— Вот и борись после этого с наркотой, — резюмировал следователь, лицо которого за время их недолгой беседы покрылось красными пятнами, а на скулах заиграли вздувшиеся шарики желваков.
После этого он полез в сейф, достал небольшую папочку с синими тесемочками, завязанными на бантик, пробежался, стоя у окна, глазами по ее содержимому и только после этого выписал на чистый лист бумаги то, что считал возможным передать старшему лейтенанту.
Четыре фамилии, четыре клички и адреса, по которым можно было найти при желании этих оптовиков.
— И все? — удивился Пазгалов.
— Можно, конечно, еще с десяток дописать, но эти четверо — именно те посредники, у которых можно приобрести чистый героин, без грязи, и услугами которых пользуются влиятельные в городе люди.
Когда Олег покидал его кабинет, Оськин произнес едва ли ему не в спину:
— И все-таки послушай моего слова. Оптовики оптовиками, но ты и про Седого не забудь, пощупай его как следует, тряхни за кишку — не прогадаешь. — И чуть тише, с каким-то озлоблением в голосе, словно Седой был для него личным врагом: — Была бы моя воля, он бы уже давно этапом на зону шел.
Ответ на запрос Крымова пришел быстрее, чем он мог ожидать. Правда, только то, что касалось его второй части, то есть относительно российских «гапонов».
Выборка, проведенная информационно-аналитическим центром, показала, что криминальных авторитетов и воров в законе, которые в свое время были удостоены подобной кликухи, можно было пересчитать по пальцам одной руки, однако ни один Гапон не проходил по оперативным разработкам Воронцовского региона.
«Москва? Питер? — гадал Крымов. — Возможно, но маловероятно. Тем более что ни один Гапон не мотал срок вместе с Дутым. Тогда кто же?»
Привлекла внимание приписка, рассчитанная на человека, который не владел тюремно-лагерным сленгом: «Гапон — офицер ИТУ, отвечающий за политико-воспитательную работу. В редких случаях — милиционер, оперативный сотрудник».
Господи милостивый! Да как же он, Седой, мог забыть это, причем не просто забыть, а пропустить мимо себя «гапона», когда он штудировал списки «ударников» на строительстве завода цветных металлов, а также прапорщиков и офицеров спецотряда, призванных партией и правительством пасти стадо заблудших овец, вставших на путь исправления. В прошлом — политработник, в настоящее время — начальник Воронцовского СИЗО. Должность, можно сказать, не ахти какая, и это при всем при том, что Сбитнев, проявивший недюжинные способности на строительстве объекта государственной важности, мог бы поиметь и нечто большее после окончания «стройки века», а он…
Неужто Сбитнев — это и есть Гапон?
Возможно. По крайней мере, не исключено. По жизни Крымову приходилось сталкиваться и не с такими «изъянами человеческой души», и все-таки в подобное не хотелось верить. Однако хотел он того или нет, но крысятника Дутого спас от расправы именно Виктор Валерьянович Сбитнев, на тот момент — Гапон, и этот факт нельзя было сбрасывать со счетов.
И если это действительно тот самый Гапон, крышующий группировку Дутого, то знает ли об этом Кудлач?
Выводы напрашивались сами собой, но они были слишком прямолинейными, чтобы окончательно поверить в подобное. Теперь уже требовалась полная информация не только по Кудлачу, но и по Сбитневу. А также — по двум «фигурантам», всплывшим во время содержания в СИЗО Крымова, которые, казалось, взаимоисключали друг друга. Степан Кошкин, поставленный смотрящим в воронцовском СИЗО, и следователь Оськин, преследующий Седого по пятам, похоже, по чьему-то заданию. Не мог же он быть полным дебилом, поверившим, что те пакетики с героином — товар Седого, а не скороспелый и примитивный по своей сути подброс, истинной цели которого он пока что и сам не знал.
Глава 27
«Доктор Титков», как величали главврача заводской поликлиники, оставался верен принципам гостеприимства, и когда Рыбников переступил порог кабинета, его уже ждали незатейливо сервированный стол и разбавленный спирт в холодильнике.
— С чего начнем? — поинтересовался Титков, когда Рыбников выставил на журнальный столик прикупленную по пути бутылку водки.
— Предлагаю с водочки.
— Чего так? — удивился доктор.
— Для разбегу. Чтобы сразу по шарам не вдарило.
Довод, приведенный начальником УБЭПа, был вполне приемлем, и Титков, явно маявшийся от «сушняка», тут же откупорил бутылку, как бы приглашая тем самым гостя к столу. Когда выпили по первой и догнали по второй, воспрянувший духом доктор захрумкал водочку малосольным огурчиком и, откинувшись на спинку кресла, по-хозяйски раскованно произнес:
— Молодец, что позвонил. Не поверишь, до сих пор так и не научился похмеляться в одинаре.
— А ты бы с зеркалом на пару, — посоветовал Рыбников, ткнув вилкой в селедочку с картошкой, поверх которой был присыпан кружками нарезанный лук.
— Это как еще? — удивился Титков, и даже огурец свой забыл дожевать.
— Да очень даже просто. Ставишь перед собой зеркало, наливаешь стопарь, после чего произносишь короткий тост, чокаешься — и вперед. Должен тебе доложить, вариант беспроигрышный. По крайней мере, тот хмырь, что в зеркале сидит, никогда более твоего не выпьет, да и бутылкой пустой по голове не врежет.
Слушая подполковника, Титков даже хрюкнул от удовольствия, представив, как опохмеляется по утрам перед зеркалом.
Когда разлили по третьей, главврач уже более серьезно произнес:
— Догадываюсь, что не просто так зашел. Рассказывай, чего еще от меня надо.
— Сивкова!
— Чего — Сивкова? — вскинулся Титков.
— Ее связи на заводе. Особенно в администрации завода и с руководящим составом. Причем интересуют меня только мужики.
С лица Титкова сползла блуждающая ухмылка, и он, кажется, даже протрезвел.
— Что, настолько все серьезно?
— Серьезней не бывает.
Доктор с силой растер виски и уже с долей вины в глазах уставился на гостя.
— Но ведь я же… Откуда я мог знать, с кем она якшалась? Сам ведь понимаешь, кто она и кто я; чисто рабочие отношения.
— А Минькова? Она может что-нибудь знать?
— Не уверен, но попробуем, — пожал плечами Титков, снимая телефонную трубку. — Если я не ошибаюсь, она сейчас на месте.
Понимая, что врач Минькова — не тот человек, перед которым надо изворачиваться и ломать дурочку, Рыбников сразу же выложил, что именно он хотел бы знать об Ольге Сивковой, и Антонина Павловна поняла его.
— Не знаю, тот ли это человек, который вам нужен, но…
Рыбников с трудом верил в услышанное.
Драга! Тарас Андреевич Драга, начальник службы экономической безопасности завода. Терапевт Минькова, в паре с которой работала Ольга Сивкова, уже давно обратила внимание на довольно странную привязанность Тараса Андреевича к медсестре. Находясь на больничном, он всегда просил прислать к нему домой именно Сивкову, отшучиваясь тем, что она якобы лучше других делает уколы.
Это была чистой воды лажа, и Антонина Павловна подумала было даже, что между ними закрутилась тайная любовь — седина в бороду, бес в ребро, однако тут же отбросила эту мысль. Не так, ну совершенно не так ведут себя любовники, тем более что и Драга, и Сивкова были обременены семьями. Впрочем, чужая душа — потемки, и Антонина Павловна как бы перестала замечать то, что не входило в ее прямые обязанности. Но она хорошо помнила, что буквально на второй день после эксгумации Жукова в поликлинику позвонил Драга и, заявив, что его свалил приступ радикулита, просил прислать с уколами Сивкову — она, мол, в курсе его болячек и знает, что именно надо колоть.
Просьба Драги — закон, и Ольга выехала к нему домой. А спустя еще пару дней она вдруг запросилась в незапланированный отпуск, сказав, что у нее заболела мать.
Из Краснодара, как известно, Ольга не вернулась.
Попросив Титкова и Минькову никому не рассказывать об этой беседе, Рыбников уговорил Антонину Павловну выпить с ними «на посошок» и вскоре засобирался домой, объяснив столь скорый отъезд тем, что ему «еще машину вести как-то надо».
Позже, осторожно объезжая воронцовские ухабы, подполковник думал не только о Драге, которого, в общем-то, неплохо знал, но и о Быкове с Жуковым. Те, на чьей совести лежала смерть его друзей, судя по всему, обладали практически неограниченными возможностями, на что указывала их информированность по ходу работы следственно-оперативной бригады Ярового. И как только следователь приходил к опасным для них выводам, ему тут же наносился предупреждающий удар. Только так можно было расценить убийство Ольги Сивковой в Краснодаре.
И почему бы, спрашивается, одному из этих людей не рядиться в шкуру полковника ФСБ в отставке?
«Возможно такое? — задавался вопросом Рыбников, и сам себе отвечал: — Вполне».
Итак, бывший сотрудник областного управления ФСБ Тарас Андреевич Драга. Судя по всему, кто-то из областного руководства, уже напрямую прикипевший к золотой фабрике, рекомендовал его на эту работу, и Драга, распрощавшись с погонами, перекинулся на завод цветных металлов. И первое, что он сделал, когда обжился в своем новом кабинете, так это перекрыл кислород сотрудникам УБЭПа, которые должны были отрабатывать тот или иной факт хищения золота, заменил охрану на внутреннем периметре завода, тут же «взял с поличным» четырех золотонош и… и на этом его бурная деятельность как начальника службы экономической безопасности завода закончилась. К этому времени он уже был возведен в ранг замдиректора завода, отвечающего за собственную и экономическую безопасность завода. Правда, никто толком не мог сказать, что именно принесло экономике завода расширение его полномочий, как не знал этого и начальник аффинажного цеха Жуков, у которого сразу же не сложились отношения с Драгой.
И еще один немаловажный посыл. С приходом на завод Драги «естественная» убыль золота высшей пробы увеличилась едва ли не в полтора раза.
То, что начальник экономической и собственной безопасности завода имеет свой процент с черного золота, у Рыбникова уже давно не вызывало сомнения, однако сейчас его волновало другое. Полковник в отставке Драга, у которого остались наработанные связи в областном управлении ФСБ, имел реальную возможность поставить на негласную прослушку телефонные переговоры как Быкова, так и Ярового.