Оба поздоровались по-немецки, сразу закурили. Вот не выношу, когда смолят в ресторанах. Мало, что сам пропахнешь табаком, так еще и еда в рот не лезет. Впрочем, тут это сейчас обычное дело. Пепельницы есть везде, разрешения спрашивать не надо. Дымят почти все. Даже женщины.
– Найн шпрехен зи дойч, – коряво произнес я. Надо же как-то начинать разговор. Уходить сразу не хотелось – рыжеволосая не отпускала меня. Манила. Так и хотелось следить за ее плавными движениями в танце.
– А по-английски вы говорите? – нарушила молчание иностранка на языке Туманного Альбиона. Ее муж тем временем делал заказ официанту. И похоже, тот вполне понимал его немецкий.
– Говорю.
– Можно узнать, почему вы в камуфляжной форме? Это так необычно!
– Местный охранник, – пошутил я. – Николас.
– София Лосте, очень приятно. Я вас где-то видела!
– У меня очень распространенный тип лица.
– На охранника вы не похожи!
Мужчина тем временем закончил делать заказ, на неплохом английском представился Иоганном.
– Вы по делам приехали в Союз или как туристы?
– Мы приезжали навестить могилу нашего сына. И решить вопрос с нашей внучкой.
София сжала губы, в глазах Иоганна поселилась боль.
– Вы же немцы?
Дополняя друг друга, пара рассказала свою историю. Иоганн и София были из числа левых активистов из Саарской области, которая в массе была населена немцами, но после Первой мировой войны и поражения Германии управлялась Лигой Наций[1]. В тридцатые годы немцы потребовали провести референдум о принадлежности Саара среди его жителей, и большинство проголосовало за Германию. Штурмовики начали репрессии среди леваков, шла охота и за семейством Лосте. У пары был сын-подросток Губерт. Скрываться с ним было тяжело.
Пара попросила советского журналиста Михаила Кольцова, который знал их многие годы, спрятать Губерта в Союзе. Тот согласился. Десятилетнего Лосте в 1933 году привезли в СССР.
Паренек нахватался левых взглядом от родителей, даже дрался со скаутами – Кольцову пришла в голову идея раскрутить «немецкого пионера». Встречи со знаменитостями, фотографии в газетах, лекции об угнетенном положении трудящихся в Европе. Нацизм уже пер как танк – такая пропаганда была актуальна и понятна, тем более по итогам поездок по СССР Кольцов с любовницей написали под именем паренька книгу «Губерт в стране чудес». Как «немецкий пионер» увидел Советский Союз и полюбил его.
А вот дальше дела не задались. Биологические родители планировали отдать Губерта в Союз на пару лет, пока не определится подвешенное состояние Саара, но в итоге подросток угодил в самое пекло тридцатых. Репрессии, культ личности… Сначала Губерт жил в квартире Кольцова. Но того арестовали как врага народа, троцкиста и члена террористической организации. Как только журналист отправился в тюрьму, пропагандистская машина потеряла к нему интерес. Парня перестали звать на встречи с трудящимися, пионерами, а после начала войны вообще отправили на спецпоселение в Казахстан, где он вынужден был работать пастухом.
– Наш сын катился по наклонной… – тяжело вздохнула София. – Два раза попадал в тюрьму.
– Мы искали его через Красный Крест, – добавил Иоганн. – Нашли. Но въезд нам разрешили только после смерти Сталина.
– Николас, я вас узнала! Вы Орлов, русский спецназовец. О вас писала западногерманская пресса!
Я мысленно застонал. Надеюсь, не с той морской фоткой? Это все плохо кончится!
– Сначала я хочу услышать финал этой истории! – отмазался я.
– Ну слушайте… – теперь вздохнул Иоганн.
После войны семья Лосте оказалась на территории нынешней ФРГ. Иоганн занялся бизнесом, стал разрабатывать и торговать медицинским оборудованием. Левацкими идеями он переболел, стал буржуа. Разбогател. У пары родились еще несколько детей.
– Губерт был нашей многолетней болью… – София промокнула глаза салфеткой. – Сколько писем мы написали в ваш ЦК и даже в Политбюро! Самому Хрущеву. Все, что нам разрешили – увидеться с ним в Симферополе. Он в сорок лет выглядел как старик, ему диагностировали рак легких. Ехать в ФРГ не захотел – в Крыму у него была семья.
– Жена и дочка Элла… – Иоганн грустно заулыбался. – После смерти Губерта они прислали нам письмо. Согласны выехать в Западную Германию. Но власти не отпускали их.
– И вот мы приехали навестить могилу сына. – София справилась с собой, отложила салфетку прочь. – А заодно как-то решить вопрос с выездом внучки. Может быть, хотя бы товарищ Андропов ее отдаст нам? Вы могли бы поговорить с ним?
Официанты принесли заказ Лосте, начали расставлять тарелки на столе. Я хранил молчание. Столик сто процентов прослушивают, надо отделываться шутками.
– А чего не Брежнев? Давайте я ему позвоню и все решу.
Музыка в зале опять заиграла «Битлов», рыжий хвост незнакомки мелькал среди танцующих. Двое в костюмах тоже вились вокруг девушки.
– София, Николас нам ничего не должен… – Иоганн повернулся к Софии, пожал плечами. – Почему ты решила, что он поможет?
– Американцам же он помог!
Вот она – женская логика в действии. Этот Лонг-Айленд мне еще долго аукаться будет. Как и «морская фотка».
– Он видит нас в первый раз! – В словах герра Лосте была железная мужская логика. – Я бы тоже не взялся помогать незнакомцам из вражеской страны.
– Ешьте отбивные, остынут.
Немцы почти один в один повторили мой собственный заказ.
– Я обсужу вашу тему с моими знакомыми и…
Мой спич прервал женский вскрик. Потом какой-то шлепок. Я обернулся. Рыжая девушка только что влепила одному хлыщу по щеке, другой держал ее за руки и что-то выговаривал, брызгая слюной.
София иронично улыбнулась:
– Похоже, для герра «охранника» тут есть работа!
Глава 2
И София, и Иоганн смотрели на меня с таким любопытством, что пришлось подхватиться и идти на «пятачок». Там уже скандал разросся, подтянулись официанты, бледный администратор, который на английском что-то пытался донести до буянов. Но с такими церемониться не надо, а действовать быстро и жестко. Я раздвинул толпу, коротким хуком вдарил правому хлыщу под дых. Он мигом отпустил рыжую, сложился на пол, хватая ртом воздух. Левый попытался провести мне в голову двойку, и она даже была неплоха.
Разрывать дистанцию было негде – толпа не позволяла. Поэтому я подсел под серию и, не мудрствуя долго, врезал еще одним хуком прямо в пах «лошадиной морде». Мы тут не на боксерском ринге – правил здесь нет.
Все дружно ахнули.
Хлыщ охнул со всеми, сложился на пол, зажимая пах руками. На его лице были написаны все муки мира.
Я подхватил обоих за шкирку, подмигнул ошарашенной рыжей и потащил иностранцев по полу к выходу. Оба уже подвывали от боли – второй, кстати, сильнее. Оно и понятно, огрести по бейцам – приятного мало.
Копчиками по ступенькам лестницы, еще по одной… В фойе гостиницы повисло потрясенное молчание. Гости, персонал, швейцар на входе – все впали в ступор. Правый хлыщ, который в солнышко, слегка ожил, попытался встать на ноги. Но я ему не дал. Резко дернул за собой, повалил опять на пол. Осталось протащить не слишком много, и бородатый швейцар, прямо с картинок царской России девятнадцатого века, открыл мне двери. Я пинком отправил двух иностранцев на свежий воздух. «Пообщаться» с Николаем I[2].
На площади было пусто – туристы исчезли, редкие фонари легко справлялись с «белой ночью». Эх… прогуляться бы по Питеру, а не вот это все…
Вернулся в гостиницу, демонстративно отряхнул руки. Все еще молчали, разглядывая меня квадратными глазами.
– Что?! Что произошло?! – от лифтов ко мне бежал встревоженный лейтенант Казанцев. – Я вызвал милицию.
– Два идиота приставали в баре к даме, лапали ее. Отменяй вызов.
– Почему?
– Ты хочешь брать объяснения на английском у иностранки?
– Я… ну не очень пока владею иностранными языками. – Казанцев покраснел. – Но я учу!
– Наряд, что приедет, еще меньше тебя владеет. Иди, отменяй их и успокой идиотов… – я кивнул в сторону выхода. – Сейчас они на свежем воздухе придут в себя, скандалить начнут.
– Кто начнет скандалить?
В холл зашли громовцы. Всей толпой. Во главе шел озабоченный Иво.
– Там какие-то иностранцы кричат на всю площадь. За задницы держатся.
Казанцев убежал, а я пожал плечами:
– Да какие-то хулиганы. Выписал им слегка, но не похоже, что подействовало. – И тут же перевел тему: – Как сходили в Эрмитаж?
– Да провались он пропадом, – тихо ответил Тоом. – Прямо как пионервожатый. Посмотрите направо, посмотрите налево…
– Замполит впишет в план занятий «Грома»… – пожал плечами я. – Культурно развивали бойцов, отчетность, все дела…
– Да достал уже! – Мой зам подошел к стойке, забрал у портье ключ от номера. – Ты знаешь, что на позапрошлой неделе мы всей комсомольской организацией закапывали капсулу? Митинг на два часа!
– Какую капсулу?..
– С пожеланиями комсомольцам двадцать первого века. – Иво прикрикнул на громовцев, народ быстро позабирали свои ключи. – «К вам, комсомольцам XXI века, обращаемся мы! Сегодня, когда вы читаете это письмо, идет 2018 год. Мы видим вас сильных, здоровых. Коммунизм, в борьбе за который мы отдаем все свои силы, стал живой действительностью. Люди из прошлого для вас, мы мысленно вместе с вами, радуемся плодам нашего и вашего труда – в этом основное счастье нашей жизни…» Ну и так далее. Почти дословно все запомнил. Сначала Козлов выступал, потом замполит дивизии. Еще наш четверть часа вещал. Мы стоим на плацу, жара, обливаемся потом…
– Ладно, ладно, не возмущайся. А в связи с чем была закладка капсулы? – Я аккуратно, за спиной Иво стащил кольцо с руки.
– Как в связи с чем?! Забыл? Пятидесятилетие комсомола… – Тоом тяжело вздохнул, понизил голос: – Счастливый ты человек, Орлов. Из Праги в Нью-Йорк, потом в Москву и обратно?