А.П.Чехов: Pro et contra — страница 236 из 238

[28] Добролюбов. Соч. Т. I.

[29] Добролюбов. Т. I. С. 423.

[30] Было бы желательно, чтобы г-н Чехов к одному из последующих томов своих сочинений приложил хронологический указатель. Насколько можно судить, в издании г-на Маркса сочинения распо­ложены в хронологическом порядке, хотя этот порядок и не везде выдержан. Некоторые рассказы не вошли в собрание — «Отстав­ной раб», «Огни». Местами, очевидно, изменена редакция. Я имею в виду одно место в рассказе «Три года», где редакция из­менена неудачно. Юлия Сергеевна, одно из действующих лиц в рассказе, любуется картиной на выставке. «На переднем плане речка, через нее бревенчатый мостик, на том берегу тропинка, исчезающая в темной траве, поля, потом справа кусочек леса. А вдали догорает вечерняя заря». Юлия вообразила, «что если все идти и идти по тропинке, то захочется вечной жизни». Это в пер­вой редакции («Русская мысль» 1895 г.). В издании Маркса пос­ледняя фраза, удачная и простая, заменена другою, неясною и неудачною: «Там, где была вечерняя заря, покоилось отражение чего-то неземного, вечного»8.

[31] Г-н Чехов в процессе творчества додумывается иногда до очень оригинальных мыслей. Так, Асорин, рассматривая в квартире Брагина замечательно прочную мебель, которую делал еще кре­постной столяр Бутыга, предается таким размышлениям: «Если со временем какому-нибудь толковому историку искусств попадется на глаза шкап Бутыги и мой мост, то он скажет: "Это два в своем роде замечательных человека: Бутыга любил людей и не допускал мысли, что они могут умирать и разрушаться, и потому, делая свою мебель, имел в виду бессмертного человека; инженер же

Асоргин22 не любил ни людей, ни жизни; даже в счастливые ми­нуты творчества ему не были противны мысли о смерти, разруше­нии и конечности, и потому посмотрите, как у него ничтожны, конечны, робки и жалки эти линии"». Выражая эту мысль в та­кой форме, г-н Чехов, очевидно, подчеркивает ее как основную мысль рассказа, хотя она шире и глубже рассказа. К сожалению, впоследствии г-н Чехов не останавливался на этой глубокой и оригинальной мысли, если не считать архитектора Полознева в «Моей жизни», человека сухого и черствого, у которого и в жиз­ни все, не исключая и построек, выходило сухо, черство, бездар­но, да, пожалуй, «Человека в футляре», который, впрочем, не столько не любит жизни и людей, сколько боится их.

[32] Хотя бы, например, в драме «Три сестры». Впрочем, окончательно судить об этой драме еще рано. В ней множество неясного. Дума­ется, это просто один из тех предварительных этюдов, из которых потом, как из зерна, вырастают истинно художественные вещи. Думать так нас заставляет одна из сестер, Ирина, «душа которой, как дорогой, запертый рояль, ключ от которого потерян». Может быть, в одном из последующих произведений г-н Чехов раскроет нам душу Ирины, как он сумел раскрыть душу Липы («В овраге»), может быть, он в наблюдениях или фантазии найдет потерянный ключ и тогда, может быть, зазвучат новые, до сих пор нетронутые струны.

[32] Прежде, как известно, многократно издавалась отдельно только часть произведений Чехова.

[33] Большинства рассказов, издававшихся прежде под общими загла­виями: «В сумерках», «Хмурые люди» и просто «Рассказы».

[34] Напр., «Тиф», «Ванька», «Свирель», «Почта», «Спать хочется «Мечты», «На пути» и т. п.

[35] Не все в этом призыве, по нашему мнению, может быть принято, но подробнее об этом мы еще будем иметь повод сказать ниже.

[36] Луначарский. Русская мысль. 1903. Февраль.

[37] будьте настороже, берегитесь (лат.).— Ред.

[38] как угодно (лат.). — Ред.

[39] «С того берега», предисловие13.

Я не могу усидеть, не в состоянии. (Вскакивает и ходит в сильном волнении.) Я не переживу этой радости. Смейтесь надо мной, я глупая. Шкафик, мой родной. (Целует шкаф.) Столик мой.

[41] Разрядка моя.

[42] Читана осенью 1904 года в Ялте и Петербурге.

[43] Смирись, мое сердце, Засни глубоким сном.

Ш. Бодлер.

[44] во веки веков (лат.).

[45] горе побежденным! (лат.).

[46] Речь, произнесенная в годичном собрании врачей С.-Петербург­ской клиники душевных и нервных болезней 25 ноября 1904 г.

[47] См. русск. пер. под редакцией проф. Ковалевского: Cullere. Грани­цы сумасшествия. Харьков, 1889. С. 92.

[48] Falret J. Societe medico-psychologique//Annales. 1878, 20.

[49] Описание условий, предшествовавших заболеванию (греч.).

[50] Пожелания (лат.). — Ред.

[51] «Чудак барин». Сочинения. Т. II. С. 189.

[52] «Отцы и дети». С. 134, изд. Маркса.

[53] По преимуществу (фр.).—Ред.

[54] Мордовцев. Знамения времени. С. 312 8.

[55] Там же. С. 311.

[56] Сочинения Г. Успенского. Т. II. С. 265 9.

[57] Знамения времени. С. 59.

[58] Осипович А. (Новодворский А. О.) Собр. соч. СПб., 1897, предисло­вие10.

[59] Там же11.

[60] П. Я. Стихотворения. Т. 1. С. 915.

[61] Памяти Гаршина (сборник). СПб., 1889. С. 48.

[62] Успенский Гл. Сочинения. Т. II: Малые ребята. С. 263.

[63] Там же. С. 265.

[64] Минский Н. Гефсиманский сад.

[65] Письмо к Латкину, декабрь 1883 года27.

[66] Если не правда, то все же хорошо придумано (итал.).—Ред.

[67]

Когда умирает выдающийся человек и упала его тень, — как вечерняя тень, превосходя его самого величиной, — поло­жение требует не слез и увеличенной пропорционально жалос­ти, не длящейся хвалы, ищущей новых слов в своем искрен­нем напряжении: надо только возможно глубоко понять его дела, которые он, счастливый, в горячей гармонии своей лич­ной жажды и общей пользы, совершил — и, следовательно, ос­тавил нам. Это хорошая дань — лучший венок и отвлеченные слезы над гробом человека, вступившего со всеми самовластно в бескровную связь.

Антону Чехову, умершему рано, как и многие его братья (не предсказания ли будущего в этом?), принадлежит уже много месяцев право на всю критическую мысль всей страны. Но все еще нельзя сказать, что Чехов понят вполне: он так же частич­но, словесно понят, как и при своей жизни. Высокая положи­тельная оценка его не обоснована достаточно — в этом, по-мое­му, не может быть сомнений.

Главное содержание отзывов сводится, по-видимому, к са­моочевидному: Чехов изображает пошлость и заурядность рус­ской действительности, рисует бессильных русских обывате-

[68] В отличие от обычной индивидуальной типизации, несравненный представитель которой — Шекспир.

[69] Вопроса об историко-литературном значении Чехова, о его от­ношении к другим русским писателям я в этой статье не затраги­ваю.

[70] Другим примером этого свойства может служить тенденциозность того quasi-индуктивного процесса, которым приходят к желанно­му, эмоционально заранее уже обеспеченному выводу, попутно бессознательно проходя мимо instantia negativa2, даже более мно­гочисленных. Так добыты, отчасти, положения об исполнении предчувствий, вещих снах, исполнении пророчеств, о том, что — везет, «или не везет». (Здесь не место, конечно, выделять ту долю правды, которую заключают некоторые из этих положений.)

[71] Крупное исключение — рассказ «Дуэль» и, мне кажется, само изображение происходящей в Лаевском метаморфозы — безуслов­но слабое для Чехова место.

[72] Некоторая исключительность этой вещи Чехова была уже указана выше, при подробном разборе ее.

[73] Поскольку это верно — возможна критика «Education Sentimen- tale» 3 Флобера именно как романа.

[74] Сюда присоединяется и то, что часто вовсе не описана внешность этих лиц, что понятным и специфическим образом мешает образо­ванию индивидуального образа.

[75] См., напр<имер>, статью Ляцкого «Антон Чехов и его рассказы» (Вестник Европы. Январь. 1904), полную глубокого непонимания Чехова4.

[76] Мне кажется, что ею объясняются некоторые весьма интересные случаи изменения — почти перерождения личности: те случаи, когда на почве хронического, неизлечимого уязвления самолюбия и честолюбия человек создает в своей жизни культ эстетики или (общественной) нравственности. Связь та, что в эстетическом вос­приятии, как в самом пассивном из положительных состояний личности, — данная личность теряет значение для себя, растворя­ясь. В нравственности — все личности принципиально равны, по­скольку исполняют долг свой. Сознает ли хоть однажды эта ми­норная, спасающаяся душа свою тайну, тайну, прежде всего, от себя самой?

[77] Соня в «Дяде Ване», в зависимости от остроты горя, настойчиво созерцает картину загробной жизни. Если считать такие места произведений Чехова выражающими credo самого автора, то надо признать и религиозность Чехова, необъяснимо скудно проявив­шуюся (можно найти еще два малоубедительных доказательства ее же в «Скучной истории» и в «В овраге»).

[78] Доказательство отсутствия в таланте Чехова глубокой принципи­альной и общественно-тенденциозной струи я вижу также в том периоде его писательства, когда он был Ант. Чехонте. Такой эле­ментарный и самодовлеющий юмор в отношении к отрицательной действительности едва ли возможен в писателе, одаренном специ­альным чутьем к этой отрицательности. Еще естественнее был бы переход созревшего таланта к сатире, острой и описательной, но не к той лирически-мягкой тенденции, которую только одну и можно утверждать про Чехова.

[79] испытательный груз (лат.). Ред.

[80] Такая полнота описания может быть подвергнута и чисто художественной критике, независимо от взгляда на обязательность для художника мировоззрения или тенденции. Особенно типична и бросается эта черта в «Мужиках» и в «В овраге», отмечена Н. К. Михайловским8. Например, в «Мужиках» все описывается с точки зрения простой последовательности во времени: утром дела­ли то-то, вечером — то, говорится там. Такой прием дает макси­мум «фотографической» объективности.