— Вот дела… — протянул Глебос. И было от чего. Стены комнаты были расписаны миллионами рунных символов, сплетающихся в диковинную вязь. Кроме этих рун и ангелов в комнате находились еще две вещи — посреди комнаты стоял высокий пьедестал, а на нем лежал свиток, окутанный пурпурным светом. Свиток довольно сильной способности, судя по давлению силы, которой веяло от него.
А еще свиток был одноразовым. И лежал он на пьедестале один.
Очень давно, когда я шел по пути авантюриста, мне повстречался приключенец по имени Элрик. Дядька почти отошел от дел, и на старости лет стал заниматься одним интересным хобби — он воспитывал нас, никому не нужных ребят, передавая свои знания. Он не был легендой — обычный воин с обычным архетипом, но именно его наставления помогали нам выживать. И я до сих пор помню часть его поучений.
Однажды, сидя у костра, Элрик сказал: «Мое самое глубокое убеждение, которое я получил за годы путешествий и сражений, заключается в том, что самый опасный и коварный враг, вопреки рассказам, не монстры, которые скрываются в темных залах, и не мертвецы. Нет, самый главный и разрушительный противник — жадность. Жадность — это та невидимая тьма, что выползает из глубин наших сердец и поглощает наши души. Она тревожит и взращивает жажду власти, богатства и материальных благ. Она окутывает наш разум, заставляя нас идти на любые жертвы и выходить из-под контроля на пути к достижению наших алчных желаний. Можете мне не верить, но гильдии погрязли в жадности, и этот город погряз. Я десятки раз видел отважных и сильных воинов, угодивших в пучину этого порока. Они охотились за сокровищами, за славой, за властью, но в конечном итоге сами становились монстрами в людских шкурах. Они теряли свою человечность в стремлении стать больше, богаче, могущественнее».
И старик был прав, тысячу раз прав, когда остерегал нас, что не стоит быть жадными.
Я тоже стал одним из тех, кого когда-то презирал. Я давно уже забыл идеалы, которые толкали меня вверх. Теперь я гонюсь за силой, славой и богатством. Я все еще не готов на убийство ради них, но я уже обманывал Глебоса, когда ставил на него — я буквально пользовался человеком. Я договаривался с дядюшкой Бу обменять вещи на дни проживания не потому, что у меня не было денег, а потому, что отдавать их не хотелось. Я едва решился потратить накопленное на эликсиры, которые помогали мне развиваться, потому что металл для меня — приятная тяжесть и ценность, которую я могу обменять на очень многое, а эликсиры будут выпиты, и склянки от них уйдут в мусор.
И под конец прошлой жизни я задержался в городе, не обращая внимания на то, что его берет в кольцо нежить, тоже из-за жадности: выдался шанс заключить неплохую сделку, и решил рискнуть.
А еще меня гложет жадность за каждую серебряную монету, потраченную на еду и комнату в местном трактире, и это давит на меня едва ли не сильнее, чем нахождение в этом поселке. И пацанов я, вместо того, чтобы тащить к страже, ограбил и запугал, и даже не чувствую раскаяния, хотя они могут в следующий раз расправиться со слабым авантюристом, вымещая на нем свою злобу и страх.
Я вдруг очень четко осознал, что погряз в жадности. Что же со мной происходит?
Не знаю. Знаю, что меня тянет уговорить Глебоса отдать мне свиток, любыми путями уговорить. Потому, что я хочу обладать этой вещью, которая рассыплется после того, как ее изучат, и на двоих точно не делится.
А еще я понимаю, что не хочу меняться, не хочу опять становиться добрым и всепомогающим. Я мог много лет назад отказаться от своего эгоистического желания и не поддаваться искушениям. Я должен был вернуться к своим истинным ценностям истинного воина сразу, как в моем сердце поселился блеск золота, но теперь, чтобы стать таким, как раньше, мне придется вырвать часть своей личности и не дать ей взрасти снова. А на такое я не готов. Не хочу.
Я повернул голову, опасаясь увидеть в глазах Глебоса жажду наживы, сродни той, что сейчас горела в моих глазах, но не нашел ее там.
— Заходим? — равнодушно спросил напарник. В его глазах я видел предвкушение приключений, азарт, но жадности и жажды обладания артефактом там не было.
Я даже почувствовал себя малость неловко. Ничего, жизнь его обтешет и наделит какой-нибудь слабостью, будь то алкоголь, женщины, трусость, жажда наживы или что-нибудь еще.
— Да. Думаю, нам стоит зайти. Аккуратнее со статуями ангелов — как бы не оказалось, что они живы, и поставлены здесь, чтобы оберегать сокровище.
— Каких еще «ангелов»? Хотя, не важно. Может, я лучше тогда сразу по ним ударю? — покачал перед собой секирой напарник. — Это проще, чем неожиданно оказаться атакованными.
— Этого тоже делать не нужно. Может, они в самом деле необычные статуи, но не нападут, пока не атакуем мы. Не нужно дергать дракона за хвост.
Мы медленно вошли в комнату и приблизились к постаменту. Убедившись, что нападать на нас никто не собирается, я использовал на артефакт оценку.
Одноразовый свиток изучения навыка «подъятие мертвецов».
Навык «подъятие мертвецов» заставляет трупы обратиться в нежить, которую вы будете контролировать. Количество поднятой нежити зависит от вспомогательных навыков «контроля маны» и «концентрации». Можно использовать раз в сутки. Если под рукой нет трупов, но есть низшая нежить, перехватывает контроль над ней. Количество перехваченной нежити зависит от вспомогательных навыков «контроля маны» и «концентрации».
Открывает архетип «Некромант полной луны». Закрывает прочие архетипы.
Кроме свитка, на постаменте были и рунные надписи с дополнительной информацией. Я нахмурился, глядя на рунную вязь, а потом начал переводить для Глебоса.
— Свиток будет изучен, комната начнет разрушаться. Свиток выносить нельзя — опасность, стражи оживут, свиток сгорит. Прими дар, либо уходи.
— То есть, статуи действительно живые. Раздолбим этих крылатых людей?
— Зачем? Нет, погоди…
Мертвецы, мертвецы… Будь я попаданцем-прогрессором, создал бы какой-нибудь механизм для получения электроэнергии с помощью тягловой силы зомби. Но просветительской жилкой я не страдал. Да и был у меня показательный пример об опасности такого поведения — в будущем появится уникум, который решит использовать мертвецов в качестве тягловой силы для карет и повозок. Если бы этот гений не пошел со своим предложением напрямую к городскому мэру, возможно, его бы даже послушали. А так — просто вздернули, во избежание экспериментов, и все.
Кстати говоря, вне городов и крупных сел, на периферии, где все друг друга знают и дружат друг с другом, мертвецов все-таки приспосабливали к делу. Мертвецам было побоку на физическую усталость, и сил в мертвых телах было — хоть отбавляй. Зомби служили в качестве неутомимых работников — их впрягали в ворот для подъема грузовых лифтов в шахтах, с их помощью перемалывали зерно в муку на мельницах. Кто-то особо бесстрашный, жалея коняшек, даже в плуг нежить умудрялся впрягать.
Правда, не обошлось без нехорошего — некто додумался использовать мертвецов в качестве дополнительной силы в конфликтах, где вражеский часовой — это дополнительный и весьма сильный боец, который после смерти начнет играть за тебя. Убийцам, проникшим ночью в особняк какой-нибудь важной шишки, достаточно было поразить ядовитой иглой человека рядом с целью, чтобы спустя несколько минут новообращенный зомби перегрыз цели глотку. А там уже пусть гадают — сердечко остановилось у супруги или любовницы, или кто-то помог.
Дезертиров теперь казнили у вражеских лагерей, чтобы те в посмертии искупили вину. Зомби-пехота агрилась на ближайшую цель, потому после первой сшибки двух отрядов люди стремительно расходились, пытаясь оказаться как можно дальше от тел, или тратили время на разбивание голов своим и чужим погибшим и раненым.
Еще зомби использовали в качестве живых мишеней для тренировки молодых воинов и магов, помогая им освоить искусство боя на противнике, который тоже смертельно опасен, но глуп и зачастую скован.
В Гильдии Големостроителей один дедушка из верхов как-то поднял вопрос, мол, можно ли делать големов из зомби — мол, гуманно ли это будет, и осуществимо ли, но старичка быстро убрали с должности и отправили лечить старческий маразм в семейный особняк.
Некоторые кланы использовали скелетов, зомби и даже гулей в качестве охранников и стражей в своих лабораториях или библиотеках, где те сидели на цепях, с артефактами подавления запахов. Кто-то загонял нежить в рвы, кто-то умудрялся даже наполнять рвы водой и закидывать туда тела свежеубитых водоплавающих монстров. В общем, после наступления некроапокалипсиса люди потеряли девять десятых городов, пожали плечами и принялись жить, используя новые возможности. Если бы кто-нибудь еще сумел натравить нежить на нежить — озолотился бы. Но некромантов, как я сказал, уже не осталось. Тот длиннозубый мужик тоже пока до этого звания не дотягивал — управлять мертвецами он мог лишь через артефакт, и то — теми, кого убил сам.
Но нам предлагали изучить навык и заменить архетип. Не знаю, как Глебос, а я точно к такому не готов.
— Ты хочешь менять архетип на некроманта?
— С дуба рухнул⁈ — возмутился пацан. — Да у меня лучший архетип в мире! Я думал, ты хочешь.
— Я не готов менять шанс создавать големов на архетип некроманта. К тому же, никто не даст гарантии, что использовав свиток, я действительно смогу поднимать мертвых. Напомню тебе, что некроманты уже были, и после знакомых тебе событий они утратили свои силы. Не факт, что этот свиток даст возможности, которых люди уже лишились. Возможно, как и у служителей Ксантии, у тебя появится лишь черная строчка в статусе, а напротив навыка будет написано «Заблокировано».
— Тогда не вижу смысла здесь находиться.
— Аналогично, — выдавил я.
Сердце обливалось кровью, когда я кинул прощальный взгляд на артефакт. На черном рынке такая штука могла уйти больше, чем за сотню золотых. Кажется, я даже слезу пустил.