на Дюзова была утрачена не полностью, и после восстановления он сможет работать охранником или даже машинистом электропоезда, на что друзья из "органов", немного подсуетившись, выхлопотали боевому товарищу максимальный дивиденд от полученного во время героической службы ранения. Об этом Максим узнал из копии докладной записки, прилагавшейся к больничной выписке, где чёрным по белому было сказано, что он бревном лежит в постели, ходит под себя и вообще не человек, а самый, что ни на есть, стопроцентный овощ.
Максим не увидел в этом скрытого подвоха, понимающе ухмыльнулся и решил, что накроет управлению такую поляну, что даже непьющий ни под каким предлогом Ерохин, первый заместитель Дмитрия Валентиновича, не устоит и тщательно проспиртуется до самого темечка. Потому что денег Максиму выплачивали действительно много. Поэтому он не особо переживал из-за старенького бензинового "Форда", знал, что жить тому остаётся от силы пару дней, максимум неделю.
Блуждая по коридорам "Склифа" в поисках нужной печати, которой владела одна неуловимая заведующая, Максим вспомнил день покушения, день, ведущий в лабиринты коматозных снов, день, в котором он вышел из палаты Казанцева, озадаченный странным поведением чиновника и смущённый собственной беспомощностью во время неожиданной атаки сиделки. Похожий коридор со светом в далёких окнах, туннель с многочисленными дверями без номеров. Тогда, по дороге к лифту, он встретился глазами с девушкой, сейчас будто знакомой, но в тот момент отстранённо-далёкой. Она проплыла мимо, подталкиваемая солнечным ветром, бившим ей в спину, заставляя Максима смотреть против света, всматриваться в тень, делающую её лицо безразличным и резким. А затем был он, тот, кто стрелял из небольшого, но очень современного пистолета.
Странно, что ни Важник, который звонил лежащему в реабилитационном центре Дюзову чаще остальных, ни заходивший проведать Пономарёв, ничего толком не рассказывали о том, как двигалось дело об исчезновении профессора. То отшутятся, то замнут. Поправляйся, мол, выходи, включайся в работу. Только, конечно, сперва пройди военно-врачебную комиссию, докажи, что годен к дальнейшей службе, а не превратился в безмозглый манекен, которым тебя изобразили, чтобы в карман упала большая страховка.
Комиссию – обход врачей, странные беседы с психиатром ("Если перед вами на асфальте трещинка, вы переступите её или обойдёте?") – Максим прошёл три дня назад, теперь оставалось нервно ждать результата. Обычно на это уходило день-два, но в этот раз тянули: "потребуется изучение других медицинских документов".
Впрочем, и у Максима порой возникали сомнения в собственной адекватности. Усиливался мандраж. Дождётся ли он заветного "годен"?
Всю дорогу до управления он испытывал сильные дежавю. Как с цепи сорвались, на каждом светофоре, хоть зажмуривайся, как в тот проклятый день, который он, благодаря скользнувшей между полушариями мозга пуле, прожил едва ли не дважды. Или не прожил вовсе. А сейчас будто бы вспоминает снова и снова. Не только прошлое, но и будущее.
Так, стоя на очередном светофоре, он "вспомнил", какую купит машину. Однако, этой фантазии Максим отдался с удовольствием: представил звук, с которым будет басить новёхонький двигатель, бархатное подмигивание поворотника… Но мысль свернула в другое, загаженное русло: вот, после покупки, он скособочивает неуклюжим локтём хлипкое боковое зеркальце со встроенной видеокамерой, и его начинает "пилить" бортовой компьютер, назойливо попискивая раз в пять минут, и отключить его невозможно…"
Его "Форд" летел по выносной магистрали, перестраиваясь в правый ряд и притормаживая, чтобы не пропустить поворот, за которым будет улица в четыре полосы, пара других поворотов и парковка за шлагбаумом следственного комитета.
3
Главк оказался на удивление пуст. Махнув удостоверением на проходной, Максим поднялся на второй этаж и по пустому коридору дошёл до кабинета N22. Перед закрытой дверью сердце вдруг заколотилось, Максим на секунду замер, толкнул дверь и увидел Пономарёва. Справа от стола коллеги сидел незнакомый мужчина в очках, который рассматривал на свету пластиковые полупрозрачные фотографии. Оба посмотрели на Дюзова, но если глаза Пономарёва оживились и обрадовались, то второй взгляд остался пустым и холодным, как декаданс холостяцкого холодильника.
Игорь вскочил со стула, сжал руку, затем обнял и похлопал по спине. Максима проняло.
– Это Дюзов, – сообщил Пономарёв хмурому мужику в очках и снова повернулся к Максиму. – Пойдём выйдем, не будем мешать.
– Это кто? – спросил Максим в коридоре.
– Петраковский, по особо важным.
– Важняк, – ухмыльнулся Максим: "важняками" называли следователей по особо важным делам. – Важняк в кабинете Важника сидит, умора.
– Думаешь, ты первый такой остроумный? – Пономарёв направился к окну. – Куришь? Тебе как вообще, можно?
– Нет, – ответил Максим. – В смысле бросил, не курю, а так, кажется, можно.
– Ну, как ты? – спросил Пономарёв, извлекая из пачки обычную сигарету.
Максим глянул с тенью улыбки.
– Где твоя электронная дымилка?
– А-а, надоело возиться.
– Или лёгкие обманывать?
Пономарёв пожал плечами.
– В курсе насчёт заключения? – спросил он.
– Нет, что там?
– Решили, что ты негоден.
– Ага, конечно, – ухмыльнулся Максим.
– Серьёзно. Пришло заключение ВВК, что тебя не следует допускать к оперативной работе, ввиду возможных нарушений зрительного восприятия окружающего пространства, – последние четыре слова Пономарёв воспроизвёл чуть ли не по слогам, – и чего-то там ещё… короче нарисовали тебе агнозию.
– Синестезию? Так это у меня с детства…
– Нет, Макс, агнозию, мы недавно всем управлением в словаре смотрели. Так что, считай, свободен.
Максим сжал губы и нахмурился:
– Твою же мать!
– Вот так… система.
– Что у тебя там? – Максим посмотрел на сигарету в руке Пономарёва.
– "Кент".
– Дай.
– Вот так, – сделал затяжку Пономарёв, – вот так.
Максим подкурил, молча уставившись за окно. На небо наползли тучи, парковку съела тень. Цвета машин сместились в серый спектр, выгорели и поблёкли, окно стало расширяться, наплывая будто раскрытая пасть. Максиму показалось, что он опрокидывается на улицу, но не падает, а плывёт, как облако, смотрит на мир со стороны, на декорацию города, где актёры изображают людей.
I ain't happy, I'm feeling glad
I got sunshine, in a bag
I'm useless, but not for long
The future is coming on
It's coming on, It's coming on…
– Алё, – прервал звонок мобильника Пономарёв. – Труп? А чья очередь?… А сам где?… Конечно… Да, сейчас выезжаю… А свидетели?… Понял, давай, ну да… – Игорь дал отбой и посмотрел на Максима. – Важник звонил, в Суворовском труп нашли.
– Криминальный или смерть?
– Смерть. А Пашка на выезде, – сказал Пономарёв, косясь на круглый шрам над переносицей. – Какой-то ты бледный, может, не стоило сигаретой баловаться?
– Нет, норма, в порядке я.
– Да не переживай ты, напиши заявление, так мол и так, считаю заключение комиссии несоответствующим моему физическому состоянию, прошу провести повторную экспертизу, не мне учить, сам всё прекрасно знаешь… Вон Горыныч, в аварию попал, полгода после черепно-мозговой лечился, и ничего, с третьего раза допустили. Теперь ходит, с титановыми пластинами в башке, робокоп хренов.
– Да понятно, – Максим затушил сигарету, от которой затянулся только раскуривая.
– Ну, а сам как? – выдыхая дым, спросил Пономарёв. – Со страховкой разобрался?
– Да, – кивнул Максим, – разбираюсь.
– Ну вот, – хлопнул по плечу Пономарёв. – Я б с такими бабками даже не рвался.
В голове Максима мелькнула сумасшедшая мысль: поменяться с Пономарёвым местами, отдать ему все эти деньги, ну, может не все, большую часть за вычетом новой машины, а самому встать в "строй", чтобы всё было, как прежде, знакомо и понятно. Чтобы вернулось привычное течение жизни, которое отнял у него человек, всадивший в него две пули…
Максим тяжело вздохнул и отвернулся от окна.
– Ну, а стрелка?? Поймали?
Пономарёв пустил носом дым, помолчал немного, будто примеряясь к ответу, потёр над бровью:
– Нет.
– Глухо?
– Личность установили.
– Ну… а розыск что?
– Ничего.
– Почему?
– Да, знаешь, такое дело… – Пономарёв нервно затушил сигарету. – Давай потом, а? Мне на труп пора.
– Какое дело?
– Звоночек был, – сообщил Игорь и бросил короткий взгляд в потолок, – оттуда.
– Да ладно… откуда оттуда?
– Всё, Макс, двину.
– Стой, да погоди, ну ты красавец, думаешь, я теперь успокоюсь? Сам же залезу, откопаю, ты ведь знаешь. Эта мразь меня чуть не грохнула!
– Пеликан, – бросил Пономарёв, снова глянув в окно.
– Что?
– Киллер с погонялом "Пеликан". А с делом твоим швах, причём полнейший.
– А конкретней?
Пономарёв потёр виски, точно при мигрени.
– Булгарина так и не нашли, личность убитого, правда, установили. Труп, что у кабинета валялся.
– Ну?
– Тоже Пеликан.
– Что? – мотнул головой Максим.
– Ага, вот и я такой "что?", и все такие "что?" Приехали, вот что. – Пономарёв невесело усмехнулся. – Жмур в тебя стрелял.
Максим пропустил шутку мимо ушей. Думал. В голове назойливой мухой закружила мысль, будто он знает, как такое могло произойти. Как объяснить воскрешение Пеликана. Причём, знает только он, потому что видел и слышал что-то очень важное. На периферии сознания вертелось старое воспоминание, догадка, издалека похожая на открытие.
– А Казанцев заговорил? – задумчиво спросил Максим.
– Что? – Пономарёв с удивлением посмотрел на коллегу. – А, нет, тоже… умер. В тот же день.
– Что значит "тоже"?
– Ну, то есть, не тоже, ты же вот… – поправился Пономарёв. – Короче, отпечатков там море, нашли чей-то рыжий волос, долго с ним носились, ничего, да мало ли чей. И вообще, после того звоночка… Вот так, Макс.