Созданные по решению Пленума две комиссии Политбюро для разработки проектов отраслевых (Рыжкова) и территориальных схем управления (Лигачева) надолго застряли в проработке предложений, пытаясь найти идентичность в подходах. А это в рамках Союза ССР было невозможно – настолько сложна и многогранна его экономика.
Серьезным дезорганизатором большой работы по внедрению механизма совершенствования управления явился выдвинутый на этом Пленуме Горбачевым постулат: «Разрешается все, что не запрещено законом».
Вот здесь следует остановиться. Возникает вопрос, как же так, многие новаторские идеи не были восприняты, цены упорядочены частично, а промышленность, строительство, транспорт все народное хозяйство в 1985–1987 гг. продвигались вперед. Налицо были хотя и небольшие, но успехи.
Здесь никакого феномена нет. Во-первых, ряд изменений технического и организационного характера проводился министерствами, предприятиями помимо и вопреки директивам Центра. А во-вторых, что самое главное, в эти годы еще сохранялась и действовала, правда, устаревшая, консервативная, но десятилетиями отработанная, достаточно четкая система управления экономикой. Существенный стержень этой системы – мощная политическая партия. Она действительно взяла на себя несвойственные функции, но держала руку на пульсе экономики и контролировала ее развитие.
Была необходимость изменить систему управления экономикой, было нужно придать партии лишь политические функции, передать государственную власть Советам. Это так, бесспорно. Но вопрос в том, как это следовало делать. Революционной ломкой, под флагом перестройки? Или эволюционными, постепенными преобразованиями, опираясь на эффективные экономические законы, стабильную политическую систему с учетом специфики нашей страны, ее истории, традиций и реальностей, сложившихся в последние десятилетия?
Пошли первым путем. Сломать. Ничего не дав взамен. Разорвали экономику, оторвали от нее политику.
Конечно, может последовать вроде бы резонное замечание, что все это легко говорить сейчас, имея перед глазами реальный отрицательный опыт. Но ведь и тогда многие предложения и решения вызывали возражения – и специалистов, и ученых, да и некоторых членов Политбюро. Однако стремление развить успехи, а они действительно были – и в 1985, и в 1986 и даже в 1987 гг., – желание быстрее «пробежать» переходный этап перестройки, «оправдать надежды народа» – вот эти стремления брали верх над экономической наукой и опытом. Именно они затем поставили политику впереди экономики. И локомотивом такого «пробега» выступал именно Генеральный секретарь ЦК. Он очень торопился или его подталкивали?
Нередко на заседаниях Политбюро возникали серьезные споры. Выслушав всех, Горбачев общими фразами, призывами еще раз подумать, поработать над замечаниями, как бы сближая различные позиции, свертывал дискуссию. И лишь после его высказываний в 1992 г. стало ясно, куда он торопился. Что он с самого начала задумал радикально изменить не только экономику, но и общественно-политический строй. Однако в то время нам, его коллегам, еще казалось, что слова «демократия и социализм» неразделимы. И мы верили ему.
И когда одна, другая экономические идеи стали срываться, то, естественно, возникал вопрос: а в чем же причина, что мешает их реализации? И на июньском Пленуме ЦК, а особенно после стали все громче звучать слова, что не только ошибки, просчеты, консерватизм и бюрократизм тому виною, а дело в политической системе. Эта идея была не нова.
Еще в 1986 г., а затем в последующие годы все громче стал подбрасываться довод, что виновата политическая система. Она-де тормозит развитие экономических процессов. Без кардинального изменения политической системы мы не справимся с задачами перестройки.
При обсуждении вопросов на Политбюро, на февральском (1986 г.) Пленуме ЦК Горбачев говорил, что «стратегия ускорения, провозглашенная апрельским Пленумом, не сводится только к экономике. Нужно наращивать ускорение и политических процессов». Хотя и подчеркивал, что «ответы на все вопросы мы должны искать в рамках социализма». На XXVII съезде КПСС пошла речь о демократизации и гласности, получившая затем активную поддержку и фактически поставленная во главу политики партии на январском (1987 г.) Пленуме ЦК.
Развивая идею демократизации и гласности, Горбачев уже считает: «Кое-что надо не только перестроить, но и сломать… промедление и нерешительность – губительны». Правильная по своей сути идея укрепления правовых и исполнительных функций Советов была реализована формально. Партия постепенно отходила от экономических проблем, а Советы были не в состоянии взять руководство на себя, не имея законодательных норм, экономической базы, кадров, опыта работы. Местные органы видели эти процессы и, надо сказать, выступали с возражениями. Не торопиться, обдумать, прежде чем ломать. Готовы ли Советы взять на себя такую властную нагрузку? Ведь нет правовой основы, нет соответствующих структур, нет подготовленных кадров и т. п. Но комиссии Политбюро действовали решительно, давали отпор этим настроениям.
На заседании Политбюро в сентябре 1987 г. М.С. Горбачев утверждал: «Экономическая реформа тормозится неудовлетворительной работой местных партийных комитетов, есть попытки дискредитировать перестройку. Мы вступили в критический этап перестройки». Это был провокационный призыв. Он был негативно воспринят на местах. Явно просматривалась попытка свалить вину за сбои в перестройке на других. Появились сомнения в искренности его намерений и правильности выбранного пути перестройки. Его призыв сосредоточить нажим на другие уровни партийно-государственных структур вызвал протест. Речь пошла и о перекосах в идеологии, о неоправданном критиканстве прессы, о многочисленных выпадах некоторых неформальных организаций. Отмечалось, что решения июльского (1987 г.) Пленума сложные, непонятные многим. Высказывались пожелания посвятить вопросам идеологического обеспечения перестройки специальный Пленум. Горбачев нехотя соглашался, что идеологическое обеспечение перестройки нужно, а с органами информации-де «надо работать». Думаю, что это был маневр, уход от прямого ответа. Дело в том, что демократизация и гласность вышли из-под контроля. Они уже не столько стимулировали, сколько возбуждали общественное мнение, направляя его активность на противостояние правительству, КПСС.
Гласность и плюрализм мнений. Эти лозунги вышли из принципиальных установок перестройки. Они предполагали необходимость перестройки сознания, психологии людей, более глубокий, творческий подход к общественным проблемам, овладение широким кругом информации, постоянное сопоставление мнений. Приобщение людей к духовным ценностям, повышение политической культуры и активности людей. Но что же получилось на деле? Развернулась критика стиля и методов работы местных партийных и советских органов. Хлестко, с сарказмом и издевкой «разделывали» тех, кто недостаточно активно воспринимал идеи перестройки. Начав с упреков за медлительность и консерватизм в проведении перестроечных реформ, перешли затем к фронтальной атаке на все стороны деятельности партии. Действия прессы, зачастую носившие поверхностный, недостаточно объективный характер, основанные на полуправде, домыслах, лишь дезориентировали общественное мнение.
Однако в интерпретации Горбачева в этих действиях не было ничего предосудительного. Осуждая отдельные перехлесты, он в то же время поддерживал и поощрял настрой «бить по штабам». На первом этапе перестройки – по Центру, а теперь по среднему уровню партийных и советских кадров, которые, по его мнению, и являлись тормозом в проведении перестроечной политики. Получая такую поддержку, СМИ развернули еще более активную деятельность. «Разоблачительные» антисоветские, антипартийные публикации стали превалировать на страницах многих газет, на радио, телевидении. И Горбачев, реагируя на требования коммунистов, партийного актива, пытается якобы приостановить этот поток. Говорит, что «люди возмущаются огульным охаиванием прошлого и неконструктивной критикой настоящего. Спрашивают, а мы-то в чем виноваты? А вот ответа наша идеологическая братия не дает». Однако средства массовой информации не восприняли его призыв, а продолжали массированную обработку общественного мнения с антисоциалистических позиций. Разговоры о плюрализме и гласности были для них не больше чем пропагандистской маскировкой.
Таким образом, молодую советскую демократию, которую, по выражению главного идеолога партии, надо лечить от детской болезни (корь, скарлатина), видно, лечили сверхмощными гормонами, и она не только не выздоровела, а набрала такую негативную силу, что стала крушить все вокруг, используя «спецгласность», о которой тот же А.Н. Яковлев в 1992 г. скажет, что не предполагал такой ее разрушительной силы.
Хотя в середине 1987 г., когда, возбуждая людей, псевдодемократы провоцировали их на массовые выступления против властей, когда возмущение дезориентированных людей выплеснулось на улицы, прозвучали успокаивающие слова Яковлева: «В народе растет настроение сопричастности к делам страны, повышается культура восприятия. Это хорошо». Вот так? Ну а Горбачев, получая информацию своих идеологических советников, основное внимание прессы направляет на борьбу против «консерваторов». Он все больше упирает на то, что «в стране нарастают силы, которые видят в перестройке, в демократии, гласности угрозу своему привилегированному положению. Они используют имеющиеся трудности, чтобы дискредитировать перестройку».
Вот, собственно, мои комментарии к событиям и состоянию перестройки на начало октября 1987 г.
8 октября. Политбюро. Вел М.С. Горбачев.
Н.И. Рыжков информирует о проектах плана и бюджета на 1988 г.
Говорит, что «сокращаются возможности импорта, так как меняется конъюнктура международного рынка, а валютные платежи растут. В 1988 г. они составят примерно 25,2 млрд рублей. Национальный доход на 1988 г. снижается. Финансовый дефицит увеличивается почти вдвое. Нарастают сложности в денежном обращении. Сложно балансировать материальные ресурсы с потребностями промышленности и строительства. Все это потребует увеличить ряд основных показателей по сравнению с 5-летним планом».