рем несколько дней подряд будут жить в кошмаре ревности, грызни и побоев.
Он ничего не может сделать силой или открытой злобой. Слабый, как женщина, забитый и обиженный, он только исподволь, потихоньку, из-за угла, может наносить свои удары. Поэтому он должен быть вкрадчиво-мягким, приторно-вежливым, внешне незлобивым и неопасным. Из поколения в поколение, от евнуха к евнуху передаются веками выработанные нормы поведения, неписанные, но непреложные законы касты. Веками вырабатывается тип евнуха.
Неслышные кошачьи шаги, вкрадчивый и мягкий голос, полная покорность перед всякими ударами судьбы, готовность услужить всем и всегда, отодвигание себя на второй план и разговор о себе не иначе, как в третьем лице, а за всем этим, — постоянная настороженность, вечное обдумывание очередных пакостей, очередных историй.
Все это накладывает на евнуха чисто внешний отпечаток. Он ходит чуть-чуть согнувшись, на ходу присматриваясь и прислушиваясь, всегда потирает руки, как человек, разговаривающий сам с собой. На его лице одновременно выражаются несколько мыслей, и оно является воплощением неискренности и лживости. Он вздрагивает и настораживается при малейшем шорохе и громко сказанном слове, он съеживается и как бы подставляет спину для удара, когда в разговоре с ним повышают голос. А в общем и целом, он отталкивающе противен и напоминает скользкую извивающуюся змею.
Женя разглядела евнуха только тогда, когда он, подойдя к ней и не опуская из рук нарядов и драгоценностей, приветствовал ее низким поклоном и словами:
— Мой повелитель, любимый сын Пророка, Чандер Рао Налинакша шлет тебе эти подарки, о женщина, и приказывает надеть их.
— Что? — вскинула глазами Женя и увидела сморщенное лицо, лишенное всякой растительности, с отвратительным подобием улыбки на нем.
— Что? — повторила она. — Какой такой повелитель!
И не удостоив евнуха дальнейшим разговором, повернулась к нему спиной.
Евнух вздохнул и, обойдя тахту, на которой сидела Женя, появился с другой стороны:
— Мой господин и повелитель, возлюбленный сын Пророка, Чандер…
Женя перебила его на полуслове.
— Не трепись, — крикнула она евнуху по-русски и тотчас лее перевела свои слова на понятный ему язык. — Пойди к шайтану с твоим повелителем и твоим Пророком. Да, кстати, прихвати с собой эти вонючие тряпки.
Евнух почтительно выслушал всю эту тираду и продолжал:
— Мой господин и повелитель, о женщина, не допустит такого поведения в своем гареме. Мой господин и повелитель, о женщина, осчастливил тебя своим вниманием и ждет от тебя…
— Что? — Женя вскочила на тахте во весь рост и стояла, сжимая в руках стек. — Что? ты учить меня собираешься, бесполая обезьяна?!
Это было слишком. Евнух побледнел от нанесенного ему оскорбления. Сто шестнадцать жен Чандера Рао Налинакши сдвинулись ближе, стоя в прозрачной воде бассейна, на самом краю которого евнух держал перед белой женщиной роскошные подарки.
— Мой господин и повелитель отныне и твой господин и повелитель, — вразумлял евнух непокорную. — Он возвеличит тебя, если ты окажешь ему должное внимание, и он покарает тебя…
— А? — Женя сделала шаг вперед. Евнух невольно отодвинулся и с трудом удерживал равновесие на самом краю бассейна.
— А? Кто покарает меня? Что ты сказал? Слушай, ты, безусая баба. Я считаю до трех. И если ты не уберешься вовремя, то… Раз…
Евнух съежился, предчувствуя неприятную развязку, но, боясь потерять свой престиж перед следившими за происходившим женщинами, не трогался с места.
— Два!
Евнух жалко покрутил головой и заморгал глазами.
— Три!
Обтянутая тонкой кожей высокого сапога нога Жени вытянулась вперед, выбила из рук евнуха ворох тканей, которые, как яркие птицы, порхнули в воздухе и упали в воду, задела подбородок евнуха, и страж гаремной невинности последовал за шелком, камнями и золотом…
Того, что последовало за этим, Женя, по правде сказать, не ожидала. Она не рассчитывала на тот эффект, который произведет вся эта история.
Не прошло и получаса, как в двери гарема вошел евнух, сопровождаемый несколькими слугами. В руках у слуг были длинные бичи. Они шли заказывать дерзких.
Такие наказания не редкость в гареме. Обычно женщины покорно принимают их, как должное, и спокойно отдают свое тело в руки палачей. Но сегодня дело было иное. Едва евнух и слуги переступили порог гарема, как женщины повернулись им навстречу, сбились в кучу и приготовились к защите. Женя быстро оценила момент и, спрыгнув с подушек, позвала Фатьму и с ее помощью надела на себя костюм. Второпях она не заметила, как приколотый к рубашке портрет упал на землю и как Фатьма, подняв его, заколола свою чадру.
Увлекая за собой Фатьму, Женя вырвалась вперед и бросилась навстречу палачам. Сто пятнадцать женщин как одна последовали за ними. Слуги и евнух были смяты в одно мгновение и даже не пытались защищаться. Гнев придавал женщинам нечеловеческую силу. Две из них подхватили кричавшего в отчаянии евнуха, сдернули с него одежды и понесли его к одному из столбов комнаты. Там они его подняли на высоту человеческого роста и кусками шелка прикрутили так, что он едва мог дышать. Слуг разложили на мягких коврах и вернули им все полученные когда-либо удары. В довершение, одна из более догадливых нырнула на дно бассейна и там закрыла выходное отверстие, обрекая дом Налинакши на потоп.
Сделав все это, женщины бросились к выходу и разбежались по саду и комнатам дома, а частью выбежали и за пределы фактории.
Несколько минут спустя у ворот фактории послышался троекратный рев автомобиля.
Чандер Рао Налинакша вернулся в своя владения.
Повелитель ста шестнадцати жен стоял в дверях гарема и смотрел, как слуги возвращали беглянок. Были пойманы все. Некоторые из них шли, виновато опустив глаза в землю и не смея взглянуть на своего господина, который методически отсчитывал удары па телах пойманных. Некоторые сопротивлялись и их несли, перекинув на плечо, как мешки с хлопком.
Часть причитала, проклиная глупую чужестранку, устроившую всю эту кашу, часть бросала ругательства в лицо Чандера и его слуг. Сам Чандер, внешне спокойный, внутренне бесновался и ждал того момента, когда слуги доставят ему эту проклятую большевичку, чтобы расправиться с ней.
Однако, ни Жени ни Фатьмы не было. Сто пятнадцать жен были водворены на свои места, сто пятнадцать ударов нанесла рука Чандера, а о двух главных зачинщицах не было ни слуху, ни духу. Чандер бесновался, рассылая все новых и новых слуг, и только к вечеру один из них вернулся усталый и запыленный, чтобы сообщить, что беглянки скрылись в великих джунглях.
Налинакша молча выслушал его и решительным голосом отдал приказание.
Через пять минут четыре самых лучших коня были выведены из конюшни, и четыре всадника отправились на них по направлению к границе Индии.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,в которой репортер сходит с рельс
Главный колдун Нью-Йорка не имел причин быть недовольным.
Главный колдун Нью-Йорка, мистер Чарльз В. Лоув сделал хороший бизнесе для себя и для своего коллеги — главного колдуна Канзас-Сити. Но, очевидно, это не помешало ему получить таинственное письмо из Тексаса.
Август, 21, 1928.
Тревожный месяц.
Неделя неудач.
Безнадежный день.
М-ру Чарльзу Лоуву.
Главному колдуну.
Дорогой Чарли, выезжай немедленно, есть горячие дела и хорошая охота.
С наилучшими пожеланиями остаюсь в святом и ненарушимом союзе
Гарри Б. Террель, главный колдун клана 86.
М-р Лоув потерял письмо и уехал на запад. Письмо нашел в коробке сигарет «Янки Дудль», в Атлетик-Клубе, Дикки Ред.
Прямо из Атлетик-Клуба Дикки отправился домой.
В три часа в контору Армаур-Стар-Компани, Уолл стрит 199, явился человек с сединой, говорившей о положительных сторонах характера, и с сухостью в фигуре, указывающей на его деловые способности и военное прошлое.
Человек представился, как богатый фермер, полковник Уильям Ричвуд из Тексаса, и сказал, что он имеет важное поручение от Чарльза Лоува.
Полковника Уильяма Ричвуда принял вице-президент треста, с брюшком, подтверждавшим содержание рекламы в «Нью-Йорк Геральд» об окороках Армаур-Стар.
— Что скажете, м-р Ричвуд, какая погода в Тексасе и сколько тысяч голов вы нам предлагаете?
— В Тексасе прохладно, пустячки! Не больше тридцати градусов в тени. Скот превосходен и мои быки, смею вас уверить, стоят быков Блока с Рио-Гранде.
Но, уважаемый м-р Уотч, я хотел бы говорить о вами не только о погоде и быках. Я получил от Чарли наказ зайти к вам и осведомиться, не дадите ли вы какого поручения в Тексас?
— Хорошо, м-р Ричвуд, но я, правда, не знаю, у меня ничего нет для ваших друзей. Если вы будете иметь честь поговорить со мной о скоте или о жаре на западе, то я весь к вашим услугам.
Уильям Ричвуд поблагодарил Уотча и вышел из конторы треста. Он пошел по Бродвею, а потом взял машину и поехал в редакцию «Дейли Воркер».
В этот же день Уотч пришел в скверном настроении духа в приемную своего секретаря.
— Что за расхлябанность, м-р Брокмен, куда завалился секретный протокол нашего последнего совещания?
Брокмен посоветовал Уотчу после обеда выпить стакан виски с содой.
— Хорошо действует, даю слово! — и дал Уотчу копию с протокола, которым тот интересовался.
Но у м-ра Уотча было полное тело, дом на Пятой авеню и жена. Поэтому думать долго ему доктор запрещал. Человеку, который не хочет преждевременно приобрести место постоянного жительства в мавзолее, вредно много думать, много работать и много… Но ел м-р Уотч много. Что поделаешь! Каждый человек потеет по-своему.
Дикки Ред говорил с редактором.
— Что делается в Канзасе, кроме кампании за подписку на нашу газету? Я знаю, что заводы треста Армаур-Стар хотят объявить снижение на 20 %. Дивиденды Либби Мак-Нейля не дают им покоя. Они подкупили санитарную инспекцию и пустили в работу гнилой скот. Потом я знаю, что в Канзасе в городское управление намечены перевыборы. Там раскрыто злоупотребление, не так ли? Штат в руках Ку-Клукс-Клана, но в Канзасе соотношение голосов совершенно другое и если с ребятами что-нибудь не случится, то белые колпаки не сосчитают своих голосов в городе.