Идиллия. Перелесок, в который мы рухнули, ещё только-только начал окрашивать листья деревьев в жёлтый цвет, и этот смешанный, не доведённый до конца оттенок смотрелся на фоне нежного, розовеющего неба потрясающе красиво.
Смотрел бы и смотрел.
Жаль, остальным сейчас было не до того, чтобы осознать всю красоту этого осеннего рассвета.
Рубан был просто мрачным. Наверное, все прочие эмоции уже успели в нём перегореть — за то время, что прошло с нашего приземления, он успел снять с меня с ветки дерева, максимально аккуратно, и уложить на траву таким образом, чтобы кровь не вытекала со скоростью фонтана. Выучка бывалого УБИшника заставляла его оставаться спокойным — нет, он определённо был хорош в своём деле.
Но и он не мог быть вечно невозмутимым — тем более, он отлично знал, чем закончится эта сцена. Моей смертью, а затем — выбросом скверны.
Тина тоже это понимала, и в её глазах теперь читался неподдельный испуг. Она не отводила от меня взгляда с того самого момента, как появилась на поляне, хромающая и поддерживаемая под руку Львом Дюбуа. По её лицу я видел, что этот взгляд доставляет ей боль — но она не отводила.
Кажется, она уже сейчас что-то видела. Скверну, рвущуюся из меня вместе с утекающей жизнью. Она тоже отлично понимала, что сейчас произойдёт.
Пулемётчик Шраутов больше был обеспокоен рукой и рёбрами — после всех падений от чувствовал себя паршиво. Хотя, конечно, не так паршиво, как я. Рубан не тратил времени на него, так что палку к руке он привязывал самостоятельно. На меня этот парень поглядывал с лёгким испугом и недоумением.
И, конечно же, непонимание царило и во взгляде Льва Дюбуа. Ну, по крайней мере, не рвётся добить в качестве мести за бабушку, погибшую во взорвавшемся вертолёте — и то хорошо.
Все молчали. Я не возражал; мне хотелось покоя.
За прошедшие сутки я попросту устал. Погони, драки, крушения вертолётов, беготня с трупом на плечах, смерть от рук того же самого трупа… Да, я привык к подобному досугу, чего уж говорить. Но даже для меня было в новинку, когда всё это происходит без перерыва, за одни только двадцать четыре часа!
— У тебя… есть идеи, что делать?
Первой молчание нарушила Тина, наконец, переведя взгляд с меня на Рубана.
— Ни малейших, — покачал головой агент с мрачной миной. — Если бы что-то было — уже попытался бы сделать, но тут без шансов. Сама же знаешь, с такими ранами не живут.
— Но… — Тина неверяще закачала головой, кажется, машинально. — Обычные люди не живут. А Марк — не обычный человек, и способен на многое из того…
— Он прав, Тина, — кивнул Лев Дюбуа, кладя руку ей на плечо. Та не обратила на этот жест никакого внимания. — Твой друг умрёт, никакие навыки не лечат такие раны.
Я молчал. Мне не хотелось вмешиваться в спор. В конце концов, можно мне хоть сейчас немного отдохнуть, и чтобы проблемы решали другие? Я и так делаю всё, что могу — а проблемам нет ни конца, ни края.
— Никакие? — Тина поглядела на него и, только сейчас сообразив, что на её плече лежит рука, сердито стряхнула её. — Не говори о том, чего не знаешь.
— Ну, если кто и в состоянии залечиваться, когда у него видны внутренние органы, — протянул Рубан, — то точно не Марк. Думаю, бесполезно пытаться что-то сделать с ним. Нужно решить, что делать нам.
— Нам? — Лев перевёл глаза на него. — Жить дальше. Разобраться с произошедшим, остановить этого монстра.
— Ты не понимаешь, парень, — вздохнул Рубан. — Ты понятия не имеешь, о чём говоришь.
— Послушайте, — кажется, Льву надоело поддерживать похоронно-скорбный тон из вежливости. — Мне жаль вашего друга, но здесь уже и правда ничего не сделаешь. Нет смысла концентрироваться на нём, когда нас ждут другие проблемы.
— Я же сказал, что ты ничего не понимаешь! — Рубан перевёл на него сердитый взгляд, и Дюбуа чуть отпрянул от решительного тона агента. — Проблемы куда ближе, чем тебе кажется! Или ты думаешь, мы здесь Марка оплакиваем?
Лев недоумевающе захлопал глазами.
— А… нет?
— Он последний, за кого нужно беспокоиться, — криво усмехнулась Тина. — Марк выживет в любом случае.
— Чего?
Лев переводил взгляд с Тины на меня, с меня на Рубана и с Рубана снова на Тину. — Вы о чём?
Я глубоко вздохнул и поднял глаза на него:
— Твоя бабушка не сказала тебе? — фраза уже начинала казаться мне избитой. — Я бессмертный.
— Ты… что? — теперь он окончательно был выбит из колеи. Пулемётчик, что сидел под деревом чуть вдали, зашевелился и поднял на меня испуганные глаза.
— Внутри Марка скверна, — отрезала Тина. Первый шок у неё прошёл, и девушка на глазах превращалась вновь в саму себя — бывалого агента, хладнокровного и умелого. Щёлкнув зажигалкой, она закурила, и, после долгой затяжки, продолжила. — Она не даёт ему умереть. Воскрешает раз за разом.
— А когда это происходит — она выходит из его тела, — кивнул Рубан. — Скверно-взрыв.
— Тогда почему мы ещё тут? — осведомился Лев. — В этом вся проблема, да? В момент его смерти…
— Умрём и мы, — согласился Рубан.
— Ну на… нахер! — пулемётчик медленно, держась здоровой рукой за ствол дерева, поднялся на ноги — те у него ещё были целы. — Вы… да почему вы ещё тут? Я сваливаю, мне за это не платят!..
Рубан медленно проводил его взглядом. Фигура с гербом Шраутов на плече всё удалялась и удалялась, бормоча себе под нос что-то о психах и безумии. Лев Дюбуа тоже смотрел ему вслед. Видимо, он тоже задавался вопросом, почему Тина и Рубан ещё не ушли — вот только он не был таким дураком и понимал, что на то есть причины.
— Беда в том, — хрипло заметил я, — что этой скверны внутри меня — очень, очень много.
— Насколько… много? — судя по взгляду, Льву Дюбуа сейчас очень хотелось, чтобы всё это оказалось неправдой. И, судя по этому же взгляду, он отлично понимал, что неправдой это не окажется.
— Очень… много, — кивнул я. От неосторожного движения я закашлялся; во рту появился привкус горячей крови.
— Ротт!! — Рубан мигом оказался на коленях подле меня. — Ты что, хочешь отправить нас прямо сейчас на тот свет?!
Я поглядел на рассвет, вступающий в свои права. Голова кружилась, в глазах всё темнело.
— А… какая разница, часом позже или часом раньше? — пробормотал я, падая в темноту.
Нет, я не умер. Пока не умер.
Когда я снова открыл глаза, вокруг уже было светло. В ветвях осенних деревьев пели птицы, и я почему-то подумал, что они тоже умрут, когда всё произойдёт.
А произойти всё, судя по моим ощущениям, должно было уже достаточно скоро.
— …оно не сработало бы и на обычном человеке, — услышал я голос Рубана; теперь он доносился с другой стороны. — Ты же сам говорил, что никто не может залечить такие раны. И нет ни одного грёбаного шанса, чтобы это сработало на Уроборосе.
— Я вообще не понимаю, почему нас до сих пор не нашли! — возмущался злой донельзя Лев Дюбуа. — Мы могли бы зафиксировать его, отвезти в больницу, там бы что-то сделали…
— Умрёт, если его сдвинут с места, — тоном опытного агента сообщила Тина. — Три часа назад мы бы могли успеть… но даже больница бы не помогла.
— Не забывай, что его лицо засветилось вчера на всю Империю, и его считают убийцей Императора, — добавил Рубан. — К тому же, мы не знаем, что происходит в столице. Туда ведь отправился фальшивый Люций.
— Вот потому нас и не нашли, — рассудила Тина. — Им просто не до нас.
Усталость не проходила. Казалось бы, я провалялся в отключке несколько часов, но то ли сказывалась рана, то ли просто закончился предел моих возможностей. Усталость стала только больше. Настолько сильной, что сейчас я не мог даже заговорить — это казалось непосильным трудом.
Да и что я мог им предложить? Я отлично помнил, что навык исцеления, вывернутый скверной наизнанку, только быстрее убивает меня.
Возможно, я могу врубить Сдвиг. За счёт самой скверны внутри меня я проживу…
Ещё пару часов. Ну, полдня. Не больше. Так стоит ли это затраченных усилий?
Нет. Не стоит. А вот что действительно стоит усилий — так это попытка сделать что-нибудь полезное. Защитить если не всю страну, то хотя бы тех, кто рядом со мной.
— Который час? — уточнил я, приподнимая голову — и сам удивился тому, как спокойно, бодро и чётко прозвучали мои слова. Будто я не валялся на земле со сквозной раной в груди, я вошёл в комнату со стаканчиком кофе в руках.
— Чего? — Рубан повернулся ко мне с таким чистым изумлением в глазах, что мне захотелось улыбнуться.
— Который час? — повторил я. — У тебя же часы целы?
— Ну ты нашёл время, Ротт… — помотал он головой.
— Чтобы найти время, нужно его узнать, — отметил я. — Так что там?
— Без пяти десять, — отметил агент, глядя на запястье. — Зачем тебе это сейчас? Зафиксировать время смерти?
Что ж, если честно — я и сам не знал, зачем мне это. Просто… захотелось уточнить.
Зато я точно знал другое. Усталость никуда не денется. Вот только свои проблемы нужно решать самому — никто не сделает это за тебя.
— Спасибо, — поблагодарил я. — И удачи.
Сдвиг.
Три светящиеся фигуры возникли за спинами у Рубана, Тины и Льва. Три фигуры сделали шаг вперёд.
Это было последнее, что я увидел — навык отнял у меня слишком много сил.
Но всё-таки я увидел достаточно, чтобы умереть с улыбкой на губах.
Когда я открыл глаза, поезд уже быстро нёсся через бесконечность, дробно и равномерно стуча колёсами. Клубившийся за окном туман не давал увидеть ничего — ни силуэта, ни проблеска. Вздохнув, я уставился перед собой.
Как ни пытайся, от судьбы не уйдёшь. Я всё же умер, и на этот раз ничто не помешает скверне вырваться из моего тела на свободу.
Но, по крайней мере, Рубан и Тина останутся живы. Это была не надежда — это было полноценное знание. И они, и Лев Дюбуа будут защищены от взрыва.
Делало ли это мою ношу хоть немного легче? Ну, разве что на самую малость.