ми, увидим ложь и фальшь, ханжество и лицемерие, которые не могут существовать, если мысль не прикрыта условным сотрясением воздуха, и которых не будет, когда вырастет дух людей.
Какими мы показались ему в первые дни его общения с нами?.. Да и потом, когда он был современником мировых войн, кого мог он видеть в тех, кто пролитой кровью решал споры, кто насильно заставлял людей работать на себя, делая одних счастливыми, других несчастными?..
Прочтя дневник марсианина, можно увидеть жизнь на Земле со стороны! Но вот последние страницы дневника… мы узнаем, как стремился он в
страну, где начинали строить основы привычного ему общества, узнаем, как менял он, живя с людьми, мнение о них. Восхищенный взрывоподобным развитием их культуры, когда за столетие был пройден этап истории, потребовавший на Марсе миллиона лет, марсианин мечтает, что более удачливые и энергичные, чем его соплеменники, земляне вернут его на суровый и любимый Марс, он мечтает принести с собой на Марс неистощимую, рвущуюся наружу жизненную энергию людей, которые помогут продлить жизнь на высыхающем Марсе на новые миллионы лет!..
Мы прочтем его дневник, узнаем его жизнь на Земле и поймем, какой это был человек! То есть, простите, какой это был марсианин!..
Да, я волнуюсь, когда думаю о новой встрече с ним. Разве не почувствует волнения каждый из вас при одной только мысли, что рядом с вами стоит кто-то, словно пришедший из нашего будущего, судящий вас по законам нашей мечты! Не хочется его осуждения ни в чем, ни на один миг!..
Я кончил. Все молчали.
– Да, - сказал, наконец, капитан и вздохнул. - Стоит думать о таком марсианине, всегда стоит думать. Все равно как его назвать: марсианином или нашей коммунистической совестью…
– Точно, - сказал летчик и поднялся.
– Прочитать бы весь дневник, - сказал Нетаев.
– Обещаю, прочтете, - заверил я. И тут же спохватился. - Постойте! Ведь мы договорились, что вы не поверите в то, что я расскажу.
Нетаев снисходительно усмехнулся, а капитан погрозил мне пальцем:
– Если в южный рейс не пойдем, хотел бы я в тот день на ваше дежурство прийти в аэроклуб.
В кают-компании стало шумно. Ко мне подходили и просили написать о новой встрече с ним, если она состоится.
– Непременно напишу, - обещал я, - роман напишу.
Кто-то даже обиделся:
– Почему роман? О нем напишите!
Я вышел на палубу. Удивительные в Арктике звезды. Они словно ближе, чем в любом другом месте.
Нетаев ждал меня.
– Вон он, Марс, - указал он на красненькую звездочку.
Глядя на этот огонек неведомого мира, я задумался.
– А ведь, правда, иногда стыдно было бы, если бы он рядом оказался, - задумчиво произнес штурман.
Мы долго молчали. Потом он сказал:
– А там в секции астронавтики у вас… нельзя там, чтобы меня имели в виду. Штурман… ему звезды близки… Я бы и в Космосе штурманом мог быть.
Мы распрощались на ночь.
Но меня ждал еще один человек. Летчик. Он хотел говорить со мной наедине. Но я выдам все-таки его секрет.
Я выслушал его просьбу и крепко пожал ему руку.
Что ж, первые космические корабли, верно, и поведут такие люди, как он.
«Георгий Седов» продолжал под звездами свой путь.
ТРЕХЛАПАЯ
Мы должны были во что бы то ни стало пробиться к острову Ледниковому.
Это один из самых далеких и недоступных полярных островов мира.
Когда-то на нем среди голых базальтовых скал нашли кирку и обрывок русского трехцветного флага. Здесь был похоронен один из русских исследователей, неистово стремившийся на Север.
Впоследствии советские люди основали на острове Ледниковом самую дальнюю полярную станцию. Ее сведения были очень ценны для науки о погоде. Однако во время войны станцию пришлось временно закрыть.
В послевоенные годы, когда было запланировано вновь открыть полярную станцию Ледникового, непроходимые льды всегда преграждали путь кораблям.
Потерпев в прошлом году неудачу, наш капитан Борис Ефимович решил теперь во что бы то ни стало доставить на остров персонал станции.
Корабль шел на север. Вокруг белые льдины. Между ними темные пятна, но это не вода, это тоже лед, только молодой. Он похож на хрупкое стекло. Тонкие прозрачные пластины, уступая путь кораблю, наползают одна на другую. В них видны белые блинчики смерзшегося льда и комья снежуры - не тающего в воде снега…
О попытке открыть полярную станцию острова Ледникового рассказывали мне в бухте Рубиновой зимовщики.
Одним из главных героев рассказа была собака Гекса.
Гекса по-ненецки «ведьма».
Гексу еще на материке подарил полярникам старый ненец. Он долго извинялся, что у собаки только три ноги. Четвертую ей откусил белый медведь. Но старик уверял, что у Гексы множество достоинств, что она едва не говорит, а понимает решительно все.
Такая слава установилась за Гексой, и, когда она по своей привычке вертелась у дверей кают-компании, полярники смеясь говорили, что она «подслушивает».
В бухте Рубиновой Гекса неожиданно принесла четверых щенят. Лохматые, они, как шарики, катались по зимовке и были общими любимцами.
Метеоролог Михаил Иванович, грузный, толстый, страдавший одышкой, всегда брал их с собой на метеоплощадку; щенки неслись за ним, дружно лая и охраняя Михаила Ивановича, как он говорил, от белых медведей. Ваня-радист всегда ждал, когда же щенята ворвутся к нему в радиорубку с требованием чего-нибудь вкусного, всегда припасенного Ваней для любимцев.
К весне собаки подросли и превратились в здоровенных, грудастых и лохматых псов. Они носились по берегу и, наученные Гексой, поднимали лай всякий раз, когда любопытная нерпа высовывала из воды голову. Звали охотника с ружьем.
В тот день, когда в кают-компании обсуждался вопрос о досрочном открытии полярной станции Ледникового, Гекса как всегда вертелась около дверей и «подслушивала». На этот раз ей стоило подслушивать и тревожиться. Речь шла о ее сыновьях.
Идти пешком на остров Ледниковый предложил Михаил Иванович. Он рассчитывал запрячь в нарты четырех молодых псов. Люди помогали бы им тащить груз.
– Мы непременно дойдем, а корабль может опять не дойти, - говорил Михаил Иванович.
Начальник станции Лавров удивился:
– Что вы, Михаил Иванович! Сможете ли вы? Ведь двести пятьдесят километров! Потом ваша комплекция… Опять же одышка…
– Ничего, - отвечал Михаил Иванович, вытирая платком свое широкое лицо с недавно отпущенной бородкой. - Молодежи в таком походе нужен старший товарищ. Кому же идти, как не парторгу станции?
– Трудное это дело, - покачал головой старший механик Матвей Сергеевич, человек рассудительный и неторопливый. - Ведь архипелаг… Идти по островам да по проливам. Лед взломаться может. Пурга тоже сильная бывает. Занесет снегом - не откопаешься.
– Чепуха! - усмехнулся второй механик Юрий, долговязый юноша. - Русский флаг на остров Ледниковый люди доставили пешком. А шли они как раз из нашей бухты. Их корабль тут и стоял.
– До острова они дошли, это верно… только похоронили там своего начальника, а нам работать надо, - заметил Матвей Сергеевич.
– Вы можете не ходить! - запальчиво заявил Юрий. - А я вызываюсь идти.
Матвей Сергеевич пожал плечами. Ему не хотелось уходить из бухты Рубиновой. Он строил роторный ветродвигатель взамен поломанного ветряка, и ему очень важно было довести это дело до конца.
Состав группы был утвержден: Михаил Иванович, Юрий, Ваня-радист - тот самый, который работал когда-то под начальством геолога Гали. Из Москвы пришло разрешение выйти на Ледниковый.
Михаил Иванович сразу же начал готовиться, объявил тренировки. Ежедневно все трое отправлялись на купол ледника, таща за собой груженые нарты, слишком тяжелые для неполной упряжки из четырех молодых псов. Гекса всякий раз добровольно сопровождала экспедицию.
Возвращались на станцию усталые, разбитые. Юрий ворчал:
– Не понимаю, зачем это? Таким ходом мы уже давно дошли бы до острова Ледникового. Я в Москве в лыжных соревнованиях участвовал… смешно! Не всем жир сгонять.
Ваня, застенчивый, голубоглазый, веснушчатый, смущенно отмалчивался, а Михаил Иванович улыбался добродушно, но возражал жестковато:
– Приучаться, ребятки, надо не только к ходьбе, но и к дисциплине. Не выполнить задания мы не имеем права.
На станции сушили сухари и монтировали походную радиостанцию.
Юрий, порывистый, увлекающийся, торопил с выходом. Но Михаил Иванович не спешил. Он требовал, чтобы каждый контакт в радиостанции пропаивался с той же тщательностью, с какой перед взлетом самолета готовят парашюты.
Только Лавров слышал, как после тренировок стонал по ночам Михаил Иванович.
– Вы хоть груза поменьше возьмите, - говорил ему Лавров. - Лишь бы дойти до Ледникового. А там все найдется. Склады полны.
– Так ли? - качал головой Михаил Иванович, растирая ноющие ноги. - Вы слышали об исчезающих островах? Море подтачивает берег Ледникового. За эти годы строения могли обрушиться.
– Пожалуй… - согласился начальник. - Видно, придется вам брать продукты и на обратный путь. Если складов нет, возвращайтесь.
Наконец Михаил Иванович объявил большой тренировочный поход километров на пятьдесят-сто. Юрий намекал девушкам, что Михаил Иванович только называет этот поход тренировочным, а сам постарается дойти до цели.
Смельчаков провожали все зимовщики бухты Рубиновой.
Была середина апреля, самое солнечное время в Арктике. Полярная ночь кончилась месяц назад. День увеличивался с каждым восходом солнца. Снег и лед сверкали мириадами огней. Только на Рубиновой скале, которая сейчас была темно-серого цвета, не держался снег. Отвесная, она казалась бетонной громадой.
Мужчины обнялись. Девушки - их было трое - расцеловались с Ваней и Юрием. Пример подала Нина.
– Я буду приходить к вам в гости на лыжах! - крикнул Юрий. - Подумаешь, двести пятьдесят километров!
Молодые псы нетерпеливо лаяли в упряжке. Рыжая трехлапая Гекса рвалась с веревки. Шерсть у нее на загривке стояла дыбом.