ебя еще омерзительнее. Он вспомнил свой недавний разговор с сыном, свои слова о том, что однолюб. Вспомнил, как гордился тем, что познал одну-единственную женщину, Анну, и это к сорока пяти годам, когда донжуанский список его сверстников переваливает хотя бы за десять. И вот теперь появилась другая – чужая, манкая, но жизнь от этого, как выяснилось, не заиграла новыми красками. Наоборот, перед Гольцовым открылись стороны, ранее ему неведомые, но, ей-богу, он предпочел бы не знать об их существовании, не томиться от похоти и не слышать слов, которыми объясняются вспотевшие от возбуждения подростки, таким образом подбадривая друг друга, чтобы невзначай не выдать своей растерянности перед этим соблазнительным и пугающим миром взрослых. А ведь Серега его предупреждал: «Надо любить это дело…» «Знал ведь, черт, о чем говорил!» – не мог не признать его правоты Анатолий, судорожно сжимая в руке проклятую подвеску.
Выйдя из подъезда, Гольцов растерянно повертел головой по сторонам в поисках машины, даже не сразу сообразив, что оставил ее возле гастронома. Пока ориентировался на местности, сделал вокруг мельниковского дома несколько кругов, интуитивно пытаясь отложить встречу с женой на неопределенный срок. Правда, при этом, и Анатолий не мог этого не понимать, возникала другая опасность – Жанна, теперь вызывавшая в нем смешанное чувство брезгливости и жалости одновременно. «Вот я и сел между двух стульев», – печально признался самому себе Гольцов и заторопился к магазину, пообещав, что больше никогда не появится в этом микрорайоне.
С неожиданной для такого случая ясностью Анатолий составил для себя примерный план действий в отношении Анны: «Сначала поинтересуюсь, почему не надевает мой подарок. Потом – попрошу надеть. Если признается, что потеряла подвеску – предъявлю эту чертову улитку. Пусть потом объясняется, где была». Пробыв какое-то время в состоянии воодушевления и решимости, Гольцов вскоре сник, потому что улитка грозилась превратиться в грозную улику, свидетельствующую против него самого. «Не буду ничего выяснять», – отказался от разработанной стратегии Анатолий и через секунду почувствовал, как поднимается давление: голова словно увеличивалась в размерах, как будто кто-то плотно набил ее изнутри ватой.
«Как же дальше мне жить с этим?!» – ужаснулся Гольцов, представив, что всякий раз, глядя на жену, он будет испытывать ревность и мучиться подозрениями. – Не лучше ли сразу начистоту?» – задумался Анатолий, но готовности признаться в содеянном не ощутил. Не появилась она и в момент, когда Гольцов въехал к себе во двор, припарковал машину, выкурил неизвестно какую по счету сигарету. В какое-то мгновение у него даже появилось желание перезвонить Сергею, но потом он вспомнил о пережитом фиаско и отказался от этой мысли: «После драки кулаками не машут».
Уговаривая вести себя как ни в чем не бывало, Анатолий вошел в подъезд с бьющимся сердцем, суеверно загадав, что, если навстречу ему попадется женщина, все будет нормально, если мужчина – значит, не повезло. Каково же было его удивление, когда вместо соседей ему под ноги бросилась сукотная кошка, и Гольцов долго смотрел ей вслед, гадая, что бы это значило. «Может, к гостям?» – предположил он и позвонил в дверь.
Открыл ему Игорь, при виде которого Анатолий испытал неимоверное облегчение:
– Тебе тетя Жанна звонила, – сообщил тот отцу и протянул руку для приветствия.
– Мне? – на этот раз предельно искренне удивился Гольцов.
– Тебе, – подтвердил Игорь. – Я точно не понял, но, по-моему, у нее там что-то с трубой: то ли течет, то ли капает. Просила, как появишься, зайти. Может, сразу?
– Я не слесарь, – буркнул Анатолий, – пусть вызовет аварийку.
– Мама ей то же самое сказала…
– Ну и… – Гольцов разулся и прошел в ванную, Игорь двинулся за ним:
– Может, хотя бы позвонишь? – поинтересовался младший Гольцов, даже не представляя, как тяжело это будет сделать его отцу.
– Позвоню… – пообещал Анатолий и насухо вытер руки.
– Так позвони, – Игорь протянул ему трубку.
Не позвонить означало выдать себя с головой, поэтому Гольцов набрал номер мельниковской квартиры и приготовился услышать Жаннин голос. На звонки никто не ответил:
– Никого нет, значит, все нормально, – сообщил сыну Анатолий и вернул трубку.
– Наверное. Не утопилась же она… – сморозил глупость Игорь, посеяв в душе отца мучительную тревогу: а вдруг и впрямь что-нибудь.
– Ерунда какая! – отмахнулся Гольцов и, нисколько не смущаясь присутствия сына, позвонил Мельниковой на сотовый: – Жанна, это я. Я из дома, – не удержался и предупредил он.
– Кто бы сомневался… – попыталась иронизировать Мельникова, и по ее голосу Анатолию стало ясно: она плакала.
– Что ты хотела?
– Я нашла твой носок…
– Выброси его.
– Может, заберешь? – Жанна хваталась за любую возможность.
– Не стоит… – пробормотал Гольцов и, покосившись на сына, добавил: – Мы все обсудили…
– Ну… – В голосе Мельниковой появилась привычная дерзость, – обсудили мы, предположим, не все. Кое-что еще осталось…
Внимательно выслушав ее, Анатолий почувствовал приступ бешенства, а непреодолимое желание свалить всю вину на Жанну стало еще сильнее. Гольцову захотелось прижать ее к стенке и потребовать, чтобы рассказала, как на духу, была ли у нее его жена или это просто роковое совпадение.
– Испугался? – с издевкой прошипела в трубку Мельникова. – Боишься, подружке расскажу?
– Ты заблуждаешься, – проронил Анатолий и, заметив в конце коридора Анну, добавил: – Дело закрыто и обжалованию не подлежит.
– Чего это ты с ней так? – удивился Игорь, внимательно наблюдавший за отцом все это время.
– Как? – пробурчал Гольцов и выключил телефон, невзирая на то, что Жанна еще продолжала что-то говорить.
– Как-то по-хамски, – с опаской сформулировал сын и замолчал, как только к ним приблизилась Аня.
– По-мужски, – пряча собственную трусость, исправил Игоря Анатолий и обернулся к жене:
– Здравствуй, Анют.
– У нас гости, – предупредила она мужа и, кивнув в сторону сына, сообщила: – Надо поговорить.
«Надо поговорить» прозвучало в ушах Гольцова набатом: он покорно поплелся вслед за всеми на кухню и обнаружил там улыбавшуюся во весь рот Настю.
– Дети собрались жить вместе, – как-то не очень радостно объявила Анна, избегая смотреть на мужа.
– Отлично! – чересчур активно оживился Анатолий и подмигнул Игорю: – Надеюсь, у нас?
– Нет, – в нетерпении вскочила со стула Настя и радостно затараторила: – Мы с Игорьком подумали и решили: начинаем совместную жизнь с нуля. Благо для этого есть все условия, мои родители взяли бабушку к себе, а я перебралась в ее квартиру.
– Это называется «начнем жизнь с нуля»… – иронично добавил Гольцов-младший, на лице которого мелькнула тень раздражения. «Не слишком ли рано для романтического этапа отношений?» – отметила про себя Анна и предложила все-таки разрезать торт.
– Я сейчас, – тут же опередила ее Настя и бросилась к шкафчику со столовыми приборами чуть ли не на правах хозяйки.
«Хорошо ориентируется девочка», – удивился Гольцов и уселся за стол в ожидании чая. Объяснение с Аней откладывалось, и эта временная передышка чрезвычайно его порадовала.
– Толя, – обратилась к нему жена. – Будь другом, составь Насте компанию. А мы пока с Игорем кое-что соберем…
– Давайте я помогу, – тут же предложила свою помощь чрезмерно активная девушка, но Анна быстро остудила ее энтузиазм:
– Я это сделаю быстрее. С вас – чай. Анатолий Иванович покажет, где взять чашки.
– Правда, Насть, – разволновался Игорь, – мы ненадолго…
– Они ненадолго, – как умел, сгладил возникшую неловкость старший Гольцов и пригласил девушку в гостиную, чтобы познакомить ее с семейными фотографиями, к которым его жена относилась с особым трепетом, не признавая электронных версий и по старинке подписывая каждый снимок.
Анна буквально втолкнула сына в его комнату:
– Какая в этом необходимость?
– В чем?
– Какая необходимость в том, чтобы, как говорит Настя, «начинать жизнь с нуля».
Игорь ощетинился и недовольно проворчал:
– Я предупреждал тебя об этом еще вчера.
– Еще вчера ты говорил об этом в условном наклонении, с серьезными оговорками, – тут же напомнила ему Аня. – А сегодня вы объявляете об этом как о решенном.
– Потому что мы так решили! – уперся Игорь.
– Мы – это кто?
– Я и Настя.
– Именно поэтому она все время говорит от твоего лица и не дает тебе рта раскрыть? Вчера, мне помнится, она вела себя немного иначе. Не так по-свойски. А сегодня у меня возникает ощущение, что я у себя дома в гостях.
– Быстро входит в роль, талантливый человек, – иронично охарактеризовал Игорь Настю и уставился себе под ноги.
– Я хочу знать, что случилось, – потребовала Гольцова и усадила сына на кровать.
– Мам… – Игорь подыскивал нужные слова: – Ты же сама хотела, чтобы я жил от вас отдельно.
– Хотела. Но всегда говорила, что это должно быть твое решение.
– Это мое решение.
– Это не твое решение. И я это чувствую.
– Чувствовать и знать – это разные вещи, – напомнил ей Игорь.
– Тогда – знаю. – Аня упорно гнула свою линию. – Ну, скажи мне, куда ты торопишься? Ты встречаешься с этой девушкой не больше двух, а то и меньше, недель. Наверняка, знакомясь, действовал по принципу замещения, чтобы отвлечься и не так мучительно переживать разрыв с Леной. Ты слишком похож на своего отца, чтобы через такое короткое время вдруг встретить девушку своей мечты. Разве не так?
Сын молчал.
– Я тебя очень прошу: подожди.
– А что я скажу ей? – Игорь, скривившись, кивнул головой в сторону, где, по его мнению, должна была сейчас находиться Настя. – «Извини, я передумал»?
– В таком случае, ЧТО тебе сказала она, раз ты действительно взял и передумал?
Анна ждала, когда сын скажет хоть что-то вразумительное, но он упорно молчал. И тогда она заплакала. Заплакала неожиданно для себя, закрыв лицо руками, отвернувшись в сторону. Гольцова прекрасно понимала: не происходит ничего такого, ради чего стоило бы лить слезы, но от этого чувство тоски из-за рассыпающейся на глазах счастливой, в сущности, жизни становилось все сильнее. «Нельзя предавать то, что имеешь. Нельзя предавать самого себя», – хотелось ей сказать сыну, но она не решалась сделать этого вслух, потому что просто не имела на это права. Разве не она предала все, что связывало ее с мужем? Разве не она предала Игоря, пусть и незаметно для него, но разрушив тот идеал брака, к которому тот всегда стремился? Разве не она отказала в поддержке Бравину, хорошему человеку, просто, по иронии судьбы, заинтересовавшемуся замужней женщиной? И разве не она предала в себе себя лучшую, способную отличать истинное от мнимого?