— Простите, сэр, если я рискну вас перебить, — сказал президент Аткин, — вы говорите, супруга Максимилиана нахальная девчонка? Но я знаю, что его супруга старая развратная баба, которая прибрала его к рукам и, пользуясь его титулом, совершила ряд преступных деяний. Она второй год сидит в каторжной тюрьме за аферу с бриллиантами.
— Теперь я понимаю, почему от говорил мне, что не может жениться, когда я настаивал на этом, — промолвил с горечью сэр Чарльз, — это только подтверждает мое мнение о нем как о последнем негодяе.
— Кроме того, вы упомянули, милорд, также о первом министре. Вам, вероятно, неизвестно, что этот герцог и один из господ Кантариди, которые совершили с вами преступную сделку на продажу промыслов, — одно и то же лицо.
— Вот как? А вы знали об этом все время? — сказал сэр Чарльз, вставая, и усы его ощетинились.
Господин Аткин затрепетал и поник головой.
— Счастье ваше, — прошипел лорд Орпингтон, — что вы нужны мне, иначе я приказал бы матросам немедленно утопить вас в той нефтяной луже, в которую этот ваш достойный приятель превратил рейд. Мне было бы очень приятно посмотреть, как дрыгнули бы в воздухе ваши пятки. Но я успею еще доставить себе это удовольствие, если только вы не окажетесь достаточно благоразумным, чтобы хоть раз в жизни честно выполнить поручение.
— Я готов, сэр, — поклонился трепещущий Аткин.
Сэр Чарльз опять сел и положил ногу на ногу.
— Все очень просто, — начал он. — Сегодня я получил от короля неслыханное оскорбление. Мне передана радиограмма за подписью главы правительства, которой я не могу подыскать подходящего названия…
— Можно узнать, какая именно? — смиренно осведомился господин Аткин, и живот его заколыхался от внутреннего смеха.
— Незачем, — вспыхнул сэр Чарльз, — вас это не касается, — он оглянулся, поднял с пола смятую бумажку и сунул ее в карман, не заметив предательской улыбки, обнажившей зубы отставного президента.
— Словом, после этой радиограммы я не намерен ни минуты больше терпеть дальнейшего издевательства разбойничьей шайки надо мной и над моим великим монархом, которого я представляю здесь. С Максимилианом должно быть покончено в ближайшие два дня, и я поручаю это вам. Если вы это сделаете, я обещаю вам свое покровительство в Наутилии, высокое положение в нашем свете и благосклонность его величества. Если нет — мне не приходится повторять, что вас ожидает.
— Но что же именно можно сделать, сэр? — спросил побледневший Аткин. Вы, простите меня за дерзость, сделали большую оплошность, уничтожив республиканский строй, искренне расположенный к вам и к особе вашего повелителя и нашего высокого друга. Совершить новый переворот не так просто, учитывая большую популярность, которой пользуется Максимилиан в среде наших капитанов и различных подонков и отребьев населения. Чем можно привлечь их на нашу сторону?
Сэр Чарльз молчал. Господин Аткин осмелился повторить вопрос.
— Видите ли, милостивый государь, — наконец заговорил лорд Орпингтон, я думаю, поздно разговаривать об ошибках. Но есть еще выход. Когда я отправлялся в это проклятое плавание, его величество удостоил меня секретной запиской, в которой он излагал мне свои планы. Среди его предначертаний имелся совет: выяснить, как относится население Итля к возможности присоединения страны к государственному организму моей родины, на условиях той автономии, которой пользуются все колонии Наутилии и которая предоставляет им исключительно широкую свободу. Вот об этом плане я и хочу знать ваше мнение.
Господин Аткин задумался. Мозг его заработал с лихорадочной быстротой, и он мысленным взором проник в будущее. Ему представилась жизнь в Наутилии, блестящее положение при величайшем дворе и связанные с ним возможности, и он даже облизнул губы.
— Я думаю, сэр, — ответил он взволнованно, — что все разумные и лучшие слои населения примут эту возможность с искренней радостью, как единственный способ обеспечить стране нормальную жизнь и развитие ее неисчерпаемых богатств. Но король вряд ли уступит добровольно свой королевский колпак. Произвести этот coup d'etat[9] будет гораздо труднее, чем предыдущий, и он будет стоить много крови.
— Значит, нужно устранить короля, — спокойно ответил сэр Чарльз.
— Как? — спросил господин Аткин, обращаясь в вопросительный знак.
Сэр Чарльз посмотрел на него пронизывающими глазами.
— Я думаю, — раздельно и жестко сказал он, — в вашей стране, как и во всякой, есть анархисты и террористы…
Господин Аткин вздрогнул и уставился на наутилийского вождя безумными глазами.
— Сэр… я не решаюсь вас понять… Неужели… вы хотите?..
— Что? Я ничего не хочу, — возразил сэр Чарльз с изумительным спокойствием, — и я не имею права ничего хотеть. Я не могу вмешиваться во внутренние дела вашего… отечества, но анархисты могут захотеть…
— Я… я не могу… я не решаюсь на такое неслыханн… — выдавил господин Аткин.
— Ну, если вы не решаетесь, мне придется обратиться к другим, а вам напиться нефти, — остановил его сэр Чарльз и протянул руку к звонку.
— Сэр… ради бога… не нужно… я… я сделаю все, — залепетал вскочивший Аткин.
— Хорошо, — ответил сэр Чарльз, — вы благоразумны. Теперь слушайте. Послезавтра торжественный день рождения моего повелителя. Я сейчас же снесусь с правительством короля Максимилиана и предложу примирение. В знак примирения рождение моего короля будет пышно отпраздновано нами вместе в Порто-Бланко. Я и король будем принимать парад. Король отправится на площадь из дворца. По дороге… вы понимаете?.. Ну, а тогда, во избежание анархии, отряды десанта захватывают город, тут же плебисцит, и пьеса кончена.
— Это совершенно гениально, — искренне восхитился господин Аткин.
— А сейчас вы отправитесь на берег для подготовки.
Сэр Чарльз позвонил.
— Милый друг, — приказал он флаг-офицеру, — скажите казначею, что я прошу его выдать господину Аткину сумму, которую он сам назначит, и приготовьте вельбот.
— Слушаю, сэр.
Господин Аткин встал.
— Я, право, не знаю, — сказал он в задумчивости, — к кому мне обратиться?
— Ну, — ответил сэр Чарльз, — мне кажется, это вас не затруднит. Я думаю, что в этой необычайной стране нет ни одного негодяя, с которым вы не имели бы тесной дружбы.
— Милорд! — выпрямился оскорбленный господин Аткин.
— Извольте молчать. Вы забыли господ Кантариди? — крикнул лорд Орпингтон, и господин Аткин опустил голову.
— А теперь торопитесь. Возьмите деньги у казначея и поезжайте. Но если вы вздумаете обмануть меня…
Господин Аткин замотал головой и, пятясь, выдавился из каюты.
Спустившись в вельбот, он пощупал у себя на груди деньги, тяжело вздохнул и, взглянув на черную воду, опустил в нее палец.
Палец покрылся жирным коричневым налетом. Господин Аткин понюхал его и вздохнул еще раз.
«Как это просто, — подумал он, — и как я был глуп, что не догадался устроить такую штуку. Этот мошенник Коста оказался умнее меня».
Порто-Бланко уже просыпался, когда Гемма влетела в ворота дворца на запаленной лошади и бросила поводья изумленному часовому.
Еще большее удивление объяло его, когда он увидел, что королева, вместо того чтобы направиться к себе, перебежала аллею и исчезла в дверях флигеля, где жил премьер.
Часовой покачал головой и привязал лошадь к ветке акации.
— Кажется, королева-то того, завела шашни. Министр не дурак, — сказал он вполголоса лошади, и лошадь прищурила глаза и кивнула головой, как бы подтверждая заключение солдата.
А Гемма уже колотила кулаком в дверь Косты.
— Коста!.. Коста!.. Вставайте!.. Чрезвычайно важно. — Замок щелкнул, и Коста появился на пороге.
— Простите!.. Я не думал, что это вы, — вскрикнул он, пытаясь запахнуться в одеяло.
— Пустяки!.. Не до этого, — ответила мисс Эльслей, врываясь в комнату.
— А что случилось? — с тревогой спросил Коста. — Почему вы одна? Где ребята? Неужели неудача?
— Нет, — ответила Гемма, кидаясь в кресло, — полная удача. Даже больше, чем я предполагала, но только все пошло по-иному.
— А именно?
Гемма, захлебываясь, рассказала. Коста слушал, кутаясь в одеяло.
— Гм, — процедил он, выслушав до конца, — конечно, они правы и поступили гораздо умнее. Я не учел этого. Конечно, правы.
— И этот чернобородый отправил меня с запиской к вам…
— Ага! Это Тревис! Чудесный парень! Давайте записку.
Гемма подала ему скомканную записку.
Коста развернул ее и прочел.
— Что он пишет? — спросила мисс Эльслей.
— Читайте. — И Коста перебросил ей записку.
Она с трудом разбирала неровные карандашные строчки:
«Здравствуй, Коста, — прочла она, — мне некогда благодарить тебя. Мы с тобой часто ссорились, и ты знаешь, что мы считаем тебя не нашим. У нас разные дороги, мы не пачкали нашего дела грязными проделками.
Но теперь не время спорить. Спасибо за помощь, присланную нам с шальной бабенкой, которую я отправляю тебе обратно. Она впрямь неплохая девка. Но она будет полезней в городе.
Если ты хочешь и впредь идти с нами и хочешь, чтобы мы приняли тебя, как своего, — сделай вот что: в городе не должны знать о нашем уходе с промыслов. Нам нужно три дня сроку, чтобы быть обратно с северянами.
В эти два дня соглашайся на все и не затевай никаких историй в городе. Мы сами покончим со всем.
Тревис».
— Он хороший человек, этот Тревис, — сказала она грустно, окончив чтение.
— Тревис? Еще бы. Мы оба не годимся ему в подметки, и если я жалею о чем-нибудь, так это о том, что я не смог стать таким, как он, — ответил Коста.
— Ну, а теперь я пойду спать. Я невозможно устала от скачки, поднялась Гемма.
— Спите. Я сделаю все, чего хочется Тревису. А вы отдыхайте.
Гемма направилась к двери, но в нее кто-то осторожно постучал.
— Спрячьтесь… спрячьтесь, — шепнул Коста, толкая Гемму к окну, никто не должен видеть вас здесь. — И, покрыв Гемму занавесью, он открыл дверь.