И она отхлебнула из фляжки.
Назавтра она позвонила в Прагу дочери. Рассказала ей о своем намерении уйти от мужа. Подготовила убедительные доводы в защиту своего решения. Но они ей не понадобились. Дочь сразу поддержала ее:
– Я никогда не могла понять, как ты столько лет живешь с таким вечно всем недовольным хроническим брюзгой.
– Риточка, он не всегда был таким.
– Значит, его мое рождение так изменило. С детства, сколько я его помню, он всегда ворчал на тебя, ругал меня, поносил соседей, был недоволен квартирой, домом, страной… Я поэтому так рано вышла замуж, чтоб удрать от него. И всегда поражалась, как ты его терпела.
– Наверное, я ждала своего Марка, Марика, Маркушу. И дождалась… Значит, ты меня не осуждаешь за это?
– Я верю, что ты со своим Маркушей будешь счастлива. Додик его до сих пор вспоминает и мечтает опять сходить с ним в туалет!.. Он так о нем отзывается, что мой Леша его к нему уже даже немножко ревнует!
– Когда Леша узнает Марка, они подружатся.
– Тогда решай, мама, решай и вперед, в новую жизнь. Твоя дочь, твой внук и твой зять тебя благословляют!
Глава девятая
В квартире у Марка была накаленная обстановка: он сообщил об уходе из семьи. В комнате, кроме него, находились жена Роза, дочь Тамара и сын Ярон.
Марк, продолжая разговор, обратился к дочери:
– Но ты ведь тоже развелась с мужем!
– Я его прогнала, когда поняла, что не люблю и не хочу с ним жить. Но это была моя инициатива, моя!
Марк развел руками:
– Так что, мне ждать, когда мама меня прогонит?..
– Я бы тебя давно прогнала, – произнесла Роза, – если б, дура старая, тебя не любила!
– Ну, пойми меня, пойми и прости! Ведь сердцу не прикажешь, а лицемерить столько лет – тяжело!
– Мама надеялась, что ты изменишься, – произнесла Тамара, – а я постоянно ждала от тебя подобных выходок. Сколько раз ты уходил от нас?
– Не от вас, а от мамы. Когда понял, что любовь кончилась, а точнее, что ее и не было.
– Ты думаешь, я этого не понимала, не чувствовала?.. – Роза погасила выкуренную сигарету и взяла новую. – Но всё надеялась, что в тебе наконец созреет это долгожданное чувство, пусть не любовь ко мне, а хотя бы просто преданность семье… Я знала поговорку, что все мужчины относятся к виду членистоногих: куда член потянет, туда и ноги пойдут… Я знала, что ты у нас временный жилец, но делала вид, что верю. Я относилась к тебе как к разоблаченному шпиону и прожила жизнь в кошмарном ожидании, когда ты сам признаешься в этом.
Тамара стукнула ладонью по столу:
– Как мне маму жалко!
– Мне тоже, – сказал Марк. – Поэтому я оставлю ей и квартиру, и машину, и буду оплачивать аренду и все страховки, и буду…
– Не трать деньги, – перебила его Роза, – береги их на мои похороны!.. И еще… – Она стащила с пальца обручальное кольцо и протянула его Марку. – Возьми. Это последнее, что нас формально связывает.
Марк отшатнулся:
– Я не возьму. Это твое. Я купил его тебе.
– Оно будет мне всё время о многом напоминать, а я этого не хочу. Так ты берешь его?
– Нет.
– Что ж… Тогда попрощайся с ним.
Она подошла к открытому окну, выбросила кольцо и вышла из комнаты. Наступила пауза, которую прервал Ярон:
– Да, батя, с тобой не соскучишься. Но спасибо тебе…
– За что? – спросил Марк.
– За то, что лишний раз доказываешь мне правильность моего образа жизни. Вот почему я до сих пор не женился – чтобы не надо было потом мучительно вырываться из налипших привязанностей!.. Спасибо за то, что ты разрешил мне сделать отдельный вход в мою комнату – поэтому я могу приводить к себе, кого хочу, а главное, уводить, когда уже не хочу!
– Ох, Ярон, Ярон!.. – взорвалась Тамара. – Лопоухий недоумок!
– Вот! Еще спасибо, папа, за то, что даешь повод моей любимой сестричке продемонстрировать свой идеальный характер.
Вбежала внучка Идочка:
– Деда, бабушка сказала, что ты уходишь – возьми меня с собой, пойдем в зоопарк…
– Нет, доченька, – поправила ее Тамара, – дедушка уходит не в зоопарк, а в загул.
– А что это?
– Это дедушкино любимое местопребывание.
– Я пойду с ним.
– Тебе туда рановато. И не дай Бог, если ты от него этим заразишься. Благо, он нас не любит и уходит от нас.
– Неправда! Я люблю вас! – Марк подошел к внучке, обнял ее. – И буду с тобой видеться, моя хорошая!..
– Если мы тебе позволим.
– Ваши запреты не помогут! Она повзрослеет и сама решит – видеться со мной или нет.
– Я буду водить тебя в зоопарк, – пообещала ему Идочка.
За минуту до этого вернувшаяся в комнату Роза добавила:
– Если пойдешь с дедушкой в зоопарк, приведи его к обезьянам – это даст ему уверенность в его поведении: там каждый самец имеет по двадцать жен!
Глава десятая
Вечером Светлана сидела в гостиной на диване и читала газету. Ее муж Арнольд в кухне достал из холодильника ветчину, сыр, масло, хлеб и поставил на стол в гостиной.
– Светочка, а где мед?
– На полке над столиком.
– Чай будешь?
– Нет.
– А кофе?
– Не хочется.
– Почему ты опять мрачная? Чем опять недовольна?
– Не чем, а кем. Тобой!.. Это твое интервью в твоей рекламной газетенке. – Она бросила газету на стол. – Сколько можно ругать страну, в которой живешь? Тебе это еще не надоело?
– Нет. Это естественно: я живу в стране, где нам не рады.
– Когда это ты так решил?.. Сегодня? Или вчера?..
– Еще тридцать лет назад, в год прибытия. Я, как любой предприниматель, сразу начинал с предложений: открыть свой клуб, свое издательство, организовать международный фестиваль… В ответ звучало категорическое «нет!». Ни мы и ничего нашего им не нужно… Нет, им нравилось, когда наши профессора подметали улицы, наши инженеры разгружали грузовики, а наши учительницы убирали и мыли подъезды…Но когда все мы стали заниматься своим любимым делом, причем талантливо и успешно, это вызвало открытый протест.
Например, мне недавно один местный писатель-полуклассик заявил: «Мы ждали, что прилетит миллион читателей, а прилетел миллион писателей!». Поэтому русских писателей не переводят, русские газеты закрывают, русскому радио срезают финансирование… А сколько наших профессоров поменяли дворницкую метлу на кафедру в Америке!.. А сколько молодых талантов в ожидании манны небесной состарились и по сей день довольствуются бесплатной тарелкой супа!.. А сколько сегодня школьников, которые не знают, кто такой Лермонтов!.. А сколько баб здесь ходят полуголыми, у которых видны и задницы, и передницы…
– А сколько у тебя хватает злобы, чтобы столько лет хаять страну, которая тебя приютила? Которая тебя терпит и еще платит тебе и пенсию, и зарплату, и всякие пособия?
– Да, денег, которые я зарабатываю, хватит мне до конца жизни… если я умру сегодня к вечеру. Поэтому запомни: план по глупостям я уже перевыполнил и имею право на умные решения: я решил, что нам отсюда надо уезжать.
– Интересно. Чего это ты вдруг решил? Всего через тридцать лет. Тебе не нравится правительство или народ?
– Я сделал открытие: какое бы здесь ни было умное правительство, это ничего не изменит: этому правительству нужен другой народ.
– Ты это же говорил и про Россию.
– И им тоже не помешало бы разбавить себя. Впрочем, по-моему, они сейчас это и делают: в Москве – уже половина Средней Азии. У них налоги борются с зарплатами и постепенно их побеждают. Кстати, здесь у нас – тоже.
– Тебе не кажется, что в России сегодня жить легче, чем в нашу бытность?
– Согласен: вчера прочитал, что в Мурманске в День Победы для оставшихся ветеранов войны объявили бесплатное захоронение!.. И еще слышал по телевизору, что кто-то в Думе предложил опять ввести сухой закон.
– Зачем ты слушаешь всякие глупости?
– А зачем они их предлагают?.. Я хорошо помню время, когда этот закон был введен в действие, когда спиртное продавали только после одиннадцати, одну бутылку в одни руки. У винных магазинов огромные очереди выстраивались с восьми утра… Иностранцам объясняли, что это патриоты-доноры, которые хотят сдать свою кровь… Из песен выбрасывали «алкогольные» фразы, типа: «Поднимем бокалы, содвинем их разом»… На радио, на телевидении запретили называть все винно-водочные фамилии, в кино их вымарывали из титров: Петров-Водкин, Ромм, Винокур… К огласке разрешали только одну фамилию: Не-винный… Вспоминаю традиционный банкет в день премьеры. Я тогда был администратором областного театра. Автору запретили ставить на стол и водку, и коньяк, и вино… Только пепси-колу и соки, ну и соответствующую закуску: бутерброды, торты и пирожные. Бутерброды в рот не лезли, от пирожных тошнило, и тосты произносили под пепси-колу, точнее, не тосты, а пепсы. В конце этого застолья поднялся главный герой-любовник театра и пожелал драматургу: «Чтоб тебе так работалось, как нам пилось!».
– Арнольд, какой же ты черный человек, черный-черный!..
– Негр, что ли?
– Я имею в виду не тело, а душу. Сегодня – ненавидишь Израиль, в котором живешь, а вчера – ненавидел Россию, в которой жил.
– Вчера – давно закончилось, а сегодня – продолжается: я устал жить посреди Востока. Но и в Россию возвращаться не хочу. – Он подошел к холодильнику, открыл его. – Ты не купила сало?
– Не успела.
– Жаль. Ты ведь знаешь, как я его обожаю! Особенно по субботам, когда нельзя. Я могу съесть полкило сразу. Сало – это моя погибель.
– Тогда, может, ты и прав: жаль, что я его не купила… – Она глубоко вдохнула воздух, напряглась и решительно произнесла: – Послушай, мне надо с тобой поговорить, и очень серьезно… Я больше не могу, я решила…
– Погоди, – прервал он ее, – я раньше начал, дай закончить. Слушай внимательно, не перебивай… У каждого человека, как и у каждой машины, есть срок годности. У меня он заканчивается и без сала.
В ответ на ее вопросительный взгляд пояснил:
– Меня послали на анализы: подозревают рак печени, в запущенном состоянии.