуюся «шестерку» со знакомым номером, то обрадовался ей, как родной тачке, которую угнали прямо из стойла, но потом вдруг «добрые люди» решились вернуть ее назад. Правда, на этот раз в салоне скучал только чернявый длинноносый водила по кличке Гусак, едва ли не самое доверенное лицо Григория Цухло, и такой момент нельзя было упускать. Созвонившись с Бондаренко, Крымов сделал необходимые распоряжения и уже минут через пятнадцать, когда Максим должен был подтянуться к обозначенному перекрестку, вышел из гостиницы.
Стоя вполоборота к «жигуленку», заметил, как встрепенулся при его появлении Гусак, и даже пожалел этого дурня. Впрочем, тут же вспомнил житейскую мудрость о том, что каждый свою веревку намыливает сам, и только пробормотал беззвучно:
— Щенок, мать бы твою!
Томно вздохнув и лениво осмотревшись, он подошел к свободной машине, в которой в ожидании клиента также скучал ее хозяин, и попросил подбросить его до ресторана «Русь», находящегося в небольшом лесном массиве на окраине города. Явно обрадовавшись столь выгодному клиенту, импозантный вид которого говорил сам за себя, хозяин старенькой иномарки кивнул и обозначил сумму, которая не уступала свадебному выезду на «Линкольне».
— Однако, — хмыкнул Крымов, невольно подумав о том, что если еще пару месяцев пожить с таким же купеческим размахом, то в Москву придется возвращаться не просто пешком, но, судя по всему, и без штанов.
Когда отъезжали от парковочной стоянки, Антон увидел, как следом за ними тронулась и серенькая «шестерка». Тип-топ, как любят выражаться старые зэки, все на мази. Теперь можно было спокойно и о деле подумать.
Нынешним утром Бондаренко, через которого шла двухсторонняя связь не только с Панковым, но и с Яровым, продиктовал список заключенных и откомандированных на строительство завода и оставшихся потом в городе офицеров областного управления по исполнению наказаний. Практически весь отряд заключенных, на деле показавших, что такое настоящий ударный труд, в качестве высочайшего поощрения пошел на условно-досрочное освобождение. Что же касается офицеров УИНа, то многие из них были повышены как в звании, так и в должности. Однако в отличие от бывших зэков, из которых сорок семь человек остались в городе и большинство из них продолжали работать в стройцехе завода цветных металлов, офицерам повезло гораздо меньше. Только один из них, Сбитнев Виктор Валерьянович, бывший замполит колонии, был оставлен в Воронцово и назначен начальником следственного изолятора, который с пуском завода уже не умещался в своих прежних стенах и под который была переделана старая, еще дореволюционной постройки воронцовская тюрьма. В свои сорок три года начальник Воронцовского СИЗО Сбитнев уже носил погоны подполковника. Видимо, за особые заслуги при строительстве золотой фабрики.
Это было то самое СИЗО, где следователь Оськин пытался выбить из Крымова признательные показания относительно наркоты, подброшенной ему в кафе «Ласточка», и Антон даже плечами передернул невольно, вспомнив камерную шконку, поверх которой красовался изодранный, клочковатый матрасик, и те вызовы на допросы, когда вконец осатаневший рыже-белесый следак, с крошечными, как у молочного поросенка, бегающими глазками, всеми правдами и неправдами добивался от него «чистухи». И если бы Кудлач, проявивший определенный интерес к Седому, не вытащил его из этого застенка, то еще неизвестно, чем бы все закончилось.
Зациклившись на СИЗО, пребывание в котором выпило у него немало кровушки, Крымов вдруг поймал себя на том, что с откровенной неприязнью думает и о начальнике следственного изолятора. Впрочем, этому имелось вполне человеческое объяснение, и он уж хотел было как-то отвлечься от своих воспоминаний, но что-то продолжало тревожить его, но он не мог понять, что именно.
В сознании, словно заезженная патефонная пластинка, крутилось: «Сбитнев… Сбитнев… Сбитнев…» — и он продолжал ломать голову, стараясь вытащить из уголков памяти ту обрывочную информацию, которая заставила его сделать охотничью стойку на этой фамилии. И вдруг его осенило.
Сбитнев! Это же он спас Дутого на зоне от заслуженного наказания за крысятничество. А теперь он начальник СИЗО, подполковник, довольно влиятельное лицо в городе, так неужто?..
Впрочем, этак до чего хочешь додуматься можно, кого хочешь в подозреваемые произвести. Подобно тому же Оськину, который копытом рыл, добиваясь от него «чистосердечного признания» за подброшенную в кафе наркоту.
Колония, зэки которой были брошены на строительство завода цветных металлов, считалась «красной», то есть влияние авторитетных уголовников было сведено там до минимума, и кому как не офицеру, тем более замполиту, заступиться за несчастного первоходка. И только на одном этом факте, причем не подтвержденном, строить дом из песка и делать далеко идущие выводы…