— Вздор! Только справедливо…
— Эй, вы двое, привет! Я помешал ссориться?
Они оглянулись на вошедшего в комнату Адриана, совершенно нелепо выглядевшего в голубом свитере и слаксах.
— Хочешь чаю? — спросила мать.
— Хотел бы немного, а то мне не придется ужинать допоздна — собираюсь в театр.
— Тогда я сделаю тебе и несколько сандвичей.
Миссис Перси поспешила вон, а Стелла удивилась про себя, почему матери больше балуют сыновей, чем дочерей.
Адриан развалился в кресле:
— Почему ты так серьезна, старушка?
— Я думаю о том, как было бы хорошо, если бы ты ушел из дома и стоял на собственных Ногах.
— А на какие деньги? Пособие Мэтью только-только покрывает мои расходы, и то пока я живу дома. Это, конечно, не свалит прилежного студента.
— Скоро тебе вообще придется обходиться без его пособия.
Он сразу встревожился:
— Шутишь?
— Нет. Я ушла от Мэтью, и меня устроило бы, если бы ты не брал у него деньги.
— Твое настроение вдруг изменилось, а? — сказал он. — Одной из причин, по которой ты вышла за него замуж, была помощь мне.
— Только одной из причин, — отозвалась Стелла. — Я, между прочим, думала, что мы будем счастливы вместе… что мой брак будет удачным. К сожалению, не получилось, и я считаю, что нам очень неудобно принимать от него какую бы то ни было помощь.
— Забудь про «нас», — перебил Адриан. — Ты можешь не принимать от него никакой помощи, если хочешь, а мне не неудобно ее принимать.
— Я не хочу, чтобы ты брал у него деньги!
— Не могу, — коротко ответил Адриан, у него сразу испортилось настроение. — Черт возьми, Стелла, ты не можешь предлагать мне сейчас уйти из Академии. Я только что начал получать какое-то… признание. Я не сделаю этого… тем более в порядке спасения твоей гордости! Тебе следовало бы подумать об этом, прежде чем затевать все. Ты не имеешь права теперь отступать.
— Все изменилось.
— Для тебя — может быть. Но не для меня. Пианино — вот единственное, что меня заботит.
— И азартные игры!
— Да, можешь издеваться надо мной. Но я давно уже ничего у тебя не просил, не так ли?
— И надеюсь, не будешь!
— И не буду. — Он был серьезен. — Эта часть моей жизни кончена. С некоторых пор — только музыка. Поверь мне, Стелла, я говорю то, что говорю.
Гнев Стеллы растаял, стоило ей только заглянуть в глаза брата.
— Я постараюсь и оплачу твое обучение. Я найду работу и буду отдавать тебе каждый пенни.
Адриан тихо присвистнул:
— Тебе действительно так не хочется брать у Мэтью деньги? Я и не думал… — Он пожал плечами. — Но дискуссия эта чисто теоретическая. Он уже оплатил весь курс обучения за все время, что мне захочется там быть, и плюс мое содержание тоже.
— Что? Но когда?
— Сегодня утром я получил письмо из конторы биржевых маклеров. Они сообщают, что он перевел в их контору кое-какие деньги и оформил их на меня. С процентов на них я и буду учиться и жить следующие пять лет. Я догадываюсь, что он, должно быть, знал, что ты хочешь сделать. Такой у Мэтью способ показать тебе, что он делает это не вынужденно.
Не сказав ни слова, Стелла закрыла лицо руками. Адриан подошел к ней и погладил по голове:
— Не расстраивайся, Стел. Если бы Мэтью не захотел помогать мне… если бы он подумал, что мы обманули его, он мог бы тут же, одним махом, прекратить оплату моей учебы. Я не знаю, почему ты бросила его, — то есть настоящей причины, — но, во всяком случае, ясно одно, он все еще хочет помогать тебе и дает тебе это знать.
— И я так думаю, — вздохнула Стелла. — Но это значит, что я буду у него в долгу.
— Может быть, он чувствует себя твоим должником.
Появление миссис Перси с накрытым сервировочным столиком прервало дальнейшее обсуждение, и Стелла пошла в свою комнату, чтобы побыть в одиночестве. Разговор о муже вызвал в ее памяти настолько яркий его образ, что Стелла почти осязала присутствие Мэтью. Подойдя к окну, она широко распахнула его, по привычке ожидая вдохнуть чистый, свежий воздух верещатников и услышать грубоватые звуки Йоркшира. Каким теплым и настоящим был Мэтью по сравнению с мужьями ее подруг, каким земным и естественным! Прижав к лицу занавеску, она старалась унять слезы.
— Что я бросила? — плакала она. — Что мне делать с моей жизнью?
Открылась дверь, и вошла миссис Перси с чашкой чая:
— Выпей, дорогая. Тебе это полезно. — Она с сочувствием посмотрела на дочь. — Адриан только что рассказал мне о том, что сделал Мэтью. С его стороны это очень… очень славно…
— Да, — машинально ответила Стелла.
— Ты не должна мучиться по этому поводу. Он легко может себе это позволить. — И поспешила добавить: — Я имею в виду, как доволен он будет, когда к Адриану придет успех. У него появится возможность говорить, что именно он помог Адриану достичь славы.
Вот уж это — последняя инвестиция в мире, имеющая значение для Мэтью.
Сколь мало ее мать понимала его подлинную доброту!
— Адриану сначала следует добиться успеха, — сухо ответила Стелла.
— Добьется.
— Почему ты так уверена?
— Потому что я его знаю, — защищалась мать от саркастических замечаний дочери. — Подожди, вот появится у тебя собственный сын, тогда ты поймешь.
Стелла поставила чашку. Она никогда не думала о детях. В ее воображении отчетливо возник маленький крепенький мальчик с характером Мэтью и синими отцовскими глазами.
— Стелла, я с тобой разговариваю.
— Прости, я не расслышала.
— Я говорю, что сегодня вечером придет Чарльз, он хочет повидаться с тобой.
— Чарльз? Откуда он знает, что я дома?
— Девочка моя дорогая, не хочешь ли ты, чтобы я хранила это в секрете, а? Он позвонил, чтобы узнать, как у меня дела, и, естественно, я ему рассказала, что ты бросила Мэтью.
— Не следовало этого делать.
— Почему нет? Было время, когда он знал все. В самом деле, Стелла, не собираешься же ты вести жизнь отшельницы.
— Может быть, и нет. Но не думаю, что благоразумно начинать ее опять с Чарльза.
— Ты изменишь свое мнение, когда увидишь его.
Позже вечером, когда Чарльз входил в комнату, Стелла поняла, что имела в виду мать. Он был копией сказочного принца! Не слишком мускулистый и энергичный, но с безупречными манерами и такой же безупречной речью — да о таком идеальном муже мечтала любая девушка!
Вспоминая последнюю встречу с Чарльзом и то, что потом произошло с ней, Стелла приветствовала его несколько чопорно, но его явное удовольствие от того, что он снова видит ее, сгладило возникшую было неловкость, и вскоре Стелла так же легко, как когда-то, болтала с ним. Только когда мать оставила их наедине, неуклюже сославшись на то, что хочет посмотреть какую-то телевизионную программу, она опять почувствовала себя скованно.
— Не смотри так тревожно, — успокоил ее Чарльз. — Если не хочешь, можешь не рассказывать мне, почему ты оставила Мэтью.
— Нечего рассказывать. — Он смотрел так недоверчиво, что Стелла неохотно продолжила: — Мы оба поняли, что наш брак был ошибкой. Ни один из нас не был счастлив, и потому… казалось, что лучше будет расстаться.
— Ты приняла правильное решение. Я рад. Очень рад.
Она облизнула губы. Чарльз, конечно, предполагал, что услышит больше, чем услышал, но Стелла не могла сказать этого:
— Мое мнение не изменилось. То, что я сказала тебе в нашу последнюю встречу… что я не люблю тебя… Я и теперь так думаю. Ты нравишься мне, Чарльз, больше всех, кого я знаю, но я не люблю тебя.
Если он и был разочарован, то никак этого не показал:
— Откуда такая уверенность? Ты все еще расстроена тем, что ушла от Армстронга. Даже притом, что ты не любишь его, расстроившийся брак — дело нелегкое. Я предлагаю пока не говорить о будущем.
Стелла поднялась и беспокойно заходила по комнате:
— Ты ошибаешься, Чарльз. — Она решительно взглянула ему в лицо. — Я не люблю тебя и не хочу выходить за тебя замуж. Было бы нечестно с моей стороны позволить тебе верить в обратное.
Чарльз осторожно положил ногу на ногу:
— Если бы я не знал тебя лучше, я сказал бы, что ты влюбилась в Армстронга.
— А если бы и так, это что, так невероятно?
Он глубоко вздохнул:
— Тогда почему ты его бросила?
— Потому что есть вещи, о которых ни один из нас не сможет забыть.
— Значит, вместо этого вы собираетесь забыть друг друга!
— Да.
— А если ты не сможешь? Вернешься к нему?
— Он меня не принял бы.
— Понятно. — Чарльз подошел и, пальцем приподняв ее подбородок, заглянул Стелле в лицо. — А ты уверена, что не творишь из Армстронга этакого романтического, несправедливо обиженного героя? Я не знаю, что тем вечером произошло между вами после того, как я ушел, но, что бы там ни было, не позволяй себе запутаться в этом. Армстронг знал, что ты чувствуешь к нему, когда женился на тебе. И если он в конце концов получил ссадину, то сам в этом виноват. Ты жалеешь его… и ничего больше.
— Ты очень уверен в том, что говоришь.
— Я знаю, о чем говорю, — сухо сказал Чарльз, — в этом моя единственная надежда.
Он отпустил ее и пошел к двери:
— Я оставлю тебя одну на несколько месяцев. Если захочешь увидеться, ты знаешь, где меня найти.
— Спасибо, Чарльз, ты всегда все понимал.
— Это может стать хорошей эпитафией для меня, — сказал он и вышел.
Заплакав, Стелла опустилась на стул. Может быть, Чарльз прав, предполагая, что она путает жалость с любовью? Может быть, ее чувство к Мэтью — просто мечта загладить свое низкое с ним обращение? Если это так, его поход к Белл снимал с нее вину. И все-таки даже несмотря на то, что Стелла знала о другой женщине, ей хотелось успокоить Мэтью, хотелось, чтобы из его глаз исчез стыд, а плечи распрямились. Да, то, что она испытывала к Мэтью, называется жалостью, но это не означает, что она не любит его! Ведь каждой женщине, когда-нибудь любившей мужчину, известно, что в чувстве, достойном называться любовью, есть сострадание и что, несмотря на всю свою силу, мужчина очень нуждается в ласковой женской руке.