— У них есть «Харлей» с коляской. Это тяжелый мотоцикл и хорошо подходит для передвижения в этих местах. В прошлом году Фрейд со своим подчиненным ездили на сафари, убили льва, гепарда и даже буйвола. Добычу доставили на мотоцикле.
— Вот оно что. Тогда ты прав, хватит им и мотоцикла. Но нам надо пожестче относиться к ним.
Через полчаса в дверь постучали, и вошел Фрейд, а за ним двое охранников внесли и положили на пол пять автоматов, три пистолета, ножи, шесть гранат, трое часов и два паспорта.
— Одного из них мы опознали. Он раньше действительно работал у нас. В прошлом году, присвоив себе партию добытого всей бригадой золотого песка и алмазов, сбежал. Мы его преследовали, но он не стал прятаться в саванне, а убежал в горы. — Фрейд протянул Бровикову фонарь и добавил: — Спасибо, я действительно допустил промах и не подумал об освещении. Впредь такого не повторится.
— Ладно, мы еще с вашей командой встретимся завтра, хотя нет, уже сегодня в шестнадцать часов, и поговорим. Подготовьте на каждого подчиненного справку с характеристикой и, главное, чем занимался до поступления на работу сюда. Было бы неплохо, если бы вы подготовили предложения, что надо предпринять, чтобы предотвратить хищения драгоценностей, и меры по реагированию на сегодняшнее нападение. Не забудьте и о системе связи. Ну, а сейчас похороните где-нибудь подальше трупы. Если вам надо что-то из оружия, возьмите.
Глава 31. Подонок действует
В тот вечер Анна Степановна просто не находила себе места от возмущения. Последние месяцы и ее, и невестку просто измучил майор Новиков из КГБ. И вот опять позвонил, вызывает завтра.
— Понимаешь, Таня, как вижу его, мне сразу хочется плюнуть в его наглую, ухмыляющуюся рожу. А потом подумаю, а вдруг он действительно что-то знает об Андрее. А может, ему кто-то что-то рассказал, и он, негодяй, хочет потянуть время, поиздеваться над нами, рассчитывая, что начальство заметит и отметит его старания. Ты представляешь, он опять меня на завтра вызывает!
— А меня на послезавтра. Мам, как же мне не хочется к нему идти! Как вспомню его наглые, скотские глазенки, его ухмылку, как подумаю, что опять придется слушать его бессмысленные слова, хвастовство, как он один в боях уничтожал десятки душманов… А каким тоном он говорит про наших солдат и офицеров! Все у него трусы, предатели, один он — настоящий герой.
— И ведь никто его не одернет, не поставит на место. Говорят, в Москве, когда он донимал Антона с Лешей, быстро разобрались, что это за кадр, и отправили в Минск к постоянному месту службы. Да, все мамы погибших ребят, кто имел с ним дело, говорили, что он со всеми так себя ведет.
— Ну, что поделаешь, мам, — Таня обняла Анну Степановну за плечи. — Время какое тревожное. В стране разлад, людям нет работы, зарплату не платят, в магазинах пустые полки. Наши ребята, которые прошли войну в Афганистане, оказались брошенными руководством страны. Горбачев этот — политическая балаболка. Складывается впечатление, что мы им до лампочки.
— Ты права, доченька, нам надо держаться вместе с такими же мамами, поддерживать наших ребят, инвалидов.
Они устроились на диване и еще долго разговаривали, вспоминая Андрея.
Назавтра Анна Степановна ровно в десять утра была в здании КГБ. Новиков встретил ее не как обычно, с наглой улыбкой. Он явно был чем-то озабочен. Конечно, Бровикова не могла знать, что сегодня утром Новикова вызвал начальник управления и сухо сказал, что если он не будет давать результаты в работе, то его отправят в Брянск.
— Ты же родом из Смоленска, не так ли?
— Да, но мои родители переехали в Беларусь. Отец стал работать в заводской столовой, благодаря этому мы и выжили.
— Так вот, делай выводы. Пришла команда из Москвы, что в Брянске нехватка кадров.
Новиков уже давно понял, что надо отстать от семьи Бровиковых, но ему доставляло удовольствие разговаривать с испуганными женщинами, и особенно рассказывать им о себе. Даже себе он не хотел признаться, что он трус и в Афганистане просидел как мышь под веником, ни разу не услышав свиста пули. В душе он завидовал даже рядовым, на груди которых были ордена и медали.
Анна Степановна сухо поздоровалась и остановилась недалеко от дверей, дожидаясь традиционных «проходите, присаживайтесь». Но, элементарные вещи не для Новикова. Он спросил:
— Анна Степановна, а вы не слышали как погиб Николай Коблик?
— Почему не слышала, слышала. Ребята рассказывали, да и сама Вера Федоровна, мама его.
— Ну, сама может и наговорить, — глядя в сторону, с раздражением произнес Новиков.
— Товарищ майор, почему вы всех в чем-то подозреваете?
— Подозревать, — перебил ее Новиков, — это моя обязанность. Стоять на страже государственной безопасности — это не значит быть добреньким. А я что, кого-нибудь арестовал, можете привести пример? А выяснять я обязан всё. Мне, например, совершенно непонятно, как Головнева позволила себе швырнуть орден сына чуть ли не в лицо Генеральному Секретарю ЦК КПСС, Президенту Советского Союза Горбачеву Михаилу Сергеевичу? Думаю, вы понимаете, что такой поступок не красит воинов-интернационалистов и их родителей, да и нашу республику.
— Головнева — председатель Всесоюзной организации родителей и вдов воинов-интернационалистов, погибших или пропавших без вести в Афганистане.
— Вот-вот, так и добиваются призвания и должности.
Анна Степановна почувствовала, как гнев закипает в ее душе. Еле сдерживаясь, она сказала:
— Товарищ майор, я вас очень прошу, чтобы впредь вы меня вызывали не по телефону, а повесткой, и сегодня прошу дать мне соответствующий документ, чтобы я смогла предъявить его на работе и оправдать свое отсутствие на рабочем месте.
Новиков опешил. Он покраснел, но, взяв себя в руки, многозначительным тоном заявил:
— Послушайте, неужели вы не понимаете, что я могу вас вызвать, позвонив вашему руководству? Что, думаете, после этого вам будут больше доверять?
Анне Степановне хотелось запустить в лицо этому наглому мужику графин с водой, стоявший на соседнем столике.
— Вы ошибаетесь, мне как раз доверяют и будут доверять. И вообще, мое руководство может позвонить вашему руководству, — спокойно ответила Бровикова.
Новиков еще больше покраснел, такого поворота в разговоре он не ожидал. А Бровикова продолжила:
— В конце концов, я хочу понять, что вы хотите от меня и от моей невестки?
— Как это — что? Я разбираюсь, что произошло там, в Афганистане, уж больно загадочное исчезновение вашего сына. Я обязан знать обстоятельства гибели каждого военнослужащего.
— Да, да. А Вера Федоровна Коблик после ваших заявлений сейчас готовит требование об эксгумации, чтобы еще раз убедиться, что она похоронила своего сына. А ведь ни у кого, кроме вас, нет сомнений в его героической гибели и в том, что он прибыл к маме в цинковом гробу.
— Не понимаю я эту вашу Коблик, с чего вдруг она сделала такой вывод? — ошарашенно пробормотал Новиков и, как бы обращаясь с просьбой к Бровиковой, сказал: — Надо ее как-то убедить не делать этого. Она меня неправильно поняла. Я вовсе не имел в виду, что там захоронен не Коблик. Это какое-то недоразумение. Надо ее убедить не делать этого. И вообще, Анна Степановна, давайте будем считать, что вы все, что знаете об обстоятельствах пропажи сына, уже рассказали. Если что-то еще станет вам известно — звоните, ну, а если я что-нибудь еще выясню, то сообщу вам.
— Скажите, а моей невестке приходить завтра к вам?
Новиков задумался на несколько секунд и ответил:
— Пусть подойдет. Я должен закончить с ней разговор. Скажите ей, что я надолго ее не задержу. И еще, у меня к вам есть просьба. Вы же общаетесь с семьями погибших и пропавших в Афганистане. Если услышите что-то, может, о намерениях протестного характера с их стороны, сообщите сразу мне. Сейчас, знаете ли, время тревожное, и допустить, чтобы кто-то из них связался с оппозицией… До свидания.
Выйдя из здания, Анна Степановна решила, что больше терпеть этого придурка она не будет. Подумала: «Пусть Танечка завтра еще сходит, а там решим, как нам поступить».
А Новиков в этот момент быстро собрался и направился к председателю Союза воинов-интернационалистов, у которого уже бывал несколько раз. Именно после вмешательства этого человека, буквально две недели назад семья Новикова получила квартиру. В то время председатель еще не знал, какой мрази он помогает. Новиков же спешил к нему и по дороге продумывал, как он будет рассказывать о своей важной деятельности в ДРА, ведь надо бы попросить еще о помощи в установке домашнего телефона и переводе дочери на более престижный факультет университета. Надо отдать должное, умел Новиков польстить, подстроиться, изменить свою личину, унизиться до предела, но с одной целью — добиться того, что ему надо в своих шкурных интересах…
На следующее утро к нему явилась Татьяна. Майора было не узнать. При ее появлении в кабинете он подскочил с места, пошел к ней навстречу, чуть обняв за плечи, подвел ее к стулу и сразу же завел разговор:
— Танечка, вчера я разговаривал с Анной Степановной. Она, как и другие матери, с которыми я беседовал, в том числе и Коблик, в силу своей ранимости не понимает, какую важную работу я провожу, защищаю интересы и безопасность нашего государства. Я и в Афганистане с оружием в руках делал ту же работу. Об этом свидетельствуют мои многочисленные государственные награды. И мне бы не хотелось, чтобы мамы переживали, а тем более жаловались, отнимали время у руководства и, главное, трепали себе нервы. — Он сделал паузу, внимательно посмотрел на нее, и его тонкие губы растянулись в улыбке: — Твоя свекровь даже не догадывается, что известно мне.
— А что вам известно? Вы что-то знаете об Андрее? Так скажите мне.
— Понимаете, Таня, это государственная тайна. Я мог бы, конечно, поделиться с вами… лично. Но где гарантия, что вы не расскажете этот секрет, скажем, своей свекрови или еще кому-либо…