Наслаждаясь горячим кофе с коньяком и уже физически ощущая, как снимаются остатки дневной усталости и прочищаются мозги, Крымов достал из серванта колоду новеньких карт, тщательно перетасовал их и веером разложил на полированной поверхности журнального столика, сгруппировав шестерки отдельной стопочкой промеж двух королей — крестового и пикового.
Получалось, что «бригада бывших ментов», о которой информировал оперативный источник, это та самая бригада Грача, что занимала в ближайшем окружении Жомбы далеко не последнее место. И если все это свести воедино, а поверх королей положить крестового туза…
— Сука! — выругался Крымов и потянулся рукой к бутылке. Долил в чашечку с остатками кофе коньяка и такими же маленькими глотками выцедил его до дна.
Сейчас бы самое время взять и Драгу, и Жомбу с его головорезами — оснований для возбуждения уголовного дела более чем предостаточно, однако Панков требовал довести оперативную разработку и того и другого до «логического конца», оперируя тем, что необходим выход на резидента. И Крымов вынужден был подчиняться, хотя его личная интуиция, интуиция засекреченного агента, кричала о том, что промедление с арестом принесет новую кровь и на воронцовском погосте прибавится еще несколько могил.
Однако приказ есть приказ.
Размышляя, стоит ли звонить Кудлачу, Крымов потянулся за мобильником, но стрелки часов показывали всего лишь начало пятого, и он решил отложить разговор хотя бы до утра. К тому же надо было поспать немножко и как следует продумать ход предстоящей беседы с Кленовым, чтобы без особого для себя риска предупредить его о грозящей опасности со стороны Драги. Антон почему-то был уверен, что более всего воронцовский смотрящий представляет сейчас опасность именно для начальника службы экономической безопасности завода цветных металлов.
Однако не очень-то спалось даже после коньяка, которым он обычно успокаивал нервы, молившие порой хотя бы о временной передышке. О такой передышке, чтобы только теплое море с накатывающими на песчаный берег волнами, заброшенный пляж и ни одной рожи вокруг. За те годы, что он проработал под начальством Игоря Панкова в спецподразделении ФСБ, он настолько врос в образ Седого, что иной раз даже задавался вопросом, на который не было ответа: ладно, хрен с ним, он — криминальный авторитет; но ведь криминалитет, тем более столичный, не менее трех-четырех месяцев в году позволяет себе расслабиться и оттянуться на полную катушку на том же Лазурном Берегу в солнечной Франции, на Полинезийских островах и уже на крайний случай — в Турции или на заезженных, как парк культуры имени Горького, Канарах, а он…
Сейчас бы пожалеть самого себя, любимого, однако в голову уже полезли совершенно другие мысли.
Наконец-то из Москвы пришла долгожданная информация по его запросам на Сбитнева, которого он не без оснований отождествлял с почти мифическим Гапоном, а также на нового начальника аффинажного цеха завода цветных металлов Руслана Асланова и недавно принятого в тот же аффинажный цех мастера Мухамеда Умаханова, которого до этого момента никто никогда в городе не видел.
Но в первую очередь — Гапон. Крымов уже не сомневался, что Сбитнев и Гапон — одно и то же лицо.
Итак, Виктор Валерьянович Сбитнев, уроженец города Тамбова, после демобилизации из рядов Советской армии был рекомендован на учебу в Командно-политическое училище внутренних войск, которое окончил с отличием, и был направлен на работу в систему Федеральной службы по исполнению наказаний, где проявил себя с самой лучшей стороны. Уже в 1990 году был рекомендован областным УИН на строительство Воронцовского завода цветных металлов, по окончании которого…
Все остальное Крымов знал и сам, однако самое интересное из биографии скромного подполковника Сбитнева было чуть ниже.
Оказывается, принципиальный работяга, великолепный психолог, положивший годы своей жизни на исправление не только начинающих воров и первоходок, но и заматерелых преступников, на свое довольно скромное офицерское жалованье смог выстроить в Калужском направлении Подмосковья, причем в довольно престижном местечке, трехэтажный особняк с подземным гаражом на пять машин, подогреваемым бассейном и прочей хренотенью, куда уже перевез свою семью. Но и это еще не все — четырехкомнатная квартира в элитном доме на Юго-Западе Москвы, оформленная на его жену.
Жена — домохозяйка. Сын — 19 лет, студент второго курса юридической академии; дочь — 18 лет, студентка первого курса Московского института международных отношений.
Короче говоря, свою семейку скромный начальник Воронцовского СИЗО также скромно пристроил, обеспечив на долгие годы безбедной жизни. Даже по европейским меркам, довольно сильно отличающимся от российских, Виктор Валерьянович мог свободно сойти за успешного миллионера, на вложения которого капал довольно серьезный процент сразу в двух банках, в Лондоне и в Париже.
Но главным для Крымова было то, что подполковника Сбитнева можно было сразу же исключить из числа тех подозреваемых, которые могли бы работать на «Возрождение», и его уже можно было передавать в руки Ярового для дальнейшей разработки.
Не меньший интерес, правда, уже иного плана, представляли новый начальник аффинажного цеха Руслан Асланов, заменивший «скоропостижно скончавшегося» Геннадия Жукова, и сменный мастера этого же цеха, то есть цеха, из которого за внешний периметр завода уходило золото 999,9-й пробы, Мухамед Умаханов. В недалеком прошлом оба работали на Горнореченской обогатительной фабрике, однако, когда вскрылась их связь с эмиссарами чеченских боевиков, сумели скрыться, избежав ареста. Более десяти лет они довольно умело прятались где-то, как вдруг…
Едва появилась острая нужда в специалистах подобного плана, умные люди, уже сумевшие подняться на определенные высоты, тут же вспомнили и об Асланове с Умахановым. Первый, как опытный производственник, был лоббирован на Воронцовский завод цветных металлов господином Гымзой, который на данный момент занимает довольно серьезный пост в правительстве Российской Федерации.
Что касается Умаханова, то после бегства из Горнореченска он какое-то время прозябал в Ингушетии, и как только Асланов оперился на новом месте, он тут же был вызван в Воронцово.
Правда, эту часть информации уже домыслил сам Крымов.
И вновь он подумал о том, что сейчас самое время зарулить всю эту разноплеменную кодлу, но в Москве были свои расчеты, и с этим приходилось мириться.
Уснул он, когда уже светало, и пожалел, что рядом не было Клары.
Глава 34
Грач еще раз осмотрел выбранную им позицию и мысленно похвалил себя. Полузаброшенный сарай на противоположной стороне улицы, где жил Кудлач, идеально подходил для проведения акции, с которой торопил ударившийся в панический страх Асад Даутов.
Небольшое чердачное оконце, откуда отлично просматривалась фасадная сторона дома и окна, которые Кудлач закрывал только на ночь, словно специально было прорублено хозяином сарая для того, чтобы спокойно, без суеты и нервозности, прислониться щекой к ложу снайперской винтовки, дождаться, когда воронцовский смотрящий нарисуется в окне, и плавно спустить курок. А огромный, также полузаброшенный яблоневый сад, хозяева которого перебрались в современную квартиру в центре города, оставив для себя свой старый дом как дачу, позволял уйти отсюда практически незамеченным. Правда, надо было выбрать такой момент, когда в доме Кудлача не будет ни кухарки, ни Витька, верного телохранителя, который по утрам возил Зинаиду в магазин и на рынок, чтобы затовариться спиртным, мясом да овощами с фруктами. И такое утро, кажется, настало.
Шкафоподобный Витек бросил в салон «Нивы» две корзинки, с которыми они мотались по рынку, дождался, когда на пассажирское сиденье взгромоздится своей необъятной задницей Зинаида, и вывел машину за ворота. Осмотрелся, по привычке проверяя, нет ли чего опасного на улице для его хозяина, убедился, что все спокойно — ни людей, ни машин, и только после этого мягко тронул с места.
Наблюдая за Витьком, Грач невольно ухмыльнулся.
Щенок воронцовский! Неужто он думает, что тот, кто решится упаковать в деревянный бушлат его хозяина, поставит напротив дома угнанную тачку со взрывным устройством, нашпигованную обрезками болтов с гвоздями, и, как только проспавшийся Кудлач появится на крыльце да расстегнет ширинку, чтобы помочиться… Хотя и подобный вариант возможен, и даже кто-то из хлопцев предложил его, кажется, тот же Желдак, для которого смастерить подобную пакость с дистанционным управлением, что высморкаться на землю. Однако это предложение тут же отвел сам Жомба, здраво рассудив, что чеченские методы террора в данном случае не проходят. Слишком много шума и людской вони, после чего пойдут пересуды да излишние разговоры, а это ему сейчас ни к чему.
Главное на данный момент для Жомбы — убрать Кудлача и перевести стрелки на тех, кто имел к смотрящему свои собственные претензии. А подобный вариант «расчистки золотоносного поля завода цветных металлов» проходил только через прицельную планку снайперской винтовки.
Наблюдая за домом Кудлача, Грач покосился на Желдака, для которого охота за человеком — настолько привычное дело, что он даже не перекрестится мысленно, прежде чем нажмет пальцем на спусковой крючок.
М-да, в штабе «Возрождения» знали, кого рекомендовать в бригаду строителей-шабашников, под видом которых им надо было легализоваться на москальской земле.
«Нива», на которой укатили Витек с кухаркой, давно скрылась за поворотом улицы, а Кудлач, как нарочно, застрял где-то в середине дома и еще ни разу не показался ни в окнах, ни на крыльце. Начиная нервничать, Грач негромко выругался и снова покосился на Трифона, который словно прилип к ложу своей винтовки, на вороненый ствол которой был накручен глушитель. Этот мясник еще в чеченскую войну привык выслеживать российских федералов часами, а у него, у Грача, видать, нервишки уже ни к черту. Впрочем, и его состояние понять можно. Одно дело — прижучить как следует воронцовского мужика-золотоношу да заставить его пахать на другого хозяина, и совершенно иной расклад — замочить вора в законе, который держит под собой целый регион, не забывая пополнять золотишком высшей пробы воровской общак. И это только такой самовлюбленный индюк, как Жомба, может думать, что эта мокруха сойдет им с рук, но он, бывший львовский опер с многолетним стажем, знает, какой кровью все может кончиться. Вот тогда-то, когда тебя славянские воры поставят на ножи, и проклянешь все на свете, вспоминая, как нечто уже недосягаемое, ридну Украину с ее чисто побеленными хатами да вишневыми садами, краше которых нет ничего на свете.