Он искоса покосился на следователя, словно убедиться хотел в том, что далеко не все ему известно из того, что знает он, Даутов, и не стоит ли именно на этом побороться за свою дальнейшую судьбу, и в его глазах засветилось нечто похожее на искорки надежды.
Едва за Жомбой закрылась дверь, как Яровой тут же набрал номер Крымова:
— Антон? Слушай сюда. Я не стал дожидаться вечера и докладываю прямо сейчас, так как время не терпит и наши с тобой коллеги могут сняться с места и уйти. Что касается задержанного клиента, то он дал весьма ценные показания, и, насколько я разумею, тебе лично и твоим ребятам стоит поторопиться с более решительными действиями.
— Ты имеешь в виду Гапона и моего коллегу из областного ФСБ?
— Так точно. Причем твой коллега может воспользоваться машиной скорой помощи, водитель которой также в деле.
— Даже так? То есть ты про Сивкова? — не смог сдержать своего удивления Крымов. — Лихо! Как говорится, муж и жена — одна сатана. Только, насколько мне известно, его сейчас нет в городе, уехал на похороны жены. А вот стоит ли его задерживать прямо сейчас или все-таки ребята поводят его в том же Краснодаре… Короче, выхожу на Москву, и если будет дано «добро», даю команду на задержание.
Эпилог
Вечером того же дня Яровому перезвонил Крымов и сообщил, что в городе остается группа спецназа капитана Монастырского, а из Москвы вылетает группа сопровождения, чтобы этапировать Драгу, «бригаду» Грача, Жомбу и его боевиков в Москву. Геннадий Михайлович торопился с допросом, который должен был расставить кое-какие точки над «и». Тем не менее допрос длился более трех часов, и, когда Жомбу увели в камеру-одиночку, которую охраняли спецназовцы Монастырского, он смог наконец-то выпить стакан чая с лимоном и уже «на свежую голову» углубился в протокол допроса, дабы наметить дальнейший план работы.
Итак, Тарас Андреевич Драга, начальник службы экономической безопасности завода цветных металлов. С этим клиентом после тех показаний, которые дал Жомьба, теперь, кажется, все более-менее ясно и понятно. Руководство львовского штаба «Возрождения» вышло на него через местных националистов, которые были осведомлены о хорошо скрываемой неприязни бывшего полковника ФСБ к России, и, когда ему был предложен «договор о взаимовыгодном сотрудничестве», он согласился работать на радикально настроенных националистов, открыв им дорогу в святая святых золотой фабрики. Он же, Драга, разработал и провел в жизнь план по ликвидации начальника аффинажного цеха Жукова, чтобы эту должность смог занять рекомендованный центральным штабом «Возрождения» человек, и он же поставил на прослушку телефонные переговоры Быкова, догадываясь о том, что следователь по особо важным делам Следственного комитета России непременно захочет связаться с опальным начальником Управления по борьбе с организованной преступностью. И он же дал отмашку на его убийство, видимо, опасаясь, что у Быкова могло сохраниться досье и на него, Тараса Драгу. Короче говоря, подчищал хвосты и прикрывал воронцовских золотонош, которые за определенный процент с каждого грамма должны были пахать на «Возрождение». Сбоев в его работе практически не было, если не считать досадной «промашки» в кафе «Ласточка», когда лопухнулась разведка Жомбы и боевики Грача расстреляли вхолостую несколько обойм, ранив при этом несколько человек, тогда как на полу должен был лежать всего лишь один Кудлач, мешавший прибрать к рукам золотоносные ручейки завода цветных металлов.
Яровой понимал, что все эти ручейки даже полковник ФСБ не в состоянии соединить в один большой ручей, чтобы затем направить его на Украину, и при первых же допросах за ним потянется цепочка пристяжных из руководящего эшелона заводоуправленцев, однако все это теперь ложилось на плечи Панкова, как и дальнейшая разработка краснодарского филиала львовской штаб-квартиры «Возрождения», плотно осевшего на юге России. Так что волноваться по этому поводу более не стоило, беспокоило другое.
Москва сообщала, что буквально на днях засветилась челночная группа с золотом высшей пробы, которую подстраховывал полковник столичной полиции, уже не способный дать какие-либо показания — мертвые молчат. Судя по той информации, которой владела Служба собственной безопасности МВД России, можно было предположить, что погибший в автокатастрофе полковник крышевал наработанный канал перекачки черного золота из Воронцова в Москву и далее в Грузию и в Армению, и это не обещало спокойной жизни. Отправителями этих слитков мог быть не только Гапон, но и воронцовский мэр, которого «возрожденцы» могли использовать втемную, и Гришка Цухло, группировку которого решили пока что не трогать, и еще с десяток уже выявленных фигурантов по золотой фабрике.
Предстояла долгая кропотливая работа, и Геннадий Михайлович даже представить не мог того счастливого момента, когда он сможет сказать самому себе: «Мавр сделал свое дело, мавр может уйти».
Не мог ожидать более спокойной жизни и Антон Крымов, он же — Седой. Буквально на третий день после того как погиб Кудлач, в номер гостиницы заявился тот самый Кошак, который угощал Крымова спиртом в камере воронцовского СИЗО, и, выставив бутылку водки на журнальный столик, произнес, усмехнувшись:
— Не забыл, надеюсь? Узнал?
Несколько опешивший от столь неожиданного визита, Крымов кивнул головой, но тут же протянул Кошаку руку:
— Добрые дела, как и хорошие люди, не забываются.
— Вот и ладненько, — согласился с ним Кошак. И тут же: — Стаканы есть?
— Найдутся.
— В таком случае помянем Кудлача.
Он наполнил выставленные на этот же столик фужеры и, троекратно перекрестившись, поднял свой:
— Ну, за него, родимого, чтоб земля была пухом. Правильный был человек и смотрящий, каких мало.
Выпили не чокаясь, и, когда Кошак налил по второй, Крымов непроизвольно откашлялся:
— Может, я закуску в ресторане закажу, а заодно к ней и еще одну бутылку?
— Годится, — согласился с подобным раскладом гость, — тем более что разговор серьезный будет.
Дождавшись, когда Крымов позвонит в ресторан и сделает заказ, он догнал второй фужер и все тем же осипшим голосом, каким отдавал команды своим сокамерникам, произнес:
— Ну, я тебя пока в суть разговора введу. Ты, конечно, этого не знаешь, но в город уже съезжаются авторитетные люди со всей России, и после похорон состоится сходняк, на котором будет избран новый смотрящий.
— А как же… как же менты, не помешают? — не удержался, чтобы не спросить, Крымов.
— «Менты»… — скривился в презрительной ухмылке Кошак. — Ты еще прокурора вспомни. Короче, этим вопросом уже занялись весьма серьезные люди, и Кудлач будет предан земле, как и положено, со всеми почестями, с венками, с траурной музыкой и поминальным обедом в ресторане «Центральный». Разрешение от воронцовских властей уже получено, так что об этом не стоит особо заморачиваться.
Кошак вновь потянулся синюшной от застаревших наколок рукой к бутылке, разлил остатки водки, молча опрокинул свою долю в себя и только после этого продолжил:
— А теперь насчет того, зачем я пришел к тебе. Народ знает, что ты был едва ли не свидетелем того, как эти козлы замочили Кудлача, и те люди, что съезжаются сейчас в город, хотели бы услышать от тебя лично всё то, что ты показал в ментовской конторе. Я имею в виду тот самый «мерс», который врезался в вас неподалеку от дома Кудлача, и тех хохлов, которые спешили сделать ноги, пока их не повязали.
— Разве это были хохлы? — моментально отреагировал Крымов.
— А ты что, этого не знаешь? — вскинулся Кошак. — Да об этом сейчас весь город талдычит.
— Право слово, не знал, — прижав руку к сердцу, покаялся Крымов. — Но если надо будет…
— Надо, брат, надо! Надо, чтобы вся Россия знала, кто порешил смотрящего, чтобы прыгнуть на его место. Да и вообще попросил бы тебя, чтоб ты пару теплых слов о нем сказал, иначе люди не поймут. — Он хмыкнул и доверительно произнес: — Поди, до сих пор гадаешь, кто тебя вытащил из СИЗО? Так это его заслуга, Кудлача.
Это уже была более чем серьезная заявка на легализацию Седого в воронцовском регионе, заявка, которой нельзя было пренебрегать, и Крымов согласно кивнул:
— Что ж, спасибо ему и за это, а насчет добрых слов… В этом можешь не сомневаться — и на похоронах скажу, и на поминках.
«Панкову. Срочно.
На похороны Кленова (Кудлача) съезжается славянское крыло российских авторитетов; намечается выбор нового смотрящего. Воронцовские авторитеты настоятельно предложили мне остаться в городе, так как со мной хотят переговорить прибывающие в город законники. Жду вашего решения.
Крымов».
«Крымову. Срочно.
Центром предложено остаться до окончательного выяснения столь завидной заинтересованности российских законников в Седом, однако советую действовать по обстановке. Главное — не допустить возвращения того влияния пособников «Возрождения» на завод цветных металлов, каким оно было до этого. Золото ни при каких обстоятельствах не должно уходить на Украину.
Панков».
Итак, приговор окончательный и обжалованию не подлежит: «Золото ни при каких обстоятельствах не должно уходить на Украину». Это звучало как приказ, и Крымов невольно вспомнил шифровку, с которой его ознакомил Панков, перед тем как отправить в Воронцово:
«По ходу оперативной разработки львовской штаб-квартиры радикально-националистической организации «Возрождение», которая является составной частью УНСО, выявлен факт продажи полякам эталонного слитка золота пробы 999,9.
Этот факт — еще одно подтверждение того, что на Украине готовится вооруженный переворот, и УНСО срочно понадобились деньги для активизации пока не задействованных националистических сил, а также для проплаты тех ячеек террористических организаций в Москве, на юге России и на Северном Кавказе, которые будут задействованы для диверсионно-подрывной работы».