Все стояли ошарашенные этим предложением и перспективами. Никто не смог произнести ни слова. Бровиков подумал: «А что, может, я смогу себе когда-нибудь сделать пару пластических операций и стать человеком?»
Середич продолжил:
— Как я вижу, вы согласны. Тогда слушайте. Нам надо удвоить, утроить объем добычи. Я добавлю вам пять человек в охрану, куплю квадроцикл и еще один джип для охраны. Можете набрать больше рабочих. Наведите порядок и дисциплину. Пришлю трех-четырех надсмотрщиков, которых включите в штат к Фрейду. Я уверен, поработаем в течение года в таком режиме, все у нас будет в порядке.
После этого он обратился к Бровикову:
— Андрей, у тебя истек срок действия паспорта. Теперь ты можешь получить постоянный паспорт без срока давности.
— Вот как! — воскликнул Андрей. — А я не обратил на это внимания.
— Фотографироваться тебе нельзя с такими зарослями на лице. Поэтому сделаем так: ты отдай мне свой паспорт, мы используем твои старые фотографии, у меня как раз парочка сохранилась. Я сам поменяю тебе паспорт. Это нужно на случай официальной проверки, к своим гражданам они относятся лояльно.
— Но я же белый!
— В последнее время они ослабили давление на белых. Они поняли, что белых специалистов им не хватает, и стали создавать некоторые условия, чтобы белое население, особенно специалистов, привлечь на свою сторону, уговорить остаться, не покидать страну.
После этого разговора Середич забрал у Минкина добытые драгоценности, вручил Бровикову для расчетов пятьдесят тысяч долларов и в сопровождении двух охранников, вооруженных автоматами и гранатами, уехал в Мутаре.
Оставшись одни Бровиков, Минкин и Фрейд начали обсуждать, как быстрее можно набрать дополнительную рабочую силу, нанять надсмотрщиков, умеющих махать дубинками.
Фрейд предложил:
— А что, если нам на прииск привезти трупы этой парочки, которая украла алмазы и дезертировала, выложить их перед всеми и провести разъяснительно-профилактическую беседу?
— Я думаю, что это делать не стоит, — возразил Бровиков. — Их сколько? Шестьдесят-семьдесят, и даже если у них нет оружия, то есть кирки, лопаты, ломы и, как и положено пролетариату, булыжники любого размера и веса. Вы понимаете, к чему я клоню? Давайте лучше объявим им, что будем платить чуть больше, ну, а тем, кто найдет алмаз или слиток, оплата будет по отдельному специальному тарифу. Одновременно мы должны усилить контроль за работающими. Думаю, что надо определить чуть в стороне скрытые посты, чтобы отслеживать их поведение незаметно.
— Да, но у нас только один бинокль, и он у вас.
— Ничего, будем использовать его по очереди, а когда я поеду в город за паспортом или за продовольствием, попрошу шефа купить еще четыре-пять биноклей и пять-шесть раций. Связь у нас должна быть надежная. Она малозаметная, но действует на десять-двенадцать километров.
Все были согласны и, в принципе, довольны сегодняшним днем, разошлись. Андрей пришел в свой дом, умылся и, проходя мимо висевшего на стене зеркала, остановился. На него смотрел страшный, с огромной бородой человек, точнее, чудовище. Решил, что завтра же возьмет ножницы и максимально укоротит волосы на голове и лице. Наверняка каждый, кто смотрит на него, ломает голову, человек ли перед ним.
Глава 41. Положение ухудшается
Андрей Бровиков был жив, но совершенно оторван от того, что происходило в мире, особенно на его Родине, вернее, на территории бывшего СССР — ранее составлявших его республик. Вполне естественно, что люди, проживающие теперь уже в независимых государствах, в первую очередь, ориентировались на Россию. А там, к сожалению, происходили революционные события. Однако в преддверии этих событий власть была в полной растерянности, но сама даже не ведала об этом.
4 февраля 1992 года народные депутаты РСФСР направили в Конституционный Суд запрос о конституционности указов Президента Б. Н. Ельцина от 23 августа 1991 года «О приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР», от 25 августа 1991 года «Об имуществе КПСС и Компартии РСФСР», от 6 ноября 1991 года «О деятельности КП РСФСР и КПСС». 23 февраля состоялась многотысячная демонстрация в Москве в честь Дня Советской Армии и Военно-Морского Флота. Ельцин приказал разогнать демонстрацию. Эти действия привели к столкновениям. 14 марта в связи с отсутствием финансирования был приостановлен выход газеты «Правда».
В середине 1992 года Анатолий Чубайс развернул активнейшую деятельность по ваучерам, что привело к мгновенному обнищанию народа. Пройдет некоторое время, и все поймут, что ваучерная приватизация была не что иное, как мошенническая схема, позволившая ограбить всю страну. Так формировалась современная правящая группа, корпорация расхитителей и воров. Главной целью было создать дымовую завесу, чтобы легитимировать раздачу общенародной собственности бандитам от экономики.
Во многих республиках бывшего СССР творилась неразбериха. Но были и положительные моменты. В Беларуси, например, удалось избежать голода, успешно пресекались бандитские вылазки, самовольный захват предприятий, но все равно рабочие выходили на улицы, выступая против закрытия предприятий, требуя выплаты зарплаты, которую задерживали.
Воинам-интернационалистам стало сложнее найти работу. Большинство из тех, кто выбрал путь торговли, бизнес сделать так и не смогли. Чувство беспомощности, обиды охватило многих. Несладко было и семьям погибших и пропавших без вести, особенно оставшимся в одиночестве.
Вера Федоровна старалась себя все время чем-то занять, чтобы меньше думать о потере своих обоих взрослых сыновей. Она часто задерживалась на работе, чтобы меньше бывать дома, где оставалась совсем одна, только с фотографиями своих детей, которые висели в рамках на стенах, стояли на комоде. Иногда долгими вечерами она разговаривала с ними. Молча смотрела на фотографию Николая, где он в форме десантника, мужественный, красивый. Разве должен был такой погибнуть?! А сейчас два брата лежат рядом в белорусской земле.
Часто Вера Федоровна приезжала на северное кладбище, устраивалась на скамейке рядом с могилами детей и молча сидела. Потом брала чистую тряпочку, вытирала их лица и, казалось, слушала их, словно они ей, родной, самому близкому человеку, рассказывали о самом сокровенном, личном.
Как правило, уезжала она с кладбища с облегчением. Еще бы! Она поговорила со своими детьми, словно узнала что-то новое, даже веселое…
Был воскресный день. Вера Федоровна собралась с Анной Степановной и Татьяной съездить на кладбище. Неожиданно в ее дверь позвонили. Так рано в выходной день обычно никто не звонил. И первое, что подумала, не случилось ли что у Бровиковых? Она поспешно открыла замок, не глядя в глазок. В дверях стояли два офицера, оба подполковники.
— Разрешите представиться: командир батальона сто третьей воздушно-десантной дивизии подполковник Бочаров Евгений Михайлович. Если помните, мы с вами уже встречались у Леоновых.
— Начальник политотдела дивизии подполковник Кичин Николай Михайлович, — представился второй.
— Господи! — чуть слышно произнесла Вера Федоровна. В голове вихрем пронеслась мысль: «Коля!!»
— Разрешите войти?
— Да, да, проходите, — негромко сказала она.
Офицеры вошли, Вера Федоровна, еле передвигая ноги, шла за ними. Она даже дверь забыла закрыть, но зато вспомнила Бочарова. Первый раз она видела его в аэропорту, когда встречали Леонова и Николаева.
Она предложила гостям присесть. Они сели на диван, она — в кресло.
— Вера Федоровна, — начал Бочаров, — мы с Николаем Михайловичем прибыли к вам вот с таким вопросом. Наша дивизия возвратилась к месту своей постоянной дислокации, в Витебскую область. Штаб дивизии и один полк будут размещаться в Витебске. Командование дивизии и политотдел приняли решение создать музей дивизии, где показать путь, который мы прошли. Особое место в этом музее займет Афганистан. Вот нам и поручено встретиться с вами, с семьей Бровиковых, рассказать о музее, попросить фотографии, может быть, какие-нибудь вещи, документы, письма Николая. Кроме того, нам поручено передать, что наша дивизия берет шефство над вами и семьей Андрея Бровикова. А это значит, что вы можете обращаться к нам по любому вопросу и рассчитывать на нашу поддержку.
Вера Федоровна встала и направилась к комоду, где стояли в рамках фотографии Коли. На них он был школьником, учащимся ПТУ, в форме десантника. Там же лежали орден Красной Звезды и медаль «Воину-интернационалисту».
Кичин продолжил:
— Вера Федоровна, вы не торопитесь, подумайте, что отдать в музей, а что оставить у себя. Мы к вам приедем недели через две, составим акт и опись всего, что вы сочтете нужным передать. Заодно мы просим подарить музею и вашу фотографию, может, у вас есть совместное фото с Николаем? Мы понимаем, как вам дороги эти фотографии, поэтому для музея мы сделаем копии с них.
Бочаров дополнил:
— Музей мы планируем открыть в декабре. Пригласим вас и Бровиковых.
— А Леоновых?
— Конечно, и Антона и его родителей. Кстати, Антон обещал написать воспоминания о своем пребывании в тюрьме душманов.
— А Леша Николаев?
— Николаев служил в другой дивизии и будет оказывать помощь другому музею, — пояснил Бочаров.
В дверях послышался голос:
— Можно войти? У вас дверь открыта.
Коблик всплеснула руками:
— Ой, я же дверь не заперла, — и поспешила в прихожую.
В коридоре стоял старшина с наполненным чем-то вещмешком. Он проследовал за ней в комнату.
— Вера Федоровна, мы тут вам привезли кое-что из продуктов. Время сейчас тяжелое, полки пустые.
Старшина поставил вещмешок на табуретку и обратился к Кичину:
— Разрешите идти, — и, увидев одобрительный кивок, козырнул и вышел.
Вера Федоровна дотронулась до мешка, не зная, что и сказать. Кичин пояснил:
— Здесь тушенка, рыба, колбаса и кое-что другое.
— Спасибо, дорогие! — растроганно произнесла Вера Федоровна и предложила: — Проходите в зал, будем пить чай.