По непроницаемым лицам парочки было ничего не разобрать, но ленту они смотрели, что-то отмечали фломастером.
И следом, без раскачки, за меня взялись сотрудники «трешки». Тоже двое. Этих интересовал только Поляков, скрывать мне было нечего, ну ладно, почти нечего, так что отстрелялся я тоже быстро. У меня изъяли план занятий, документы по учебе из сейфа рабочего кабинета, попросили подписать протокол «ни о чем». Как говорится в одном стишке: «Не был, не был, не был, даже рядом не стоял».
На улицу вышел слегка взмокший, но в пределах нормы. Все-таки лето, а кондиционеров в Москве днем с огнем не сыщешь. Расшифровывать результаты полиграфа будут неделю-другую, а я уже к этому времени в Штатах буду. Как говорится, дальше либо ишак сдохнет, либо шах.
Прогуляться, обсохнуть мне не дали. Рядом взвизгнули шины белой «Волги», водитель высунулся из окна, махнул мне рукой:
– Давай подвезу.
Я присмотрелся к мужичку за рулем и обалдел. Мощный подбородок, крупный нос, одет в какую-то простую тенниску. Это же…
– Да садись ты, не укушу.
Семичастный. Владимир Ефимович. Бывший председатель КГБ, вместо которого Брежнев поставил Андропова.
Если сяду к нему в машину, могу сесть совсем в другом смысле. И надолго.
Я моментально задался вопросом. Знаменитым. Тварь я дрожащая или право имею? Когда брал Полумесяцева, выяснилось, что на систему можно влиять. А значит, не тварь. Мне стало любопытно, я распахнул пассажирскую дверь.
Стартанули мы быстро, меня аж вжало в сиденье. Походу, у машины форсированный движок.
– Не боись! – Владимир Ефимович надел солнцезащитные очки. – Я оторвался от наружки твоего тестя, так что в рапорты ты не попадешь.
– Оторваться от «семерки» непросто, – покачал головой я. – Они могли сделать вид, что потеряли вас, а сами все еще ведут.
– Потеря меня прошла сообщением по оперзалу. Кому-то теперь Алидин порвет очко.
Ого! Семичастному кто-то в «семерке» нехило так стучит.
– И о моем выходе из ГРУ вам сообщили.
– Правильно все понимаешь. У нас большие связи и много сторонников.
Семичастный вел быстро, но аккуратно. На красном свете светофора послушно останавливался, обгонял только там, где разрешено. Ехали по Садовому, потом свернули на Дмитровку.
– У нас – это у кого?
– Ты же и так все знаешь.
– Комсомольцы?
– Нас иногда так называют, да.
Я приоткрыл стекло окна, встречный ветерок быстро остудил меня. Мозги встали на место, я начал просчитывать ситуацию. Семичастный везет меня на какую-то встречу. Там меня на что-то будут уговаривать. Или пугать. А скорее всего и то и другое.
Возле каких-то гаражей мы покрутились слегка, заехали на пустырь. Там стояла черная «Чайка». Со шторками. Дверь открылась, нам помахали рукой. Водитель «Чайки» вышел, закурил. Отошел к кустам.
– Пойдем. Это не больно! – хохотнул Семичастный.
Мы залезли в членовоз, устроились напротив Шелепина. Этот товарищ висел на всех почетных досках в списке членов Политбюро. Не узнать его было невозможно – высокие залысины, брови вразлет, узкие, нервические губы, которые сейчас были крепко сжаты. Александр Николаевич разглядывал меня с интересом, я тоже помалкивал. Эти гляделки не продлились долго.
– Как я и предсказывал, – Шелепин повернулся к Семичастному, – шесть три в нашу пользу.
О чем это они?
– Давай подробности! – экс-председатель КГБ подобрался.
– За резолюцию Брежнева проголосовали только Суслов, Пельше и Косыгин. Мое предложение по Полумесяцеву поддержали Мазуров, Подгорный, Полянский, Воронов, Кириленко и Шелест.
– Что за предложение? – влез я. Раз уж позвали, дурачком тут отсиживать не буду.
– По исключению Полумесяцева из членов ЦК… – Шелепин улыбнулся мне.
– То есть его не исключают? – удивился я.
– А как же презумпция невиновности? – развел руками Александр Николаевич, широко улыбнулся. – Пока человек не осужден советским судом, он невиновен.
– Его осудят, – пожал плечами я. – Стопроцентная доказуха.
– Может быть. Это уже неважно, следствие и суд могут длиться не один год, а там уже все решится.
– Что решится?
– Чья возьмет. Моя или Лени. Ты, Николай, нам очень помог. Два года мы теряли позиции. Сначала Тикунов, потом Володя… – Шелепин кивнул на Семичастного. – Сторонники предавали, перебегали в другой лагерь, но вчерашний день… Он перевернул всю картину.
– Почему? – полюбопытствовал я.
– Чем взял Леня членов ЦК? Стабильностью. Никаких Никитиных метаний, никакого возвращения к сталинским методам. – Шелепин ухмыльнулся.
– Комсомольцы раскачивают лодку, – процитировал кого-то Семичастный. – «Железный Шурик» вас поставит к стенке!
– Почему вы мне это все рассказываете?
– Из чувства глубокой благодарности! – Шелепин ослабил галстук, откинулся на сиденье.
– Полумесяцев ваш человек!
– Он пешка. Представь себе шахматную игру. Мы играем за белых и проигрываем, у нас осталось меньше фигур. Я жертвую пешкой, чтобы получить фигуры черных. Слонов, ладей… Из-за ареста Полумесяцева испугались все регионалы в ЦК. Все эти Мжаванадзе, Щербицкие, Кунаевы… У всех рыльце в пушку, все вокруг себя создали грибницы по перекачиванию денег. Леня им что обещал? Что не будет трогать, все пойдет по заведенному. Поймали тебя? Езжай послом в Верхнюю Вольту! А теперь?
– А теперь?
– Полумесяцев на Лубянке. Приняли его в «Праге», и никто не пикнул. Дурачок Щелоков бегает, радуется, грудь для ордена выпячивает. А сработали, дорогие товарищи, вы для нас. Володя займется слухами о том, что Комитет и МВД получили добро у Брежнева и начали разрабатывать номенклатуру ЦК, сделаем вброс о чистках через голоса – наше дурачье по ночам слушает разные Би-Би-Си.
Я подобрался. Такие секреты просто так не выдают.
– Саша, а машину сегодня проверяли на прослушку? – нахмурился Семичастный.
– В обед, – коротко ответил Шелепин, повернулся ко мне: – Тебе, конечно, стало интересно, зачем я выдаю все эти секреты. А затем, что все члены моей команды должны понимать свой маневр. Мне не нужны подчиненные – нужны соратники по борьбе. Предлагаю войти в нашу команду.
– И меня потом сдадут, как Полумесяцева, – хмыкнул я.
– Ты либо принимаешь правила игры, либо нет, – развел руками Железный Шурик. – Полумесяцев должен был первым делом сообщить мне о сложившейся ситуации. Но он посчитал, что я уже отыгранная фигура, как говорят американцы – хромая утка. И надо все решать самому. Нарешал на десять лет с конфискацией.
– Я не люблю командные виды спорта…
За окном солнце ужа садилось, гуляющий водитель докуривал третью сигарету. Я посмотрел на часы. На свидание с Машей уже опаздываю.
– Предпочитаю индивидуальные.
– Это я уже понял. И тем не менее мне есть что тебе предложить.
– И что же?
– Если нам удастся вернуть Володю в Комитет, станешь его первым замом. Очень хорошая карьера для человека, который начинал армейским капитаном на Дальнем Востоке.
Это было щедро. И очень-очень опасно.
– Специалистом в своей области ты оказался, очень талантливым. – Шелепин пожевал губами. – Можно сказать самородок. Я посмотрел личное дело. «Гром», «Кобры»… И ведь не только боевик, организатор!
– Даже политик, – буркнул Семичастный. – Вспомни Америку.
– Кстати о ней. Если все пойдет по плану, мне нужно будет сделать визит вежливости в Штаты. Через МИД договариваться о встречах не хочу – там сидит Громыко, а он человек Брежнева. Представляешь, Володя, – Шелепин опять повернулся к Семичастному, – Леня хочет протащить Андрея в Политбюро. Уже закидывал удочки. Вместо Подгорного.
– Вы в курсе моей командировки и хотите, чтобы я договорился о встречах с Никсоном и Гувером! – догадался я. И сам себя заткнул.
Да Шелепин собирается на смотрины! Это так называется в международной политике. Метит на место Брежнева. А я ему еще и козырей с Полумесяцевым наиграл. А ведь Арапов меня предупреждал. В кремлевских коридорах все так сложно, черт ногу сломит! Добро оборачивается злом, черное – это белое…
– Именно, – Железный Шурик покивал. – Это и будет твоей финальной проверкой. Связь будем держать через Володю, он тебе даст наш шифр специальный.
Да у них есть даже своя конспирация!
– Почему вы решили, что я соглашусь?
– Потому что я тебя просчитал! – Шелепин наклонился ко мне: – В нашей команде у тебя шанс выжить и подняться повыше. Андропов не прощает предательства. Очень злопамятный.
Семичастный без команды и не прощаясь начал выбираться из «Чайки», я следом. Тут было о чем подумать. Выходит, все было не так, как мне объяснял Цинев. Расклады в верхах оказались… сложными. Шелепин жертвует Полумесяцевым, набирает очки в ЦК и Политбюро, бывшие противники становятся сторонниками. А если он потом еще и вытащит Полумесяцева… Развалить дело не так-то и трудно. Пленку можно повредить, стереть. Адвокат откажется от показаний, доллары, найденные при обыске, тоже потеряются. Никогда такого не было – и вот опять…
– Куда тебя подбросить? – спросил Владимир Ефимович, усаживаясь в «Волгу».
– Какое тут ближайшее метро?
– «Новослободская».
– Тогда к метро.
Спустя пять минут я был у «Новослободской». С ходу попытался пробиться к телефонным кабинкам, но тут стояла целая очередь москвичей. Черт, как не хватает мобильных! Сделать на основе «Алтая» сотовую связь в стране – за одно это обещание я готов помогать всем шелепиным, вместе взятым.
Пришлось идти в линейный отдел метро, махать ксивой. Испуганный лейтенант оставил меня одного в кабинете, и я тут же набрал номер квартиры Алидиных. Ответила теща, холодным голосом сообщила, что Яна в женской консультации, а я плохой, безответственный человек, который подвергает риску… дальше слушать не стал, бросил трубку. Я им мальчик, что ли, воспитывать? Крутанул семь раз диск, вызванивая Машу.
– Кто это?
– Спокойно, Маша, я Дубровский.
– Орлов! Какая же ты сволочь! Я полчаса прождала возле «Иллюзиона», и ты не пришел!