– Бросьте, Жозеф, - нетерпеливо прервал его профессор Лоран. - Мишель знает, что со мной, а постороннему человеку этого не объяснишь. В этом вся штука. И, вдобавок, этот врач кому-нибудь расскажет, какой интересный случай ему попался, кто-нибудь заинтересуется, начнет соображать, докапываться, и тогда…
– Но если с вами что-нибудь случится?..
– Вот Мишель уверен, что ему удастся поставить меня на ноги.
Мишель, сосредоточенный и хмурый, утвердительно кивнул.
– А знаете, что мне пришло в голову? - сказал Раймон, когда они завтракали на кухне. - Этот Мишель, он пока нарочно не пускал в ход все известные ему средства. Он ведь хотел доказать профессору, что нужно лечиться, что в лаборатории оставаться нельзя. А теперь у него совсем другие намерения. Вот посмотрите, он в лепешку расшибется, чтобы поднять профессора на ноги.
– Ну, по-моему, вы слишком высокого мнения о способностях Мишеля, - возразил Альбер. - Он просто не решился бы на такие отчаянные эксперименты. Что ж, по-вашему, профессор Лоран ничего не понимает и покорно подчиняется Мишелю? Но я боюсь другого: сейчас, стараясь поднять профессора на ноги, как вы говорите, Мишель может перемудрить с гормонами и стимуляторами. А в теперешнем состоянии профессора это может оказаться для него гибельным. Вот тут уж трудно уловить границу между дозволенным и недозволенным. Но в одном профессор Лоран безусловно прав: даже самый хороший врач, не зная, что именно довело его до такого состояния, не сможет ему помочь.
– Вам виднее, - сказал Раймон, допивая кофе. - Я вас еще вот о чем попрошу: поговорите с Луизой, объясните, что ей там, наверху, делать нечего.
– А она хочет идти наверх?
– Не хочет, очень боится, но считает своим долгом дежурить около профессора. Объясните ей, что этого не нужно. Она все равно не выдержит там…
– Я ей сам объясню! - заявил Роже, молча слушавший весь разговор. - Меня она скорей поймет, будьте уверены!
Раймон пожал плечами и поспешно ушел. Роже ухмыльнулся, глядя ему вслед:
– Видел, какую мину скорчил? Ревнует!
– Ну зачем ты его дразнишь? - с упреком сказал Альбер.
– А что мне беречь его нервы? Пускай злится. Все равно он сукин сын, и Луизе с ним будет несладко. Знаю я таких. Он только о себе и думает.
– Брось ты! - сказал Альбер. - Вот привязался к человеку! Это ты ревнуешь, а не он.
– Охота мне была ревновать! Просто мне жалко бедную девочку… Ну, что у вас там новенького наверху?
– Ничего хорошего пока. Профессор очень слаб. Поль с Пьером невылазно сидят за ширмой и ото всех шарахаются. И, вдобавок, плохо с Франсуа. Операция прошла прекрасно, а теперь у него парализовано лицо, какие-то боли в горле, он еле говорит. Мишель делает ему электромассаж, но пока лучше не становится. Профессор очень огорчен - может сорваться демонстрация. А тут еще Мишель настаивает, чтоб ему сделали операцию…
– Мишель себе на уме. Конечно, если у него будет нормальное лицо, поди-ка разбери, что он за штука. Вот увидишь - все будут думать, что человек, только чудной немного… Послушай-ка, приятель… тут вот какое дело… - Роже подумал, поколебался. - Есть для нас обоих работа. В бистро, где работает Виго, требуется официант и судомой.
– Ты уходишь? - огорченно спросил Альбер.
– Только вместе с тобой! - заявил Роже.
– Ну, я-то не уйду, ты же знаешь. А тебе, конечно…
– Ладно, я просто так сказал. Знаю, что ты не уйдешь. Да и Луизу жалко. Но добром вся эта история не кончится, уж поверь мне… Черт нас понес мимо этого милого домика! Словно не было другой дороги на улицу Тальма!
– Может, ты все же пойдешь в бистро? - нерешительно спросил Альбер.
– Не задавай дурацких вопросов. Я же сказал. Будь что будет, авось выкрутимся.
Мишель наклонился над Франсуа. Тот лежал неподвижно, из-под парализованных, незакрывающихся век виднелись белки, лицо опухло и перекосилось.
– Франсуа, ты спишь?
Из-под век показались зрачки. Франсуа еле двигал губами.
– Не сплю. Болит голова. Болит горло. - Голос у него был сиплый, очень слабый.
– Прими лекарства. Вечером опять сделаю тебе электромассаж. Это должно скоро пройти. - У Мишеля был очень встревоженный вид.
Альбер тоже стоял и смотрел на Франсуа. Сейчас Франсуа совсем был похож на человека - правда, на тяжело больного, изуродованного болезнью; но в больнице и не таких встретишь. Альбер повернулся, чтоб уйти, и увидел Поля: он настороженно и угрюмо глядел на Франсуа, вытянув длинную худую шею. Кадык его дергался, словно он глотал, руки сжались в кулаки. Встретившись взглядом с Альбером, он отвел глаза.
– Что Мишель сделал с Франсуа? - спросил он сквозь зубы.
– Я же тебе говорил: операцию делал профессор.
– Нет. Профессор болен. Он не может делать операцию.
– Не болтай чепухи, Поль, - оказал профессор Лоран из-за ширмы. - Ты же хорошо знаешь, что никто, кроме меня, не может делать операцию.
– Мишель может… он все может…
– Не болтай чепухи. Операцию делал я.
Мишель молча смотрел на Поля. Глаза его были все такими же блестящими и холодными, но лицо стало живее за эти две недели: в нем появилась какая-то нервная игра, исчезла скованность, делавшая его похожим на маску. «А ведь, пожалуй, зря он хочет сменить лицо, - подумал было Альбер, но, присмотревшись, решил: - Нет, все-таки слишком уж белое и правильное лицо. Никогда оно не будет казаться живым».
– Почему ты все спрашиваешь обо мне, Поль? - спросил Мишель. - Ведь тебе сказали, что операцию Франсуа делал не я. А тебе операцию вообще не будут делать. И Пьеру тоже. Чего ты боишься?
– Ты хочешь сделать мне операцию, - проскрипел Поль, глядя в сторону.
– Я считаю это полезным для тебя, - поучающим тоном сказал Мишель. - Жаль, что ты этого не понимаешь. Ты бы стал сильным и здоровым. А память у тебя сохранилась бы. Ведь у меня она сохранилась, когда мой мозг лежал в термостате…
Альберу показалось, что Поль сейчас бросится на Мишеля. Он поторопился прервать разговор.
– Мишель, вы же знаете, что никакой операции не будет. К чему же разговаривать о таких вещах? Вы видите, что Поль волнуется.
– Это очень глупо, - сказал Мишель и отошел.
Поль проводил его ненавидящим взглядом. Альбер вздохнул. Вся эта история ему очень не нравилась.
Профессор Лоран подозвал Мишеля:
– Попробуй добавить Бисти-1 в питательную среду Франсуа. И витамина B12… Ты не боишься операции? Видишь, как я плохо стал работать?
– Я не боюсь. - Мишель глядел прямо в глаза профессору. - У Франсуа это случайность. Все пройдет.
– Может, все же откажешься от операции?
– Нет! - выходя из-за ширмы, ответил Мишель. - Операцию я считаю необходимой.
Альбер нахмурился, увидев бледное, сосредоточенное лицо Поля; он выглянул при этих словах из своего уголка и сейчас же скрылся. Говорить профессору о своих опасениях не хотелось: уж очень он слаб. Мишель ничего не хочет понимать, твердит с высокомерным видом: «Это глупо, это нелепо, у Поля разлажена психика», - и, сколько его ни проси, не прекращает разговоров об операции… «Надо будет завтра позвонить Шамфору, посоветоваться», - со вздохом подумал Альбер.
…Все началось поздно вечером, часов в одиннадцать. Франсуа не становилось лучше; профессор Лоран, подумав, выписал рецепт и попросил кого-нибудь срочно сходить в аптеку. Пошел Роже.
Мишель включил аппарат для электромассажа. Альбер, уткнувшись в книгу, рассеянно слушал равномерное тихое гудение. Франсуа слегка стонал.
Альбер вдруг ощутил неясную тревогу. Он поднял голову. И в это мгновение мимо него скользнули за ширму к Франсуа две пригнувшиеся, как для прыжка, фигуры. Альбер вскрикнул и метнулся за ширму. Поль навалился на Мишеля и сжимал его трубку, Мишель бился и хрипел. Альбер еле разжал руку Поля, отбросил его в сторону. Потом он увидел, что Пьер замахивается на него табуретом, хотел отскочить, но Поль вцепился ему в ноги. Он успел услышать отчаянный крик профессора Лорана, а потом тяжелая тьма поглотила его.
Раймон и Луиза похолодели, услышав крики и топот наверху. Раймон вскочил, кинулся к двери.
– Я с вами… я с вами… - лихорадочно бормотала Луиза.
– Нельзя! Не смейте! - крикнул Раймон, взбегая по лестнице.
Он ворвался в комнату и на мгновение остолбенел от ужаса. За ширмой Пьер тяжелыми, равномерными взмахами заносил и опускал табурет. Ширма дымилась и тлела. Профессор Лоран полз к ширме, беззвучно открывая рот.
– Жозеф… не бейте их… - прохрипел он и упал ничком.
Раймон ударом ноги оттолкнул ширму. Пьер яростно замахнулся на него табуретом, он схватил столик, выставил ножками вперед. Поль, оскалив зубы, начал подбираться к нему сбоку. Раймон, отступая к стене, быстро оглядел комнату. Тела Франсуа и Мишеля лежали крест-накрест. Голова Мишеля была разбита и изуродована до неузнаваемости, - очевидно, это его Пьер колотил табуретом. Франсуа тоже казался мертвым, но его голову Раймон не видел, ее заслоняло кресло. Альбер неподвижно скорчился на полу у кушетки.
Над опрокинутой ширмой вспыхнули синеватые язычки огня, перебросились на штору. Пьер подходил все ближе, вертя табуретом. В эту минуту раздался душераздирающий вопль. Луиза стояла в дверях, прижав руки к груди. Пьер обернулся к ней, держа табурет над головой, и тогда Раймон изо всех сил двинул его столиком. Пьер свалился. Поль молча прыгнул, оскалив зубы, вцепился в горло Раймону. Раймон, задыхаясь, с трудом оторвал эти липкие пятнистые руки. Поль отлетел в сторону, ударился головой о стену, дернулся и затих. Раймон бросился к Луизе.
– Что вы делаете, уходите! - крикнул он.
– А-а! - закричала Луиза, отшатнувшись.
Раймон быстро обернулся, отскочил, но не успел избежать удара. Правая рука его сразу повисла, как плеть. Превозмогая боль и слабость, он, прислонившись к стене, ударил Пьера ногой в живот. Человека таким ударом можно было вывести из строя; Пьер пошатнулся, упал и сейчас же опять поднялся. «Теперь все», - подумал Раймон, со странным безразличием глядя на бесформенное темное лицо Пьера. Пьер подходил, угрожающе вытянув короткие могучие руки.