которые хорошо знали Орлова. Жена, родственники… А значит, я все правильно делаю, что натоптал тропинку в Штаты. Там расстояние будет еще больше, секретность еще выше. Лишь бы руководство не подкидывало новой резидентуре каких-то сложных задач, которые могли бы провалить идею международного антитеррористического отряда. Вышлют, как давешнего американского консула в Питере в 24 часа, и все накроется медным тазом. Значит, мне, во-первых, надо тормозить резвых пэгэушников и гэрэушников в Нью-Йорке. Но без ущерба дела. Во-вторых, сразу проявить себя еще раз, чтобы моя ценность для американцев была максимальной. Никаких терактов я в ближайшее время не помнил, но что-нибудь да подвернется.
Цинев наивно думает, что я стремлюсь в США за роскошной жизнью. Нет, конечно, жить в пентхаусе мне понравилось сильно больше, чем в офицерской общаге в Солнечногорске. Но уже дом авиаторов сгладил весь негатив. И в Союзе можно хорошо устроиться, если быть полезным властям. На самом деле – там проще всего спрятаться.
На темном небе ярко светились звезды. С севера на юг летел какой-то неопознанный огонек. Интересно, а если инопланетяне существует, то могут они прилететь на Землю и прекратить эту всемирную вакханалию? Или нам трахаться со всем этим самостоятельно? Одна война, другая…
– Чего такой грязный? – Рядом на скамеечку приземлился Козлов. Закурил.
– Вэгэушники валяли по земле. А потом еще Цинев мозг клевал. Ничего, что я так про него?
– Ничего, ничего. Мне тоже каждый день устраивают потрахушки. То Щелоков звонит, то Андропов. Хоть разорвись.
Да… Трудно Козлову. Формально он подчиняется МВД. А по факту дивизия работает на КГБ. Да еще и «Гром» тут базируется.
– Про залет своих слышал? – генерал затянулся сигаретой.
– Да. Отрабатывают уже. Сдается мне, Щелоков скоро переругается с Юрием Владимировичем. Как бы война между ведомствами не началась.
– Тоже думаю про это. Надо под Комитет совсем уходить.
– Не отпустят… – я покачал головой. – Брежневу выгодно, когда КГБ с МВД конкурируют. Система сдержек и противовесов, слышали?
– Слышал, – буркнул Козлов, вздохнул.
Мы еще поболтали о том о сем, генерал поблагодарил за визит Калашникова. Михаил Тимофеевич пообещал завтра с утра устроить молодым солдатам лекцию на тему, как он создавал АК. Патриотическое воспитание, все дела…
– Значит, уезжаешь от нас? С концами? – Козлов затушил сигарету, выкинул ее в урну. Аккуратист.
– Почему с концами? Буду наведываться, да и «Гром» не бросаю.
– Тоом справится?
– А куда ему деваться?
– Тоже верно. Мы поможем, тут не беспокойся. И мой тебе совет: аккуратнее с бабами в Штатах. Подведут какую-нибудь дамочку… А потом будут фотографиями шантажировать. Или вот еще… – Козлов решил поделиться со мной всеми своими знаниями разных ловушек ФБР. – Подкинут что-нибудь в машину. Наркотик какой. А там…
К нашей «курилке» подошел Незлобин.
– Товарищ генерал, здравия желаю. Разрешите обратиться к товарищу подполковнику?
– Обращайтесь.
– Товарищ подполковник, там вам звонят. По городскому.
Кто бы это мог быть? Я встал, пожал руку генералу, пошел в канцелярию. Снятая трубка лежала на столе.
– Алло!
– Коля! Наконец дозвонилась! – В трубке послышался голос Маши. – Ты почему перестал ходить на занятия?
– Занят был, – буркнул я, поздоровавшись.
– Жду тебя завтра с утра. В восемь часов. Не опаздывай.
Глава 8
– Открыто!
Я толкнул дверь, вошел в квартиру Тихомировой. Хм… а пахло-то едой. Кто-то похоже пек блины. Или еще что-то сдобное.
Пройдя на кухню, я обнаружил стопку оладий. Тоже пойдет. У меня потекли слюнки. Позавтракать с утра я не успел – разбирался со вчерашними залетчиками, бегал на зарядку с «Громом». Рядом с оладьями стояли сметана в баночке и варенье в вазочке. На выбор, так сказать.
– Где ты там? Я в гостиной.
– Шел сначала на запах, – отшутился я, уже было развернулся топать к Маше. А потом встал столбом. Накатило первое мое детское воспоминание. Я стою на кухне, как сейчас, мама у плиты, напевая что-то, печет блины. Что же она пела? «Чито-гврито…», кажется. Грузинская песенка про птичку. Я с тех пор ее ненавижу. Грузин на КамАЗе протаранил остановку, где ждали автобуса мои отец и мать. «Отказали тормоза» – так сказала какая-то баба из соцработниц, что отправляла меня в детдом. Тормоза? Не смешите мои тапочки. Чтобы носатые не отмазали своего? Мне потом старшаки все объяснили. Эти «чито-гврито» держатся друг за друга, дай боже. Живут кланами, милиция у них прикормленная. Что им какие-то раздавленные на остановке? Вино с ними не пили, сациви и лобио не кушали.
Может, тогда я сделал первый шаг к моральному уродству? Люби себя, чихай на всех…
Есть люди, способные по часу наслаждаться ванной или спа, ублажать себя дорогим алкоголем и сигаретами, придирчиво выбирать одежду, быть требовательным в постели, радоваться ничегонеделанию на курортах, не колебаться при выборе «я» или «они».
Их зовут эгоистами. Часть эгоистов следуют своим желаниям, не думая о последствиях. Другие о последствиях думают, что немного снижает степень себялюбия.
На другом полюсе живут альтруисты, посвятившие жизнь заботам о других. Кажется, что альтруисты бескорыстны, но это не всегда так. В глубине души они хотят награды. Кто – доброго слова, кто – хоть какой-то ответной заботы. Видел я таких на войне. Первыми идут в бой, вытаскивают раненых. Хорошие они? Да зашибись. Потом в окопах сидят, травят байки о своих наградах, спасенных товарищах. Повышают рейтинг.
И что, все эгоисты плохие, а все альтруисты хорошие? Как бы не так.
Кто общался с «махровыми» альтруистами, знает – с ними, душнилами, скучно! Они всё раздали другим, не оставив себе ничего интересного. Талант, призвание – это распылилось во времени. Они всех спасли, жертвуя собой. Про эти жертвы знают все в подробностях!
Альтруисты непредсказуемы. Ты договариваешься с ним поехать в Париж, а за неделю до вылета узнаешь, что «душнила» унесся в Африку, кормить голодающих негров. Вот, кажется, он начал думать о себе, год копит деньги на мотороллер, но за день до похода в магазин оказывается, что лучше эти деньги пожертвовать фонду по связям с соседней галактикой.
Перед альтруистами надо снимать шляпу, восхищаться ими, помогать, говорить, что на таких людях держится планета. Но общаться интереснее с эгоистами.
– Ты чего застрял на кухне? Лопаешь оладьи? Подожди меня!
– Не лопаю, но готовлюсь, да.
Выбирать эгоистов надо тщательно, останавливаясь на тех, кто уже научился любить себя. Кто не мучается от проблем – что бы еще захотеть, чем бы еще себя порадовать. Умные эгоисты без таких проблем. Они нашли себя, живут и радуются. От них расходятся волны счастья. Этим счастьем можно и поделиться. Умные эгоисты знают, что разделенное счастье возвращается удвоенным. Да, они думают о себе. Умный эгоист делится своим счастьем, получая взамен удвоенное. И этим удвоенным делишься. И снова получаешь. И снова делишься. И так, пока от счастья не захлебнешься.
Да что со мной? Меня в гостиной ждет прелестная очаровашка, а я тут стою, туплю на оладьи, эгоисты какие-то, альтруисты…. А вот что со мной… Меня дома еще ждет беременная жена. Она мне мозг недавно выела про то, что нужно быть верным, с принципами, помогать, все в семью… И мне нужно какое-то тебе оправдание придумать, чтобы эту хрень из головы выкинуть. Я стащил с пальца кольцо. Прошлые встречи с Машей даже не надевал его, а сегодня на пробежку нацепил. Внутрисемейная пропаганда работает. Но недолго. Сколько волка не корми…
К черту эти страдания! Меня завтра на любом выезде могут грохнуть террористы. Или даже случайно свои. Дружественный огонь и все. Извини, Орлов, никто не застрахован, попал под лоша… точнее под взрыв гранаты. Например. Сколько раз меня могли закопать за последний год? Раз семь – точно. К черту принципы. Живем один раз, даже если живем второй раз.
Я убрал кольцо в карман, прошел в гостиную. Там Маша в легком, коротком сарафанчике вешала на стремянке шторы. Я увидел голые ножки, краешек белых сатиновых трусиков. Потом мой взгляд поднялся к обнаженной шее – женщина заколола волосы в простой пучок на голове.
– Я сейчас! Пять крючков осталось.
Это я сейчас. Подошел. Обнял Тихомирову за загорелые ноги, поцеловал под коленками. Маша вздрогнула. Мои руки полезли под сарафан, кусок шторы упал мне на голову.
– Что… что ты делаешь?!
Я подхватил учительницу, понес ее к разложенной софе. Кто-то тоже подготовился. Положил, начал целовать, задирая сарафан все выше и выше. Маша задышала, сама сдернула трусики, помогла мне расстегнуть штаны.
Потом лежали, болтали. Я все никак не мог перевести дух – темп взял быстрый, финиш был яркий.
– …прочитала в американском журнале, что в Штатах в продаже появились лифчики, которые электричеством стимулируют грудь! Чтобы она была в тонусе…
Я провел рукой по груди Маши. Твердая четверка, крепкая, с крупными коричневыми сосками. Которые мигом затвердели.
– Ну тебе-то без надобности.
Тихомирова хихикнула.
– К вам приходит американская пресса?
– И английская. И немецкая. Мы же МИД. Есть специальная закрытая библиотека. Знаешь, кто в ней работает?
– Кто?
– Дочка Брежнева. Галина.
– Ну и как она тебе?
Я закинул руку за голову, посмотрел на стройные ноги Маши. Может, еще разок с ней успеем до занятий? Или лучше по оладьям? Совсем остынут.
– Шебутная очень. Со вторым мужем рассталась. Да и какой он ей муж. Фокусник какой-то. Кио.
Дальше Маша начала пересказывать сложные взаимоотношения Брежневой с иллюзионистом, папа не принял брак дочки, комитетские отобрали у Кио паспорт, вернули уже без штампа о браке. Вытравили. А Брежнев крутоват с семьей. Чего же он дальше начал давать спуска Гале? Устал бороться? Сейчас ему шестьдесят два, выглядит бодрячком. Только курит много.
– Я попросила у Гали разрешение вырезать из журналов твои фотографии!