Заместитель внимательно на меня посмотрел. Нет, не завидует. Но уже все знает. Кто-то рассказал. Комитет – большая деревня. Несмотря на все меры по укреплению секретности, недели не проходит, чтобы с Лубянки новое цэу на эту тему не спустили, – в этой тесно спаянной касте все друг друга знают, общаются…
– Мы обязательно на эту тему поговорим. Иди, отдыхай. Тяжелый был день.
Я подмигнул Казанцеву, который вел под руки обоих «хлыщей», хлопнул Иво по плечу, пошел обратно в бар. Меня ждала рыжеволосая.
– Я – Синтия.
В этом месте я чуть не заржал. Лыба на всю физию, еле справился.
– Я – Ник.
– Просто Ник?
Рыженькая девчуля, которую я освободил от навязчивого внимания двух дебилов, оказалась за нашим с немцами столиком. Улыбаясь и закинув нога на ногу, пила из бокала «кровь земли». Хванчкара – любимое вино товарища Сталина. Ножки тоже были очень даже ничего. И зеленые глаза! Чувствую, что пропадаю…
– Николас, вы же не против, что мы позвали Синтию за наш столик? – На лице Софии отразилось беспокойство.
– Не против. Просто Ник, – ответил я обеим женщинам. – Так на чем мы остановились, Иоганн?
Я повернулся к герру Лосте.
В общении с женщинами, особенно с теми, которые тебя интересуют, очень важно не показывать заинтересованность. Прямо по Пушкину: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей». Правда мало кто знает продолжение этой строфы. Дальше у Александра Сергеевича: «И тем ее вернее губим средь обольстительных сетей». Сегодня я точно собирался кое-кого погубить. И дело даже не в сексуальной притягательности Синтии № 2. У меня взыграли гены охотника.
– Николас, администрация бара сделала нам… комплимент… – Иоганн указал на уже открытую бутылку. – В качестве, так сказать, извинения за инцидент…
Оба Лосте дружно посмотрели на Синтию. Я решил для себя называть ее Номер Два. Ибо по близкому знакомству с грудью в вырезе – я понизил размер до двойки. Но такой крепкой, спортивной.
– Спасибо за помощь, – Синтия улыбнулась мне. – Вы настоящий джентльмен!
– Судя по выговору, вы – американка? Но я слышу какой-то акцент…
– Это ирландский. Я – Синтия О`Тул.
Ага. Вот откуда рыжие волосы, веснушки…
– Ну что же… Давайте выпьем за то, что все благополучно разрешилось… – Я разлил вино по бокалам, мы все дружно чокнулись.
– Прозит! – Иоганн вздохнул, допил вино. – В Союзе много пьют. И каждый раз мне рассказывают, что я делаю неправильно.
Холеное лицо немца сморщилось. Мне очень хотелось пообщаться с Номером Два, но я опять сдержал себя. Все будет, если не спешить.
– И что же вы делаете неправильно?
– У вас неплохой английский, Ник, – Синтия попыталась вмешаться в разговор.
– Да всё! – герр Лосте покрутил бокал. – Вот, например, почему нельзя наливать через руку?
– Это вообще не русская традиция, пришла к нам из древности. Так же как и чокаться… – Я, наконец, повернулся к Синтии: – Ты знаешь, почему мы чокаемся?
В баре опять включили музыку, и опять «Битлов». «Пятачок», где совсем недавно была драка, тут же заполнился танцующими.
– Не-ет… – девушка пожала плечами, несмело улыбнулась. Я заметил, что ее блузка была порвана на правом плече.
– В Древнем Риме патриции[3] часто травили друг друга. Поэтому пошла традиция чокаться так, чтобы вино переливалось из бокала в бокал. Такая же история с рукой. Если наливать через руку, легко бросить яд. Прозит! – я доразлил вино из бутылки. А они тут без меня время не теряли…
– Почему нельзя наливать на весу? – поинтересовалась София.
– Легко пролить. Нетрезвые… – тут я забыл слово собутыльники по-английски. Мучительно попытался вспомнить. Не вспомнил: – …Люди легко идут на конфликт. Поэтому же нельзя ставить пустую бутылку на стол.
Я изобразил, как разбиваю бутылку хванчкары, делаю из нее «розочку».
– Что означает выпить… – тут уже завис Иоганн. Посмотрел на жену.
Та помогла:
– На по-осошьек?
– Это легко… – я подмигнул Синтии. Как же быстро рыжие покрываются румянцем. Девушка буквально вспыхнула!
– Вы пили с гостями. Им надо идти обратно домой. Идет снег, начинается буран. Воют волки.
Тут уже на меня все смотрели, открыв рты.
– Дойдут ли ваши гости домой?
Объяснил смысл рюмки на кончике посоха – совсем пьяные с квестом не справятся, и отпускать их одних домой уже нельзя.
Краем глаза я видел, что «рыбка» Синтия уже била хвостиком, пора было подсекать.
– А ты как оказалась в Союзе? – я повернулся к Номеру Два.
– Приехала поступать в балетную школу. Имени Вагановой.
Мы все дружно уставились на фигуру О`Тул. У девушки были классические «песочные часы». Широкие бедра и упругая попка, талия, ощутимая грудь. Совсем не балетная фигура. В этой сфере предпочитают плоских, невысоких. Чтобы балерунам легче таскать их было.
– Что вы на меня так смотрите?
– Да вот удивляемся, как тебя пустили в СССР? – решил сгладить я. – У нас тут не густо студентов из буржуазных стран. А уж из Штатов… По пальцам пересчитать.
– Ой, я тоже удивилась. У меня отец состоит в Коммунистической партии США… – Синтия почему-то покраснела. – Сказал, если я уж так увлекаюсь балетом, то мне дорога в Союз – тут лучшая школа в мире. Я так хотела выступать в Большом! И хочу до сих пор!
Рыжая твердо посмотрела на нас. Мы отвели взгляды.
Тут доморощенные асториевские диджеи поставили Yesterday. Боже ты мой… эта песня просто преследует меня. Ну да грех не использовать жуковский медляк.
– Я тебе хочу признаться по секрету… – я наклонился к Синтии, прошептал: – Я тайный скаут Балетной школы Большого театра. Это я нашел Рудольфа Нуреева и привел его в балет!
– И тебя потом не посадили, когда он сбежал? – О`Тул прыснула.
– Нет. Наградили орденом Ленина, – продолжал шептать я, все больше приближаясь к розовому ушку. – Это тайная операция, в детали которой я тебе посвятить не могу.
– И что же ты хочешь, товарищ тайный скаут?
– Оценить твой талант, разумеется. Вон и музыка подходящая играет.
– Ник, ты дурак! – Синтия мне открыто улыбнулась. – Я бы и так с тобой станцевала! Пошли.
И мы пошли. Сначала покачались под «Вчера». Потом диджеи решили, что переборщили с зарубежкой, поставили «Песенку о медведях» из «Кавказской пленницы». И тут мы прямо так мощно твистанули. Прямо как Турман и Траволта в «Криминальном чтиве». «Носком правой ноги вы как будто давите окурок…» Ага, наша «Пленница» ничуть не уступает ихним «Чтивам». Как минимум нет порева с неграми и маньяками.
Номер Два двигалась замечательно. То плавно, то взрываясь и выплескивая на меня всю свою энергетику. Весь зал наблюдал только за нами.
Дальше был опять медляк – «Неужели это мне одной». Я прижал Синтию плотнее, чем позволяли приличия, почувствовал ее дрожь. Нас окружила толпа танцующих, и тут я позволил себе спустить руку с талии, так сказать «ниже приличий». И это был час X. Динамщица бы тут же подняла мне руку. Синтия не подняла.
– Я буду ждать тебя на выходе из гостиницы. Хочешь увидеть сцену Мариинского театра?
Это был безотказный ход. Какая будущая балерина не захотела бы? В принципе я бы мог уже вести рыжую в номер – Синтия «поплыла». Драка, вино, танцы… Но, во-первых, настучат. К бабке не ходи. Во-вторых, настучат Алидину. И чем это кончится для моего брака с Яной – не известно. А точнее очень даже хорошо известно. Тут надо все тоньше.
Я оставил девушку в толпе танцующих, прошел к своему столику. Лосте о чем-то тихо беседовали, попивая… да ну ладно… новую бутылку хванчкары. Ну молодцы.
– Фотография внучки есть?
– Простите, что?
Герр и фрау уже были тепленькие. На посошок выпьют, отпускать в снежную бурю к русским волкам и медведям можно. Но заторможенные.
– Элли?..
Прямо Элли Смит из Страны Оз[4].
– Элла!
София покопалась в сумочке, нашла фотографию. На меня смотрел белокурый ангел. Арийская кровь, все дела.
– Сделаю, что смогу.
Не дожидаясь ответа, я спустился вниз, вышел на улицу. Тут еще больше сгустились сумерки, редкие фонари и белая ночь помогали слабо.
Рядом со входом стоял знакомый бородатый швейцар, смолил сигарету.
– До Мариинки тут как дойти? – поинтересовался я. Навигаторов, увы, сейчас нет, а ночью гулять по Питеру без карты – так себе приключение.
– Дык легко, товарищ…
Тут швейцар замялся.
– Какой надо товарищ… – я показал из кармана краешек удостоверения. – Никому ничего не докладываешь, ясно?
– Так точно! – бородач чуть ли не по стойке смирно встал. – Тут рядом. По Синему мосту направо, мимо Юсуповского дворца до театрального сквера. А там уже видно. Четверть часа идти.
Тут из гостиницы выпорхнула Синтия. Девушка взяла сумочку, собрала волосы в хвост. Даже как-то сумела скрепить порванную на плече блузку.
– Я готова! – Номер Два смело взяла меня под руку. – Идем?
До Мариинки мы дошли за полчаса. Город словно вымер – темные улицы, мрачные здания. И где, спрашивается, красота Питера?
Синтия словно что-то почувствовала, шла и ежилась. Разговор тоже не складывался. Информацию из девушки пришлось тащить клещами – двадцать лет, из Бостона, отец – железнодорожник, мать – домохозяйка. Ну балет. На «Лебедином озере» Синтия слегка ожила. На «Спартаке» так и вовсе расцвела. Попыталась на брусчатке сделать фуэте.
– Тебе должны были дать общагу на время поступления, – перевел я разговор на учебу.
– Только для советских граждан, – грустно сообщила О`Тул. – Мне еще и за учебу платить придется, если поступлю.
– Дорого?
Синтия сообщила расценки, потом грустно призналась, что знает о требованиях к балеринам. Она мало подходит под стандарты.
Это ты, родная, еще Волочкову не видела… Пробиваются в этой профессии либо очень талантливые, либо наглые. Рыжая, по моим ощущениям, не была ни первой, ни второй.