Я кивнула, ощутив, как всё вокруг поплыло.
– Этот ублюдок что-то тебе сделал?
Заглянула в любимые зеленые глаза и медленно завертела головой.
Не сделал в том понимании, в котором думал Терренс. Элиот не прикасался ко мне, но причинил боль словами, сильно ранив душу.
– Что-то сказал?
Мне не нужно было отвечать ― всё было итак слишком очевидно.
– Твою мать, ― прошептал он, а затем крепко обнял, прижимая меня к своей груди.
И именно в тот самый момент я не выдержала. Как только зарылась носом в рубашку Терренса и поймала исходивший от неё запах ― разрыдалась, как последняя дура.
– Я убью его, ― прохрипел он, и я сильнее завертела головой.
– Не надо, пожалуйста…
– Гребаный ублюдок заставил тебя плакать.
– Давай просто уедем.
Он прижал меня крепче, и я позволила себе полностью в нём раствориться. Я знала, что Терренс всегда ― что бы ни происходило ― будет защищать меня от этого мира. И, если понадобится ― станет за меня сражаться.
Я была уверена в нём. Была уверена в наших отношениях. Сильнее и больше, чем когда-либо ― так, как никогда не была уверена ещё ни в ком. Я могла бы с легкостью доверить Терренсу свою жизнь и знала, что, если бы начала падать ― он бы меня поймал.
– Хорошо, ― выдохнул он, ― уедем, ― а затем помог мне дойти до машины.
Я забралась на пассажирское сиденье Жука и, когда мой мужчина забрался на водительское ― подняла на него глаза. Он о чём-то сосредоточенно думал ― его брови были сведены у переносицы, а взгляд застрял где-то в одной точке.
– О чем думаешь?
– О том, чтобы уехать.
– Хочешь свозить меня в отпуск? ― Слабо улыбнулась я, почему-то представляя чистое небо и массивные горы, но Терренс отрицательно завертел головой.
– Не в отпуск. Я думаю уехать насовсем.
Признаюсь, я осознала его слова далеко не сразу. Но когда осознала ― ощутила, как от страха и восторга одновременно сдавливает легкие.
– Уехать из Нью-Йорка?
Он кивнул.
– Мы могли бы купить домик где-нибудь подальше отсюда. И начать всё заново. ― Пока я переваривала услышанное, Терренс успел повернуться ко мне и добавить. ― Ты бы хотела уехать со мной?
Глупо открыла рот, а затем так же глупо его закрыла, прошептав:
– Почему ты хочешь уехать? Нью-Йорк ведь ― твой дом.
– И что хорошего принес этот мне этот дом? ― Усмехнулся он. ― Если только тебя. И, возможно, это единственное хорошее во всей моей жизни.
Я отвернулась к окну и протяжно выдохнула через нос.
Полгода назад я бежала из Рочестера в Нью-Йорк, чтобы начать всё сначала. А спустя восемь месяцев возвращалась обратно ровно за тем же.
Жизнь очень странная штука, верно? И очень непредсказуемая.
Я думала об этом, стоя у черного внедорожника и пытаясь унять дрожь.
– Ты уверен?
Терренс усмехнулся, захлопнув дверцу авто.
– Ты спрашиваешь меня об этом в сотый раз.
– Просто… это очень серьёзный шаг…
Я запнулась, когда Терренс обнял меня за талию и притянул к себе.
– Быть с тобой ― вот мой серьёзный шаг, ― прошептал он, обволакивая своим уникальным теплом, ― я сделал его уже давно. И сделал осознанно.
– И всё же…
– Замолчи, наконец, ― улыбнулся он, ― и пойдём.
Пальцы Терренса переплелись с моими, а затем он потянул меня за собой.
Было страшно. Правда, очень страшно.
Я боялась, что ничего не получится ― что что-то вдруг пойдет не так. И мечты о счастливой жизни вместе превратятся лишь в горькие иллюзии, снова причинив боль.
Каждый новый шаг давался с трудом, но я шла. Боролась со страхом и сомнениями, вверяя себя мужчине, которого любила. И с котором хотела разделить весь свой мир.
Я сильнее сжала его пальцы, а затем ступила на узенькую дорожку и подняла на сооружение глаза. Дом был прекрасен. Даже в самых смелых своих мечтах я не могла представить его уютнее, чем он был. Большой, красивый, теплый ― он напоминал о детстве и строил будущее, которое могло у меня быть. У нас.
Если только….
– Подожди, ― я выдохнула и остановилась, ощущая, как предательски саднит в груди, ― прежде, чем мы войдем в этот дом, я хочу знать.
– Знать, что?
– Что ты не сожалеешь, ― прошептала одними губами, поднимая на Терренса глаза.
– Не сожалею? ― Не понял он. ― О чем?
– О том, что уехал со мной и оставил свою жизнь ― там, в Нью-Йорке.
Он молча смотрел на меня и молчал. Клянусь, в этот момент молчание показалось мне настоящей пыткой. Я готова была разрыдаться, но всё, на что оказалась способна ― просто ждать. Ждать, пока любимый мужчина либо сделает меня самой счастливой женщиной на земле, либо больно опрокинет лицом о реальность.
– Моя жизнь рядом с тобой, ― ответил Терренс, и я нервно усмехнулась и от счастья, и от боли одновременно.
Слова Джойс никак не выходили из головы ― «Они говорят, что ты ― всё для них,но далеконе каждый мужчина мирится с теми жертвами, на которые идет. Терренс бросил всё, что имел и чего добивался. Как бы потом он не стал винить в этом тебя».
– Терренс…
– Я всё взвесил. ― Сказал он, и, увидев мои наполненные беспокойством глаза, выдохнул. ― Саманта, ради Бога. Мы столько раз это обсуждали. Что тебя тревожит?
– Что ты всё бросил из-за меня.
За прошедшие два месяца я впервые призналась в этом не только ему, но и самой себе.
– Ты ― одна из причин, по которой я оставил прежнюю жизнь. Но главная причина в том, что это была не моя жизнь.
Я сморгнула и прошептала:
– Как это?
– Мне пришлось заняться баром, когда отец заболел. Пришлось помогать Оливеру, потому что на тот момент он переживал тяжелый развод, они с Ниной делили дочь, и я просто не мог взвалить управление на него одного. Но прошло время. Жизнь Оливера наладилось. И пришло время мне налаживать свою.
Я всё ещё не понимала, поэтому он пояснил:
– Бар ― это не то, чем я хочу заниматься, Саманта.
– Не то? ― Хлопнула глазами я, и он качнул головой.
– Ты не испортила мою жизнь, ты её вернула.
– То есть…
– Мы идем смотреть наш дом или нет? ― Усмехнулся он, и мне показалось, что я вот-вот разрыдаюсь. Только на этот раз от тепла, поселившегося где-то внутри.
Наш дом.
Это звучало так восхитительно, что мне хотелось слушать это снова и снова. Всегда, пока мы вместе и смотрим друг на друга вот так. Всегда, пока моё сердце отбивает триста ударов в минуту. Всегда, пока мы есть и пока есть этот мир вокруг нас.
Всегда.
Всегда.
Всегда.
– Да, ― прошептала я, ещё крепче сжимая его ладонь, ― идем.
Эпилог
― Это катастрофа. Без тебя тут полный хаос. Полный! У меня всё из рук валится, я документы постоянно теряю, не говоря уже ручках. Самых. Обыкновенных. Синих. Ручках. Они просто исчезают, понимаешь? На меня в канцелярии уже косятся.
Я усмехнулась, перебирая вещи в шкафу и прикидывая, что надену.
– Вчера трижды переделывала иск для «Клэр Дюбуа». А сегодня утром и вовсе клиенту не те бумаги отправила. Я с ума без тебя схожу, возвращайся, а?
– Я в отпуске, Сандра. В законном и заслуженном. ― Спокойно ответила я, задерживая свой взгляд на любимой белой рубашке оверсайз. ― К тому же, ты заменяешь меня всего лишь второй день.
– Всего второй! А уже выжита, как лимон! ― На том конце трубки послышался глухой стон. ― Как ты справляешься?
Я улыбнулась, достала рубашку из шкафа, а затем потянулась к светло-голубым джинсам с завышенной талией, которые лежали на соседней полке.
– Ты привыкнешь.
– Я не хочу привыкать. Я хочу быть твоим ассистентом, как и всегда. А не разгребать эту огромную кучу дерьма, которая, когда тебя нет, всегда становится больше!
Включила громкую связь и положила телефон на тумбочку. Пока переодевалась, пыталась успокоить свою помощницу. Сандра была моей ассистенткой ― умной девушкой двадцати двух лет, у которой был полный порядок и с внешностью, и с мозгами.
Лишь одна проблема всегда вставала между нами ― она была неисправимым трудоголиком, но до чертиков боялась ответственности.
А я хотела, чтобы она росла. И моя юридическая контора давала ей такой шанс.
– Пообещай мне, что хотя бы попробуешь, идет? Я буду на связи. Ты сможешь позвонить мне в любой момент. И, если вдруг произойдет что-то страшное ― я приеду.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Громко выдохнув через рот, Сандра пообещала мне, что попробует и, не переставая вслух повторять, что справится (либо придушит меня), отключилась.
Как только я вышла из комнаты, до ноздрей моментально долетел пьянящий сладковато-мускатный аромат. И я пошла по его следам.
Преодолев коридор и сбежав по лестнице, помедлила на последней ступеньке. Ладонь скользнула по перилам, и я закусила губу, не в силах отделаться от мысли, что вот уже почти год живу с самым настоящим греческим Богом.
Хотя, больше, наверное, с дьяволом.
Терренс был адской смесью из шикарного натренированного тела, отменного чувства юмора и восхитительной улыбки. А когда он готовил ― я вконец теряла голову. Особенно, когда делал это практически без одежды.
– Я слышу тебя, Барнс. И знаю, что ты на меня пялишься.
Я улыбнулась, а затем спустилась с последней ступеньки и, подойдя к Терренсу сзади, обняла его за талию. Выдохнула и, закрыв глаза, прижалась щекой к его спине.
Я слышала, как он помешивал на сковородке соус, чувствовала, как при этом напрягаются его мышцы. Хотелось болтать с ним без умолку обо всём на свете, а с другой стороны ― с ним было приятно просто молчать.
Ощутив, как Терренс поворачивается, я чуть отстранилась ― но ненамного, почти тут же оказалась заперта в кольце его сильных рук.
– Всё нормально? ― Спросил он, заглядывая мне в глаза.
– Да, ― вдохнула аромат его кожи, а затем улыбнулась, ― что готовишь?
Его итак восхитительная улыбка стала ещё восхитительнее.