й вечер», часиков в восемь…
Он все-таки не решился напроситься на встречу в домашних условиях. Ему это показалось слишком уж большим счастьем. Настолько большим, что такого в природе и не бывает. А раз не бывает, значит, и думать об этом не стоит.
— Знаешь, Костя. — Она перешла на «ты», и сердце старшего оперуполномоченного запело! — Давай я позвоню тебе домой. Скажем, через час. Мне еще кое-что уточнить надо.
Дома он мобилизовал всю свою наличность и пришел к выводу, что имевшейся тысячи рублей должно на скромный ужин хватить. Потом принял душ. Подготовил к выходу в свет единственный в гардеробе костюм-двойку и стал ждать звонка.
И он не заставил себя долго ждать.
— Алло! — с придыханием произнес он.
— Это Константин Алексеич? — осведомился грубый мужской голос.
— Да…
— Гоша вас беспокоит, гражданин начальник! Вы мне тут свой телефончик, уходя, оставили. Вот я и решил поинтересоваться, не нужны ли мои услуги?
— Нет, — глухо произнес Митин, едва не застонав.
— Как знаете… Но я всегда в полной боеготовности! Звоните, если что…
— Ладно, ладно…
Костя положил трубку и принялся ходить из угла в угол, но долго мучиться ему не пришлось: телефон зазвонил снова.
— Я слушаю, — сказал Костя уже с несколько меньшим энтузиазмом.
— Клим Евгеньевич приветствует вас, своего коллегу!
— Что вам надо? — достаточно сухо спросил старший лейтенант.
— Вы сказали, чтобы я позвонил вам по интересующему вас делу, если что-то вспомню…
— Ну?..
— Так вот, я вспомнил!
— Что именно?
— Я вспомнил еще одну частушку. Из цикла «Из жизни сеньоров»:
Девки Хуан-Карлоса
Любят из-за фаллоса.
Мне ж, чем с фаллосом Хуан,
Лучше с х…, да Иван.
— Ну у вас, блин, и память, — буркнул Костя, положив трубку.
Когда телефон зазвонил в третий раз, старший лейтенант взял трубку уже с нехорошим предчувствием.
И оно не обмануло его. Звонил Курский:
— Что нового, Костя?
— Тебе отчет нужен? Пожалуйста. Ни хулиган Куравлев, ни еврей Маркиш не знают ни Козлова, ни покойника и никогда их не видели.
— А что из себя представляют эти фигуранты?
— Куравлев — профессиональный выбивала долгов, Маркиш — изобретатель машины для раскрытия преступлений.
— Ты этого Маркиша, конечно, попросил показать свою машину в действии?
— Ну… не мог упустить такой случай…
— И для этого тебе пришлось показать свое досье по делу? Так?
— Да… — растерянно отозвался Митин.
— Похоже, именно этого он от тебя и добивался, — заключил Курский.
— Черт побери!..
— Возможно, придется заняться твоим Маркишем вплотную…
— Да… Ну и дела, А у тебя что? — поспешил перевести разговор на другой объект старший лейтенант.
— Ты знаешь, что у нас завтра в семь утра стрельбы?
— Передали…
— Там я тебе обо всем и расскажу. А сегодня вечером мне еще работенка предстоит, проверить надо одну версию.
— Я тоже сегодня вечером работаю, — не остался в долгу Костя.
— То есть?.. — удивился лейтенант.
— Хочу еще раз допросить Александру Ликину. Подозрительная личность, скажу я тебе…
— И где же ты ее будешь допрашивать? В «Южном вечере», что ли? — ухмыльнулся Курский.
— Может быть… Жду от нее звонка…
— Ну тогда не буду занимать линию. Желаю успеха.
Митин разъединился, и вдруг на ум ему пришла совершенно чудовищная мысль. Это был как удар по голове тяжелым тупым предметом. У него будто все поплыло перед глазами, а потом белый свет исчез совсем, и осталась перед внутренним взором только одна, та самая кошмарная мысль, выписанная большими, прописными, буквами: САША ЛИКИНА НЕ ПОЗВОНИТ.
Да нет, такого не может быть!
Он рванулся в ванную, открыл кран с холодной водой и сунул под обжигающую струю голову.
Ф-фу… Отошло. Ну, все нормально. Придет же, однако, в голову такая чушь…
И снова раздался телефонный звонок.
— Костя? Я согласна. Приду, как договорились.
Ну вот, так и должно было быть.
8. Минское шоссе
Советник, увидев в проезжающем мимо, а потом притормозившем «Фольксвагене» Огонька, возрадовался было всей душой. У него, правда, сложились не слишком добрые отношения с телохранителем, поскольку тот являлся его прямым конкурентом в борьбе за влияние на Прохора. И тем не менее Окунь — не Канат. Он — балаковец, и хотя, конечно, способен на всякие пакости, но руку на братка из своей группировки не поднимет. По крайней мере без приказа Прохора.
Тем более странным выглядело его чрезвычайно агрессивное поведение, а иначе и не назовешь угрозу оружием. Тонированные стекла в «Мерседесе» были подняты, и Огонек не мог видеть, кто находится в салоне, но наверняка предполагал, хорошо зная машину Советника и ее номер, что он и сидит сейчас за рулем, а не какой-то там Чанг. Очень похоже, Огонек хочет задержать именно его, Окуня, который теперь получил удивительную возможность наблюдать со стороны за собственным захватом.
Но с чего это вдруг телохранитель Прохора так распетушился? Ответ нашелся быстро и был, по сути, единственным. Огонек по каким-то своим делам ездил в Арканово и встретил там Куцего, который и разболтал — в нарушение приказа бригадира, — что Финк взят Гангутом, о чем поставлен в известность Советник. Это понятно. Не совсем ясно только, рассказал ли Куцый о побеге кассира. Ведь он об этом как бы не знает! Ни Гангут, ни Окунь об исчезновении Финка ему не говорили.
Итак, Огонек подозревает, что кассир либо общак в руках Советника или тот знает об их местонахождении, но скрывает это. Что-то в таком роде телохранитель должен предполагать, иначе бы он не решился так нагло атаковать машину Окуня.
Ситуация на дороге между тем уже была близка к развязке. Поначалу казалось, что «Мерседес» легко уйдет от мини-вэна, но тут обе машины фактически воткнулись в ехавшие впереди автомобили, обойти их Чангу не имелось никакой возможности, и он оказался, как говорят спортивные комментаторы, «в коробочке».
Теперь «Фольксваген» и «Мерседес» вновь ехали бок о бок. Огонек продолжал размахивать пистолетом и кричать что-то, по-видимому, чрезвычайно грозное, но заглушаемое шумом моторов. Чанг внешне никак не реагировал на это и катил с прежней скоростью, почти вплотную к передней машине.
Канат, понаблюдав какое-то время за развитием ситуации, обвел взглядом Советника и Гангута:
— Если кто дернется или просто хлебало не по делу раззявит… — И он щелкнул предохранителем «макарова».
— Что делать-то будем, бригадир? — спросил его Тум, который неотрывно следил за маневрами мини-вэна и «Мерседеса» и злобно комментировал происходящее. — Ведь этот козел того и гляди Чанга угробит!
— Помьочь ньядо Чьянгу, — поддержал водителя Ян.
— Подождем немного, — осторожно возразил Канат, пока плохо представляя, что за люди сидят в «Фольксвагене» и чего они конкретно хотят. И тут ему пришло в голову спросить об этом Окуня, который выглядел более старшим по статусу среди двух его пленников: — Кто они, тебе известно?
— Да, известно, — с подчеркнутым злорадством ответил тот. — Это люди Прохора, специалисты по ликвидациям.
— Ну-ка, бортани его, Топор! — крикнул своему водиле Огонек, раздраженный упрямством «Окуня», совершенно не собиравшегося останавливаться, несмотря на все угрозы телохранителя.
Шофер взглянул на спидометр и покачал головой:
— Больше ста двадцати… Сами в кювете окажемся… На хрена нам вообще нужен этот «мерин»?
— Спросить хочу кое о чем его хозяина… Ну, хотя бы пугани его!
Топор осторожно крутанул руль вправо, и обе машины почти соприкоснулись друг с другом, что, однако, не произвело видимого впечатления на водителя «Мерседеса» — тот даже не притормозил.
— Вот гондон штопаный! И за собственную дорогую тачку, блин, не боится! Нарезал, падло, капусты немерено — не зря столько лет Прохора окучивал! Шину, что ли ему, фофану, прострелить? — Огонек повернулся к одному из своих боевиков: — Кила! Дай мне пушку с глушаком!
— Зачем? Хлопок на дороге — обычное дело, — лениво возразил мордатый боец с бесцветными стеклянными глазами.
— Тебя забыл спросить! Дай ствол с глушаком, говорю!
Кила более спорить не стал — навернул глушитель на свой пистолет и подобрался к бригадиру. Отдав ему оружие, он слегка высунулся из окна, вероятно, чтобы получше рассмотреть преследуемую машину, но вместо этого получил пулю в лоб. Та вылетела из салона «Мерседеса», пробив изнутри его стекло.
Огонек недолго любовался на распростертое тело Килы и принялся бешено садить по серебристой иномарке сразу из двух стволов, уже не заботясь о какой-либо маскировке и о сохранности жизни «Окуня».
Напрасно Огонек считал, что Советнику не жалко собственной машины — когда началась перестрелка, он подумал о своем «Мерседесе» в первую очередь. В салоне иномарки находились, в частности, две гранаты, которые в результате такой передряги могли и взорваться, особенно если иномарка загорится или выскочит чека.
Нечто подобное и произошло. Чанг, видимо, из-за попадания в него пули потерял управление автомобилем, и тот скатился в кювет, после чего возник пожар, сопровождаемый взрывом.
Топор показал себя не слишком расторопным водителем. Он поздно нажал на тормоза и попытался, вывернув влево руль, объехать заваливающийся на правый бок «Мерседес», но джип попал под удар мчащейся по крайней полосе «скорой помощи» и сам оказался на боку.
Когда Окунь пришел в себя, то увидел лицо Гангута, который лежал с ним нос к носу, вылупив на него же зенки. Крови на физиономии бригадира он почти не увидел и рассчитывал, что тот жив и относительно здоров. Советник полагал, что и сам он находится в таком же состоянии, поскольку, пошевелив членами, не почувствовал очень уж острой боли.
Окунь приподнялся и огляделся по сторонам. Топор и Канат лежали в передней части салона без какого-либо движения. Столь же статичен был Ян, находившийся сзади бригадира.