фганистане. Причем ставили ее в вину не только руководителям партии и правительства, но и самим пацанам, исполнявшим в Афганистане интернациональный долг.
Ребята в девятнадцать-двадцать лет, познавшие современную войну, с чувством гордости исполнившие приказ Родины, своими глазами увидели, что такое душманская злоба, которая толкала так называемых оппозиционеров, борцов за веру к страшным убийствам, когда только за то, что дети в семь — восемь — пятнадцать лет пошли учиться, им отрезали головы и вспарывали животы, набивая их соломой, когда людям, поверившим в перемены и посмевшим впервые в жизни получить в свои владения землю, рубили головы, уничтожая целые семьи, в том числе детей и стариков. Увидели пацаны и слепой фанатизм, и националистический угар, и желание убивать из-за ложного понимания защиты Аллаха. Такие борцы присвоили себе право трактовать Коран, а на самом деле, потеряв свои капиталы и оболваненные богатыми лидерами, спецслужбами западных государств, безжалостно расправлялись со своим народом. Попавшие в плен советские солдаты нужны были им для издевательств и выгодной продажи западным спецслужбам.
И вот эти ребята, которые показали пример преданности своей Родине, своему народу, вернувшись домой, вдруг оказались объектом критики, издевательств, насмешек, особенно со стороны ультранационалистов и молодых парней, которые в свое время дрожали от страха при одной мысли, что их могут призвать служить в Афганистан. Настало время, когда они свой страх стали проявлять в виде унижений своих сверстников, которые познали все ужасы войны и знают, что такое фронтовая дружба, взаимовыручка и боевое братство.
Вот и Коля Капарико, находясь дома, в ожидании жены, работающей на двух работах, читал газеты, смотрел телевизор, слушал радио, откуда сыпались оскорбления и укоры, в том числе и в его адрес, стал много размышлять о происходящем. Чувствуя поддержку только со стороны своих «афганцев» и общественной организации по защите прав воинов-интернационалистов, он видел, что в обществе все больше берут верх злоба и клевета.
Вера Федоровна и Анна Степановна понимали парней-инвалидов, да и не только инвалидов, которые все больше теряли веру в государство. Одни из них старались зацепиться за жизнь, поступали в институты, другие пошли в торговлю, работали продавцами в ларьках, принадлежащих новым «мальчикам», а третьи теряли интерес к жизни и заканчивали суицидом.
Это посещение Капарики поселило тревогу в сердцах женщин за десятки тысяч таких ребят. Женщины долго сидели в квартире Веры Федоровны, рассуждая на эту тему Каждая из них, конечно, думала о своем сыне. Что было бы с ним, будь он сейчас рядом?
Решили, как бы то ни было, своими силами помогать инвалидам и другим отчаявшимся ребятам. Как бы в подтверждение этих намерений раздался звонок по телефону. Позвонила Лидия Манкевич и предложила навестить раненых ребят, которые проходят лечение в Минском военном госпитале. Там лежали в основном солдаты и офицеры из южных республик. Естественно, они были лишены возможности видеть своих родных и близких.
— Им нужна наша помощь, — в два голоса твердо сказали мамы.
Было поздно, когда Анна Степановна вернулась домой. Таня уже начала волноваться.
— Не волнуйся, детка, — обнимая невестку, сказала Анна Степановна, — знаешь, когда помогаешь ребятам, становится, хотя бы чуть-чуть легче думать об Андрее. Вдруг он тоже жив и кто-то помогает сейчас ему.
Глава 28. Бровиков
Бровиков уже пятый месяц находился в горно-лесистой местности, где протекало несколько рек, самая большая из них — река Собо. В частной фирме Середича оказалось восемьдесят работников. Разные люди, разные характеры, разные национальности. Было девять кули из Китая и Вьетнама, восемнадцать европейцев, остальные — негры, выходцы из нескольких стран. Андрей уже успел узнать, что среди них есть и нарушители закона, бежавшие из своих стран. Но больше половины — местные жители, которые и были наиболее старательными, честными работниками.
Его дом состоял из двух половин. Первая — кабинет, своеобразный банк, где стояло два мощных сейфа, стол, два стула, радиотелефон и вентилятор. Пол был каменный. В комнате имелись две двери. Одна из них вела в прихожую. Все двери металлические. На окнах внутренние ставни. В прихожей в стене небольшой квадратный проем тридцать на тридцать сантиметров, в нем рамка со стеклом, ниже — небольшой выдвижной металлический ящик. В него старатель клал квитанцию, выданную приемщиком, и взамен получал причитающуюся сумму.
Вторая половина дома состояла из одной комнаты, где стоял оружейный шкаф. Мебель новая: диван, журнальный стол с двумя креслами, деревянный шкаф, две кровати, телевизор, который оказался испорченным, радиотелефон, на каменном полу потертый ковер. Две половины дома соединяла обитая жестью дверь. Была и туалетная комната с душем. На крыше дома — большой бак, в который из небольшого водостока, расположенного в скале метрах в пятидесяти от дома, подавалась вода. Недалеко был ветряк, дающий электроэнергию в дом Бровикова и в еще один, меньший по размеру дом, где проживал и работал приемщик добытых драгоценностей.
Когда Середич привез Бровикова, то в первую очередь познакомил его с приемщиком — пожилым евреем Ефимом Минкиным. Затем состоялось знакомство с пятеркой охранников, которыми руководил отставной офицер-англичанин. Позже Бровиков был представлен и бригадирам старателей. Их было восемь: трое — европейцы, остальные — африканцы. Середич показал Бровикову разработки, где драгоценные металлы добывались в основном путем промывки грунта водой. Кроме того, имелись четыре шурфа, куда по веревке спускался кули. Это самая опасная работа, и оплата таким рабочим была несколько выше, чем остальным. В распоряжении старателей была довольно большая буровая установка, смонтированная на шасси большого грузовика.
Привезя Бровикова, Середич не стал оставаться на ночь, спешно уехал. Минкин пригласил Андрея поужинать. Как и положено, они выпили, поговорили по душам, рассказали друг другу о себе. Андрей узнал, что Минкин с женой раньше проживал в ЮАР, имел небольшую фирму. У него был прекрасный дом, который находился в одном из кварталов Йоханнесбурга, куда при власти белых чернокожим под угрозой убийства вход был запрещен. Но новые власти черных запретили уже белым посещать этот район. Однажды группа чернокожих ворвалась в его дом, убили жену и дочь, а сам он остался жив только потому, что в этот момент его не было дома.
Бровиков не стал рассказывать о себе подробно: Афганистан, плен, освобождение, знакомство с Середичем — и всё.
В свой дом Андрей шел, уже опираясь не на костыль, а на палку, которую он купил в Хараре. Конечно, было непривычно, изменился характер опоры. Большее давление на правую ногу вызывало боль и больший дискомфорт. Он понимал, что это проблема временная, просто надо тренироваться с палкой.
Придя домой, закрылся, стал изучать свой арсенал: пулемет Дегтярёва — РПД, проверенное оружие еще во время Великой Отечественной войны, автомат «Узи» израильского производства, удобен в условиях ограниченного пространства, один пистолет, ручные гранаты американского производства, осветительные и сигнальные ракеты, достаточно боеприпасов. Хотел изучить секторы обстрела, но уже стемнело, а на окнах внутренние ставни. Принял душ и, перед тем как уснуть, уже лежа в кровати, подумал: «Ну вот, я оказался на „своей“ земле, и здесь мне предстоит провести всю оставшуюся жизнь. Для своих я уже, конечно, мертв. Главное, чтобы не было разговора, что я сдался врагу. — Неожиданно всплыла мысль: — А вдруг я ошибся, приняв решение не возвращаться на Родину?» То, что его такого приняли бы мать и жена, он не сомневался, но представил глаза других людей при виде его лица. Постоянная жалость и сострадание родных и, конечно же, душевные переживания их за него. А расспросы соседей и смешки несмышленой детворы, а шараханье от него знакомых и незнакомых. Андрей не сомневался, что многие бы избегали контактов с ним, ограждали бы своих детей от встречи с таким страшилой.
И опять он подумал: «Я поступил правильно, ибо не имею права портить жизнь маме, Танюше, Настеньке, заставлять их постоянно ощущать ко мне жалость и испытывать душевную боль». Он повернулся на бок и уснул.
Проснувшись утром, Бровиков открыл ставни, и комнату залил солнечный свет. Сидя в постели, сделал несколько гимнастических упражнений, затем лег на спину, поднял пять раз уцелевшую и раненую ноги, чтобы подкачать пресс. Решил, что обязательно соорудит у себя в комнате турник, чтобы подтягиваться. Дотянувшись до костыля, который он уже хотел выкинуть, убедился в его полезности. Не надевая протез, направился в душевую. Умывшись, надел свой протез и, опираясь на палку, поковылял на маленькую кухню. Здесь была электроплита, электрочайник, две керосиновые лампы со стеклянными колпаками. В углу стоял холодильник, открыл дверку: продукты есть. Затем изучил полки со стеклом, висевшие на стене. Увидел, что, кроме продовольствия, привезенного им самим, имеются консервные банки, штук десять. Увидел в целлофановых упаковках килограмма по полтора баранину и курятину, тут же переложил их в холодильник. Обнаружил кофе в банках, чай, галеты. Подумал, что с таким складом и обилием продовольствия, оружия и боеприпасов можно месяц осаду держать. Взялся за приготовление завтрака.
Приказав себе не торопиться, плотно поел, вымыл посуду. Вспомнив совет Минкина, достал пистолет, это была «Беретта» в мягкой кобуре, проверил наличие патронов в обойме, запасной обоймы, пристегнул к брючному ремню, взял палку и вышел на улицу. Ощутив легкую утреннюю свежесть, он осмотрелся и направился к дому Минкина. Когда приблизился ко входной двери, как раз вышел хозяин:
— Доброе утро, Андрей! — поздоровался сосед. — Ну, как спалось?
— Доброе утро! — ответил Бровиков. — Я не знаю дороги, как мне добраться на работу.
— Так поедем вместе.
— Как — поедем? А на каком транспорте?