— Роза, я сейчас приду. Иди себе, а?
— Жду пять минут, — заявила наглая Розка, — потом врываюсь в комнату… С криками.
— С какими? — вздохнула Юля.
— Не знаю еще, — честно ответила Розка, — но что-нибудь на тему польско-российской дружбы. Может, про Сусанина, Ивана. Может — спою чего. Прощание славянки.
— Там слов нету, — не одобрила Юля, заканчивая разговор.
Розка затопала по коридору. Похоже, уже что-то напевала.
Юля начала одеваться, стараясь проделывать это беззвучно, — если честно, она боялась минуты, когда красавец математик, так волшебно составлявший ей компанию этой ночью, откроет глаза. Юля не очень хорошо представляла, что она скажет, и вообще. Поэтому идея тайно выбраться на просторы Северной веранды ей показалось весьма и весьма удачной. А Лукаша Казимировича она бы с удовольствием закрыла на ключ, на два оборота.
Юля сдавленно хихикнула. Или вот поместила бы в шкаф, пусть бы себе жил в шкафу, на полочке, а Юля бы его навещала, своего личного шкафного графа, красивого и в запонках.
— Милая, — проговорил граф с кровати, у него прозвучало «мивая», — милая моя, солнышко лесное, а куда ты так оперативно собираешься за сорок пять секунд? Марго сумела убедить тебя быстренько произвести вскрытие старухи, выкрасть ее печень и попытаться удачно продать левую долю?
— Почти, — согласилась Юля с бешено колотящимся сердцем, — мы еще и про почки подумывали…
— А вот я знаю, — промурлыкал Лукаш Казимирович, подтягивая Юлю вместе с ненадетыми шортами к себе, — что и роговицу можно как-то упромыслить… Есть варианты, в общем…
— Если я не появлюсь на веранде через несколько минут, — немного задыхаясь, прошептала Юля, — здесь появится Розка, распевающая «Гей, славяне!».
— Нет, я совершенно не против, — подумав, отреагировал Лукаш Казимирович, — если вы, девочки, как-то договоритесь…
В общем, через пятнадцать минут Юля присела за стол и выписала вожделенную справку. Как-то идеи всеобщей справедливости немного перестали стучаться в ее сердце. Как правило, полноценный секс этому очень, очень способствует.
На веранде было оживленно. Овальный стол наряду с армией чашек и тарелок приютил, по всей видимости, дары для именинницы Марго — разномастные коробочки, оберточную бумагу, золотистые плетеные шнурки и открытки россыпью.
— Откуда ты все это взяла? — подозрительно спросила Юля. — Что, какие-то гости уже приехали? Разве ты не отменила торжество?
— Отменила, — ледяным голосом ответила Марго и выпрямилась на стуле. — Это подарки семьи…
Марго в несколько упругих шагов достигла холодильника, откуда выудила за блестящее фольговое горлышко три бутылки чешского пива «Золотой фазан».
Прикоснувшись к холодному стеклу, Марго закрывает глаза. У нее сложные отношения с алкоголем, и это абсолютно не бездумная тяга искательницы приключений и не физическая зависимость хронического алкоголика, скорее, это удивление, восторг и испуг раба, получившего в свое пользование набор плеток и кандалов, защелкивающего тугие наручники на сведенных за спину запястьях хозяина. Маленький раб, его спина расчерчена прямоугольниками, подобно карте Нью-Йорка, нарезана шестьюдесятью четырьмя квадратами шахматной доски, разлинована ученическими клетками на двенадцати, нет, на двадцати четырех листах. Он пугается своего счастья изломать неломающийся гибкий стек о боготворимое высшее тело.
Марго открывает глаза.
В честь праздника, но, учитывая некоторый траур, она выбрала платье, название которого успело опротиветь всем, читающим по-русски…
Разумеется, и тебе, дорогой читатель, тебе. Доволен ли ты явной криминальной направленностью сюжета или немного сожалеешь, что старушку простецки задушили подушкою?
А в виду я имела маленькое черное платье для коктейля.
Кроме означенного платья на Марго были чулки в сетку и со швом, давешние стилетообразные туфли и платочек на шее, ах, французский шик. Неплохо для семи часов утра.
— Ритуля, — неожиданно ласково обратился к ней Юраня, с волнением следящий за траекторией движения склянки темного стекла, — замерзла, зззо-лотце мое…
— Что ты мелешь! — с неудовольствием отвечала Марго.
— Шарфом-то, мля, чего ж обмоталась? — в беспамятстве почти бормотал Юраня, не отводя безумных глаз от пива. — Поди замерзла… зззолотце…
— Болван ты, — огрызнулась Марго. — Это не шарф, а аксессуар. Знаешь, что это такое?
Она звучно открыла пивную бутылку, Юраня несколько раз шумно икнул.
— Фантазировать не буду, — сбивчиво и оживленно заговорил он, — не знаю…
Марго величаво протянула «Фазана» Юране, он с благоговением лизнул сначала одну этикетку на его теле, потом другую — меньшую, и только после этого с неистовой жаждой припал к горлышку.
Второй бутылкой завладела грубая Розка, третьей — по-французски шикарная Марго. Лохматая Лилька в тренировочных штанах и какой-то войлочной толстовке с обидой произнесла:
— И всегда-то я в этой семье как чужая, — и полезла в холодильник. За «Золотым фазаном», сварливо продолжила: — Хоть ешь, хоть сохни, хоть так исдохни…
— Немножко пивка-то всегда можно, девка, — довольным голосом высказался Юраня, двигая лицом в Юлину сторону, — немножко пивка — это самое то, мля…
Юля не спорила. Закурила. Достала из кармана джинсов бланк справки. Подвинула к прихлебывающей из горлышка Розке.
— Только давай не будем про электрогитары? — предложила она, отмахивая дым.
Грубая Розка прижала некрупные кулаки к груди, возможно, собираясь произнести несколько теплых, благодарственных слов, выразить общую признательность семьи, но тут Юраня повел себя несколько странно, не сказать — слабоумно.
Полностью опустошив бутылку, он, сделав пару пробных взмахов над головой, со свистом запустил ею в открытое для гигиенического проветривания окно. Дамы буквально насторожились. Однако ни звона разбивающегося о мощеную дорожку стекла, ни каскадов ожидаемого отвратительного грохота не последовало. Последовало нечто непонятное: глухой удар, а потом негромкие, пугающие звуки: низкие и хриплые, отдаленно напоминающие лай и даже вой.
— Иопт, мля, — ошарашенно догадался Юраня, растирая крепкую грудь, — это я ж волка завалил… мля буду, волка…
— Что ты болтаешь! — сверкнула глазами Марго. — Какого волка? Ты, по-твоему, где? На Аляске? Или в сказке про Красную Шапку?
— Le chapeau rouge, — вставила образованная Лилька, кандидат филологических наук, укоризненно посмотрев на Юраню. — Дали вина, так и стал без ума….
— Хер тебе шапо руж, — перевозбудился Юраня. — Пиво это, а не вино! А я волка, мля, уработал, вот сейчас, я его еще угощу… горррряченьким…
Он быстро разжал руку Марго, вынул из нее бутылку и ловко метнул в притихшего было «волка».
Опять послышался глухой удар, мгновением позже «волк» громко разрыдался и тоненько провизжал: «Мамочкиии-и-и, больно-о!..»
Ополоумевшая от страха Лилька втащила на веранду родную дочь-ромашку, лихорадочно растирающую заджинсованное бедро и заливающуюся слезами.
— Подслушивала опять, — укоризненно сказала Розка.
— Охотник за оленями, — издевательски сказала Марго.
— Офигеть! — честно сказала Юля.
— Ребенок, — недовольно сказал Юраня. — Ну почему все лучшее в жизни тускнеет при их детском появлении?
Все женщины занялись уходом за младенцем Камиллой, завывающей на разные голоса, что Юраню премного устроило.
Как бы небрежно прогуливаясь близ холодильника, он как бы невзначай приоткрыл белоснежную дверцу, как бы случайно подцепил парочку холодных «Золотых Фазанов» и как бы устало опустился на табурет, очень довольный проведенной операцией.
— Слушай, я тут вспомнила… У меня ром где-то должен болтаться. И мята есть сушеная. Как бы предполагается — для чая. Давай я нам по МОХИТО смешаю? Ты как?
— То есть твой личный рецепт МОХИТО — это ром с травяным мусором из сушеной мяты?
— Отчего же. Я еще водички добавлю. Сырой. Лимон мне тоже встретился в холодильнике, кстати.
— Давай тогда я смешаю. Я же супербармен, ты не знала?
— Догадывалась.
На Южной веранде
— Котище, — задумчиво спросила Кукла, рассматривая в пудреничное зеркальце свое лицо, — нам, наверное, стоит тоже принять участие?
Она уже успокоилась немного. И хотелось поговорить. Этакий послестрессовый синдром.
— Угу, — согласился Кот, не отрываясь от свежего номера GEO, — конечно…
— Соболезнования как-то выразить, — развивала тему Кукла, — траурную открытку подписать…
— Угум, — поддержал Кот, — обязательно, пупс… Кукла почуяла неладное.
— Канкан пойти станцевать, — продолжила она, — стриптиз там… Поминальный… Конкурс организовать… На лучший эскиз надгробного памятника и эпитафию.
— Разумеется, дорогая, — одобрил стриптиз, конкурс и эпитафию Кот.
Кукла вскочила и выхватила у него журнал.
— А вот фиг тебе, а не Гео! — заныла она обиженно. — Я с ним, как с родным, тут разговариваю…
— Я все слышал, — отмел подозрения Кот, — все-все слышал, верни, пожалуйста, журнальчик. Статья интересная. Про одно африканское племя и их обряд инициации мальчиков. После того как их официально объявляют мужчинами, они имеют право носить глиняную шапочку с белым пером и жениться. Верни, а?
— А в чем заключается обряд посвящения? — подозрительно спросила Кукла.
Кот не ответил, Кукла загородилась глянцевыми страницами и перевела дыхание. Она устала, очень устала. Провела рукой по лбу. Поправила толстую косу, сегодня просто перекинутую на грудь. Она хочет домой и чтобы все уже закончилось. Надо действовать, действовать. Чтобы быстрее.
— Давай обсудим наши планы, — серьезно сказала она.
Рыжий Кот поцеловал ее в нос:
— Отлично! Значит, я предлагаю конкретно вот что. Во-первых, вносим изменения — с учетом последних событий, и ты мне скажи, пупс, что думаешь по поводу фотографий?