– Ты никогда не искала. Даже не пыталась найти.
– Кто дал тебе такое право? – Она швырнула в него листками, и они разлетелись по полу. – А тот факт, что я не пыталась узнать о ней, тебе ни о чем не говорит? Как ты посмел?
– А что? – Он неожиданно рассвирепел. – Почему ты не ищешь, Джейси? Чего ты боишься? Даже сейчас, когда это может помочь врачу разобраться в твоей наследственности, ты не хочешь поискать. Почему? От чего ты прячешься?
– От нее, – сказала она дрожащим голосом. Джейси ненавидела такое состояние, но не могла с ним справиться. – Я не хочу о ней знать. Почему я должна хотеть знать о женщине, которая предала меня?
– Ты не хочешь дать ей еще один шанс, да? – спросил он. Голос его звучал необычно. Почти горько. – А как быть с тем, что сказал доктор, Джейси? О сонограмме и о том, сколько досталось твоей матери, когда она производила тебя на свет?
– Не знаю, – прошептала она. Это, конечно, меняло дело, но она изменений не хотела. И инстинктивно сопротивлялась, чтобы не чувствовать пустоту, разверзающуюся в душе. – У меня никогда не было недостатка… в примерах детей, от которых отказались и которые возмещали это мечтами о том, кто были их родители, какие они были замечательные и богатые, как они на самом деле не хотели бросать своего ребенка. Я тоже мечтала, когда была маленькой, но довольно скоро поняла…
– Что ты поняла?
– Послушай. Тогда было достаточно трудно поднимать внебрачного ребенка. Насколько же труднее растить ребенка смешанной крови? – Она справилась с дрожью. – У нее, видимо, были веские причины сделать это, но она отказалась от меня и потому, что были еще какие-то большие трудности. – Ее мать не слишком ее хотела. Вот в чем все дело.
– Ты этого не знаешь. – Он медленно провел рукой по ее волосам. Такая неожиданная ласка невероятно успокаивала. – Возможно, неопределенность и не дает тебе покоя. Может быть, если бы ты все выяснила, то могла бы оставить это в прошлом.
– Не знаю, – повторила она. – Даже если бы я выяснила, кто моя мать, совсем не обязательно, что при этом выяснится и что-нибудь об отце.
– Верно, – согласился он, – в конце концов, они, возможно, не были женаты. Но если ты найдешь ее, если она все еще жива, ты можешь спросить ее.
Неожиданная идея была так потрясающа, что у нее перехватило дыхание. Ее отец… Джейси думала о матери, когда была маленькой, потом с горечью отбросила эти фантазии. Но она никогда не позволяла себе даже мечтать об отце.
– Знаешь, – продолжал Том почти небрежно, – тебе нужно написать об этом серию статей.
– Ты хочешь сказать, что я должна сделать это для ребенка?
– Говоря по правде, наш младенец и так будет прекрасным. Нет, если ты решишь отыскать свою мать, делай это для себя самой.
Джейси лежала на диване, наблюдая за тем, как несколько крепких мужчин пытались протащить в дверь ее новой квартиры огромный обеденный стол, принадлежащий Тому.
– Потрясающе, – пробормотала она.
– Кто бы мог подумать, – задумчиво сказала Нэн, – что Перкинс из отдела маркетинга будет так хорошо смотреться в шортах?
– Я имела в виду, как это ты заставила такую уйму народа посреди недели после работы перевозить мое барахлишко.
– А, – Нэн небрежно махнула рукой, – я и половины этих людей не знаю. Просто твой сладкий дал мне список, чтобы я им позвонила. Все захотели помочь. Думаю, они рассчитывают на хорошее угощение.
– Да уж, и копы и журналисты любят это дело, – сухо изрекла Джейси, глядя, как в крошечном дворике двое мужчин жарили гамбургеры и хот-доги.
Один был репортером из конкурирующей газеты, с которым Джейси поддерживала дружеские отношения, второй – отцом Тома.
Джонатан Расмуссин – крупный мужчина, не такой высокий, как Том, но широкий в груди и плечах, с рыжеватыми волосами, как у его младшего сына. Рез, вероятно, будет выглядеть именно так лет через двадцать. Глаза Джонатана были такие же прозрачные, как у Тома, но еще более пронзительные.
То, как эти глаза изучали ее еще три дня назад, когда она познакомилась с Джонатаном на семейном ужине, говорило Джейси, что он не одобряет ее. Она и так чувствовала себя как на иголках.
– И не называй Тома «сладким», – твердо сказала она Нэн, – звучит тошнотворно.
– Я должна сообщить ему, что он «последний сукин сын»? – ухмыльнулась Нэн.
– Нет еще.
– О? – Нэн выразительно вздернула брови. – Он великолепная мишень для зубоскальства, так что ты должна…
– Помолчи, крошка, а то я не познакомлю тебя с парнем, который сразит тебя наповал. Вон тот, в нищенских лохмотьях. – Она указала взглядом на Реза. И Нэн сразу же превратилась в кошку, следящую за полетом птички.
Рез спросил их, куда ставить стол. Нэн даже подпрыгнула от удовольствия, она с энтузиазмом командовала мужчинами.
– Вперед, полководец, – разрешила ей Джейси.
Джейси улыбнулась: шум, неразбериха, столпотворение напоминали ей детский дом Сент-Мэри.
– Ты выглядишь очень довольной, – сказал кто-то рядом.
Повернувшись, она увидела Тэйбора, появившегося из кухни.
– Знаешь, никогда не думала, насколько мне трудно будет писать об усыновленных и брошенных детях, которые, став взрослыми, решили найти матерей.
– Несмотря на это, ты написала прекрасный материал. Главный редактор одобрил. Статья будет в следующем воскресном выпуске.
Джейси с облегчением вздохнула. Она волновалась за ту часть, которую вчера отправила Тэйбору, первую в серии «Поиск корней». Эта статья далась ей труднее того, что она делала до сих пор. Более глубокая, более личная.
– Как идут поиски матери? – как всегда, полюбопытствовал Тэйбор.
Она пожала плечами. Приступая к статье, Джейси обращалась в центр содействия усыновлению. Она начала знакомиться с медицинскими картами детей из списка Тома. Ни один ребенок не носил имени Джасинты Кейтлин. Джейси всегда думала, что имя дала ей мать. Кто еще, как не она – очень молодая и наивная, – могла оставить ребенка в корзине на ступеньках приюта, приколов записку к одеяльцу? Действие, казалось бы, более подходящее новелле девятнадцатого века.
Поиски необходимо каким-то образом упорядочить. Тогда она решила проверить тех младенцев, которые не получили имени до выписки из больницы. В конце концов, ее мать могла дать имя младенцу после того, как забрала его домой.
Открылась дверь, и в комнату ввалились трое друзей Тома, тоже полицейские, громко хохоча, они втащили стулья. Том был с ними. Их глаза встретились. И тут же ее сердце подпрыгнуло.
Каким образом она собиралась не свалять дурочку перед этим человеком во второй раз?
Том заметил, как она отвела взгляд, и стиснул зубы. Это из-за того, что произошло тогда на кухне? Или потому, что он предложил ей поиски матери?
В старой квартире почти ничего не осталось, и Том собрал несколько добровольцев, чтобы вынести все остальное. Однако он заметил, что Рез сидит рядом с Джейси, похоже, чувствуя себя вполне комфортно. Брат зачастил к ним с визитами, особенно когда его, Тома, там не было.
Глава седьмая
– Ты с ума сошел, – мрачно объявил Джонатан Расмуссин.
Том въехал на стоянку. Было поздно. Участники вечеринки, покончив с хот-догами, гамбургерами и пивом, отправились по домам. Остались только родственники, помогавшие Джейси распаковать вещи.
Отец специально поехал на старую квартиру Тома, чтобы с пристрастием допросить сына. Том ждал этого допроса еще с тех пор, как несколько дней назад представил Джейси семье.
Не то чтобы Джонатан Расмуссин был невежлив с Джейси или относился к ней неприязненно. Но было очевидно – его сыну, во всяком случае, – что он не был рад развитию событий.
– Скажи прямо, что ты имеешь в виду, – отозвался Том. – Не ходи вокруг да около.
– Черт возьми, Том, это не шутки. Ведь ты просил ее выйти за тебя замуж.
– Да. – Том остановил машину. Некоторый прогресс достигнут: он и Джейси живут в их квартире, его имя стоит рядом с ее именем на договоре аренды. – Ты должен понять, – мягко сказал он отцу, – она будет моей женой.
– Она, по-моему, так не думает.
Они вышли из джипа. Том, обойдя машину, подошел к багажнику и начал выгружать вещи, которые они привезли.
– Я бы выкурил сигару, – сказал Джонатан. – Прогуляешься со мной?
Том возился с коробкой, пытаясь отвертеться от разговора. Но отец нашел-таки возможность продолжить дискуссию. Лучше с этим покончить сразу, решил он.
Джонатан вытащил одну из своих толстых сигар, которые Лидия Расмуссин ненавидела.
– Не могу понять, чего мать так волнуется по поводу курения, – проворчал он, поднося к сигаре спичку. – Я осмеливаюсь курить только на улице, а скоро мне и это запретят.
– Вот если она это сделает, то я наконец-то перестану выслушивать твои стенания.
Джонатан Расмуссин был уже седоват, ниже ростом и суше, чем его старший сын. Он уволился из полиции два года назад, но так и остался копом, и его распирала гордость, что оба сына решили стать полицейскими.
– Ладно, – сказал Джонатан, хлопнув Тома по спине, – давай пройдемся, и я объясню тебе, что к чему.
Вечер был теплый и сырой. В туманной мгле фонари были окружены расплывчатым ореолом. Джонатан переступил через низкий бордюр, шагнув на тротуар. Том последовал за ним.
Правая сторона улицы была освещена лучше; там от угла за кафе располагался ряд заведений мелкого бизнеса: прачечная, салон гадалки, слесарная мастерская. На левой стороне стояло несколько старых домов и было темно. Не сговариваясь, они повернули налево и продолжали неспешную прогулку, не глядя друг на друга.
У них на двоих было шестьдесят пять лет наблюдения за такими вот темными улицами.
– Не хочу быть неправильно понятым, – начал Джонатан, дымя сигарой. – Но, думаю, у тебя с этой женщиной будет масса хлопот. Я понаблюдал за ней сегодня. Мужики так и вьются вокруг нее, и, похоже, ей это нравится.
– Она хороша собой, что всегда привлекает мужчин, – кисло рассудил Том.