— Ну, я жду, — неумолимо сказал сэр Чарльз, — перед вами два пути. Или корона, слава, блеск, величие, — или безвестность, жалкое прозябание в качестве приживала при республике лавочников.
— Я… я согласен, милорд, — едва выдохнул принц.
— Ну и чудесно! Я бы с удовольствием принял на себя честь быть вашим шафером, но до решительного дня мое имя не должно соприкасаться с вашим. Идите, мой юный друг. Вот вам на свадебный подарок, — сэр Чарльз подал принцу тугую пачку.
Принц схватил ее дрожащими пальцами, сунул в карман и, закрыв лицо, выбежал из кабинета. Сэру Чарльзу показалось, что он слышал звук подавленного рыдания.
Он опустился в кресло и долгое время оставался неподвижным в рассеянной задумчивости, не замечая вошедшего и ожидающего приказаний адъютанта.
Наконец он хлопнул себя по колену, засмеялся и, подняв глаза, увидел офицера, замершего в предупредительной позе.
— Ах, это вы, Кук! Принц ушел?
И на утвердительный ответ адъютанта сэр Чарльз добавил с бархатистым смешком:
— Приготовьтесь посмеяться, Кук! Спектакль начинается. Оперетта переходит в комедию-буфф, разыгрываемую марионетками. Маргариновая республика заменяется маргариновым королевством. На троне король, пляшущий под шарманку, и королева из белошвеек. Я думаю, что это государство будет занимательней даже Сан-Марино.
Адъютант скромно улыбнулся шутке испытанного политика.
У подъезда президентской виллы Лола, взволнованная объяснением, с гудящей в висках кровью, простилась с баронетом Осборном.
Он задержал ее вздрагивающую руку в лимонной перчатке у своих губ и сказал, целуя:
— Я завтра же вечером буду иметь честь просить у вашего отца эту руку.
Лола опустила глаза, зарозовела и, выдернув ладонь из пальцев баронета, со смехом взбежала на крыльцо.
Проходя гостиную, она заметила приближающегося к ней секретаря президента и нахмурилась. Безмолвное обожание этого незаметного юноши в роговых очках раздражало ее уже давно, а в эту минуту показалось прямо оскорбительным. Она остановилась, глядя на подходящего острым, пренебрежительным взглядом.
— Здравствуйте, mademoiselle Лола, — сказал секретарь, низко склонившись.
— Здравствуйте, Гри, — сухо ответила она.
Углы губ секретаря грустно дрогнули. Он тихо спросил:
— Вы взволнованы? Не могу ли я быть вам полезен?
Лола вспыхнула и разгневанно спросила, в свою очередь:
— Скажите, пожалуйста, с какой стати вы навязываетесь с вашими услугами? Почему вы вообще считаете своим долгом не давать мне прохода в моей же квартире? Чем можно объяснить эту непрекращающуюся бестактность?
Секретарь внезапно побледнел и, нервно поправив очки, отступил на шаг.
— Неужели вы не понимаете? — произнес он с печальным упреком.
Лола молча пожала плечами.
— Я люблю вас уже год… И сегодня я решился…
Он не кончил, — дочь президента весело и дерзко расхохоталась ему в лицо.
— Вы с ума сошли? Вы меня любите? Вы? Какая дерзость. Я скажу папе, и он немедленно уволит вас, Гри. Вы забыли свое место и положение. Он меня любит! Да вы знаете, что меня считает за честь любить баронет Осборн, человек королевской крови. Он только что сказал мне это… а вы, секретарь моего отца… нет, вы сами понимаете, что это уже чересчур…
Лола сделала гневный жест, отстраняя с дороги злополучного влюбленного, и ушла, безжалостная и разгневанная.
Секретарь рванулся за ней, но остановился на полушаге и закрыл лицо руками, как получивший тяжелый нокаут боксерского кулака.
Выйдя от лорда Орпингтона, принц, как сквозь туман, подбежал к коляске, в которой дремал, ожидая его, Богдан.
Ему с трудом удалось растормошить верного друга.
— Что с вами, Макс? Вы бледны, как белая мышь. Он не дал вам денег?
— Нет, — задыхаясь, сказал принц, — дело не в этом!
— Он отказался от своего плана? — спросил, привскочив, Богдан.
— Да нет же!.. Слушайте, Дан… я сейчас пойду в одно место, а вы немедленно поезжайте к священнику.
— К священнику?
Богдан едва не вывалился из экипажа.
— К священнику? — повторил он.
— Ну да… к какому-нибудь. И везите его сейчас же к нам. Домой… на квартиру.
— Зачем?
— Мне нужно жениться! Сегодня же! Так приказал генерал Орпингтон. Иначе все пропало.
Богдан широко раскрыл глаза.
— Но как же вы можете?.. — начал он взволнованно.
— Молчите… ради всего святого молчите… — крикнул принц рыдающим голосом, — молчите и поезжайте за священником.
Богдан пожал плечами и приказал кучеру ехать.
Принц проводил глазами экипаж, вынул из кармана платок, вытер набежавшие слезы и, низко опустив голову, пошел, с трудом переставляя ноги, как больной, в направлении дома, где жила мисс Гемма Эльслей.
Танцовщица была несколько удивлена, увидав у себя своего странного и бескорыстного спасителя, но еще более поразил ее его взволнованный и потрясенный вид.
— Я рада вас видеть, принц, но что с вами?.. Вы так бледны, вы дрожите, вы нездоровы? — участливо спросила она, запахивая домашний халатик.
— Нет… я здоров, — сказал принц тихо и безнадежно, — я пришел к вам… не удивляйтесь, мисс Эльслей… я пришел… я пришел…
— Ну, вы пришли… я это вижу, но успокойтесь. Вам грозит какая-нибудь опасность?..
— Да… то есть нет… Я пришел, — принц зажмурился и по своей привычке втянул голову в плечи, — я пришел просить вас стать моей женой…
— Что? — спросила мисс Эльслей, отшатнувшись, — вашей женой?.. Вы действительно больны… Я ничего не понимаю…
Принц стал на колени на потертый коврик скромного номера балерины.
— Я… я тоже не понимаю… но не отказывайтесь… я умоляю вас. От этого зависит моя судьба… моя корона…
— Ваша корона?
— Да… послезавтра все должно решиться. Я ничего не сказал вам в день нашей первой встречи, я не имел права… но теперь нет необходимости делать тайну… я стану королем Итля, но для этого я должен жениться.
— Вы станете королем Итля? — спросила мисс Эльслей, насторожившись. У нее была хорошо развита практическая сообразительность.
— Да! Переворот подготовлен… Генерал Орпингтон требует… И вы, мисс Эльслей, станете королевой… Я прошу вас…
Мисс Эльслей задумалась. Принц продолжал стоять на коленях, подняв к ней лицо, распухшее от слез.
— Королевой? Вы странный человек! То вы отказываетесь от предложенного женщиной поцелуя, то предлагаете ей стать королевой. Я не знаю, можно ли поверить вам? Но почему вы плачете?
— Не обращайте внимания… это от волнения, — ответил принц. — Ну, что же? В ваших руках моя судьба.
— Я, право, затрудняюсь, — ответила танцовщица, — я вас совсем не знаю.
— Но это ничего не значит… это придет потом…
— Вы думаете?.. Но что заставило вас сделать мне предложение? спросила Гемма.
— Ах, я, право, не виноват… не сердитесь… мне приказали.
— Вам приказали? — переспросила мисс Эльслей металлическим насмешливым голосом. — Вам приказали жениться на мне?.. Но я не привыкла выходить замуж по приказу!
Принц затрепетал, поняв свою оплошность.
— Нет!.. вы не так поняли… — вскрикнул он, хватая кончик платья Геммы, — это велит мне родина… интересы нации… приказывает любовь…
Гемма молчала, испытующе смотря на ползавшего на коленях принца. Потом тряхнула головой и решительно сказала:
— Хорошо!.. Я согласна!.. Быть королевой — это достаточно шикарно и забавно.
Принц бросился целовать ее руки. Мисс Эльслей подставила ему губы, и он опять ткнулся в них неловко и испуганно.
— Встаньте! Вы протрете колени. И перестаньте рыдать. У вас запухли глаза. Первый раз вижу такого чудака!
Принц вскочил и улыбнулся сквозь слезы.
— Я так счастлив… так счастлив, — сказал он, но в глазах его была тревога и мука. Он взял руку Геммы.
— Нам нужно сейчас же ехать венчаться.
— Сейчас?.. Сегодня?.. Нет, решительно вы самый странный человек. Почему сейчас? Зачем такая спешка?
— Переворот назначен на послезавтра. К этому дню вы должны быть моей законной женой… Иначе нельзя… Идем!.. На квартире нас ждет священник.
— Но я не одета, — возмутилась мисс Эльслей, — не могу же я венчаться в этом балахоне!
— Я умоляю вас!.. Поспешим… Вовсе не нужно одеваться… Никого не будет.
Мисс Эльслей горько вздохнула.
— Я думаю, что, несмотря на все ваши странности, вы обладаете здравым смыслом. Я совсем забыла, что не стоит одеваться, чтобы выйти замуж. Скорее наоборот.
И, набросив на плечи легкий шелковый плащ, мисс Эльслей приняла предложенную принцем руку и отправилась навстречу королевской судьбе.
15. Демократия умрет, но не позволит…
День начался в благодатной столице Итля, как начинались обычно все летние дни. Как и всегда, из-за лесистого массива мыса выглянуло заботливое солнце, море всколыхнуло золотой чешуей, чашечки цветов повернулись к живительным ожогам, рыбачьи боты, пылая оранжевыми квадратами парусов, медленно вползали после ночного лова в гавань, где на набережной их ожидали продавцы рыбы; на рейде скрипели снасти уходящей бригантины, на наутилийских дредноутах, залегших в синеве подстерегающими зверями, играли утреннюю зорю, по плитам мола стрекотали колеса телег, ревели нагруженные фруктами ослики и звонко переругивались между собой их погонщики.
В виллах хлопали ставни, в распахнутых окнах появлялись кокетливые головы в кружевных чепчиках и любопытно смотрели, как по тротуару, пошатываясь и бормоча обрывки веселой песенки, возвращался домой ночной гуляка.
До девяти часов самый внимательный глаз не мог бы обнаружить на улицах ничего нарушающего мирное процветание и покой республики, и только после этого срока в городе началось усиленное движение по направлению к площади Умеренного Равенства, где помещалось здание парламента.
Но и в этом движении не было никаких признаков, которые позволили бы считать его необычным.
При горячей любви населения республики к демократическому строю и громадном интересе к общественным вопросам, наблюдавшемся в самых аполитичных слоях общества, поток людей, текущий к парламенту приветствовать своих избранников или просто поглазеть на них с симпатией и радушием, был вполне нормальным явлением.