«смазки». Это я к тому, что мне очень Юраня нравится. Хороший он.
На Южной веранде
Кукла немного неуклюже вывернулась из-под тяжелой мужской руки. Помассировала затекшую шею. Если она скосит сейчас глаза налево и вверх, то увидит в окно луну или ее кусок. Ага, так и есть — вот она, луна, большая специалистка по мертвому отраженному свету. Кукла поудобнее пристроила голову, чтобы специалистку было видно получше. Нет, Кукла совсем не хотела выть на луну, или превращаться в оборотня, или сплетать удавку, что там принято делать у волков и несчастных в любви подростков чуть за тридцать. Кукла бы с удовольствием с луной просто поразговаривала.
В их семье разговоры с неживой природой вообще своего рода добрая традиция. Куклина бабушка (алкоголик) всю жизнь успешно общалась с бутылкой «Солнцедара» или «Плодоовощного», времена были тяжелые и приходилось экономить буквально на себе. Куклина мама (алкоголик) вела продолжительные диалоги с «Русской» в «Чебурашке», а в хороший день и со «Столичной» — «из-под винта».
Так что брать пример есть с кого, усмехнулась Кукла сама себе и еще луне.
С пяти лет она жила у лучшей материной подруги тети Оли, тетя Оля ежедневно звонила матери по телефону и спрашивала: «Ты как? Ложись спать. Просто ложись спать, тебе рано вставать». Мать работала сборщицей подшипников на заводе, ее смена начиналась в семь утра. Она ложилась спать — в конце концов, выронив бутылку из рук, она вставала— в половине шестого, хотя правильнее было бы — не просыпаться.
Нет-нет, возразила себе и еще луне Кукла, я же хотела о любви.
Лежать с вывернутой шеей оказалось неудобным, массаж помог ненадолго, и Кукла, изменив луне, предпочла обращаться к своему мохнатому беложелтому будильнику в виде ежика с веселенькими грибочками на иголках, ужасающему китчу — по мнению Кота.
Хотя будильник-ежа Кукла и завела исключительно из-за него. Кукла сразу поняла, что Кот — жутко образованный. Он очень любил эссе Исайи Берлина «Еж и лисица», где автор цитирует греческого поэта Архилоха: «Много знает лиса, еж же одно — но важное», — и часто вспоминал эти слова. По его мнению, лисица и еж символизируют две разные стратегии в достижении цели: хитрая лиса постоянно изобретает что-то новое, чтобы атаковать ежа: поджидает его в неожиданных местах на тайных лесных тропах, тенью крадется за ним в ночи, прокладывает новые подземные ходы. Еж защищается от ее нападений одним-единственным, но неизменно эффективным способом. «Неужели она никогда ничему не научится»? — равнодушно думает он, сворачиваясь в клубок и выставляя колючки.
Еж всегда побеждает, естественно.
Кукла вздохнула. Да уж — обратилась она к будильнику, — получается, что Кот — именно такой. Настоящий еж. Каламбурчик, но что поделать, если сначала Кота тысячу лет называли Котом, простецкая производная от фамилии, а уж потом он прочитал эссе Берлина? Зато я постоянно изобретаю что-то новое.
Идею подставить дополнительные третье и четвертое плечи спотыкающейся сексуальной жизни Кота придумала как раз лисица Кукла.
На тот момент знакомы они были с Котом всего полгода. И уже как-то заскучали. Кукла отдавала себе отчет, что интересует его с каждым днем все меньше. Нет, ничего такого, никаких посторонних жадных до эмоций женщин в телефонных трубках, просто стало так обычно. Просто все немного надоело. Кукла голову сломала, размышляя, что же такого предпринять для избавления от разъедающей ржавчины скуки, она не имела права допустить ее.
В тот день Кукла назначила обычную рабочую встречу с клиентами. В ее кокетливой записной книжке (розовенькая псевдокрокодиловая обложка) было записано мелкими округлыми буквами: «10.30, драм, т., генер. дом, пож., ж. красн. сумк.» — что давало все основания дожидаться в назначенное время у драмтеатра женщину с красной сумкой, чтобы показать ей респектабельную двушку в Генеральском доме. После пожара. Кукла привычно опечалилась. Эта дурацкая двушка висела на ней уже более полугода: покупатели, приятно удивленные ценой квартиры в хорошем районе, в ужасе удирали при виде руин, в которые она превратилась.
Для начала октября было холодно. Откуда-то взялся ветер. Забавляясь с пестрыми листьями, он партиями швырял в лица прохожих городскую пыль.
Женщина с красной сумкой появилась вовремя (Кукла сочла это неплохим знаком), элегантно вылезла из брутального черного автомобиля, оправила узкую юбку, не глядя по сторонам, перешла дорогу и энергично протянула маленькую красноватую ладонь. Представилась, явно наслаждаясь звучанием собственного имени:
— Нелли Федоровна.
— Кукла, — сказала Кукла. Осторожно пожала руку. Вообще-то ей редко приходилось участвовать в рукопожатиях, и отсутствие опыта сказывалось.
— Очень, очень приятно! — сердечно ответила Нелли Федоровна и отрывисто зазвонила откуда-то из внутренностей пиджачка стандартной мелодией Нокиа. С трубкой она разговаривала куда менее сердечно.
— Да?! — гневно вопрошала она. — А о чем вы раньше думали, можно спросить? Да вы хоть понимаете, что срываете нам мероприятие?
Слово мероприятие она произнесла по слогам, и каждый слог — с большой буквы.
— Если хотите знать… Ах, не хотите знать?! А я все равно скажу!.. Да! Ваше поведение абсолютно несовместимо с такими понятиями, как порядочность и ответственность взрослого человека!.. Если вы сразу сочли, что наше предложение не отвечает вашим представлениям о морали, то не стоило и… Это вы мне, мне будете говорить о нравственности?!
Нелли Федоровна пару мгновений помолчала. Ее тон неуловимо изменился. В голосе зазвенела легированная сталь.
— Блядь! — сказала она трубке с сильным чувством.
Очевидно, трубка отключилась. Нажав на «отбой», Нелли Федоровна всего пару раз негромко произнесла «тупая сука», вежливо извинилась и развивала мысль далее уже в очном диалоге с Куклой:
— Нет, вы представляете?! Так подвести людей! И где я, по их мнению, должна отыскать адекватную пару для вечера? Где? На Губернском рынке? В переходе метро? Или, не побоюсь этого слова, на Кировском Вещевом?
Судя по выражению лица Нелли Федоровны, упомянутые ей места отнюдь не годились для поиска адекватной пары для вечера.
Она очень разволновалась и нервно перебирала ногами на каблуках сверхъестественной высоты. Кукла подвигала замерзшими плечами и робко предложила все-таки пойти посмотреть пожарище, раз уж так получилось, что они встретились вот здесь, у драмтеатра, в непосредственной близости от объекта.
— Разумеется, золотая моя, — царственно согласилась Нелли Федоровна, — мы подыскиваем жилище для сына… Восемнадцать лет, мечтает о самостоятельности, я одобряю, а что… правильно… Студент университета!
Нелли Федоровна горделиво оглядела Куклу, будто бы намекая, что у Куклы-то сын наверняка никогда не будет студентом университета. Кукла не возражала. В квартиру Нелли Федоровна отказалась даже заходить, прижав к носу надушенный вышитый платок.
— Нет-нет, — говорила она, испуганно рассматривая с лестничной площадки стены цвета и фактуры антрацита, — нам это совсем, совсем не подходит, максимум, что я намереваюсь сделать с вновь приобретенной квартирой — это помыть полы… Да и то это под некоторым вопросом, под вопросом… Пусть сын со своими девочками намывает, вот вы как считаете?
Кукла тоскливо оглядела чернеющий потолок. Своего мнения по поводу мытья полов у нее не было.
— А знаете что? — Нелли Федоровна неожиданно схватила ее за рукав. — Я вас приглашаю в Якиторию. Перекусить.
Кукла без всякого удовольствия согласилась. Японскую кухню она скорее любила. Квартира, дрянь закопченная, не продавалась. Ну отчего бы не поесть роллов?
Нелли Федоровна, сделав заказ на двоих, вытащила из красной сумки тонкие сигаретки, предложила Кукле («Спасибо, я не курю», «Нет, нисколько не мешает…»), быстро закурила, зажмурившись от удовольствия. Рассмеялась:
— Пару лет назад сидим здесь с младшей дочерью. Она требует вилку и нож. Я ей говорю: «Оля, роллы едят палочками». Она мне отвечает: «Мама, ну мы же не роллы!»
— Ребенок-то прав. — Кукла немного развеселилась. — Что же, у вас двое детей?
— Ах, — собеседница рассеянно пошевелила рукой с цветной сигареткой, — да что дети… А вот вы, к примеру, замужем?
Кукла не отрицала. Следующие сорок минут говорила одна Нелли Федоровна, Кукла слушала в состоянии некоторого общего оцепенения, забывая поедать роллы.
— Ну так мы договорились? — прощаясь, спросила ее новая знакомица.
— Да, до вечера, — кивнула головой Кукла.
Посмотрев вслед удаляющемуся брутальному автомобилю, она ловко достала завалившийся по обыкновению за подкладку сумки телефон и позвонила Коту.
— Привет, Котище! — бодро поздоровалась она. — А знаешь, куда мы сегодня идем? Не-а, не-a, не угадал. И опять не угадал. На свинг-вечеринку. Свинг! Свинг! Так, ну что за глупые вопросы! Забей в поисковик и нагугли! [30]
Кукла быстро зашагала к остановке. До вечера предстояло сделать многое.
Вот так и началась новая тайная жизнь Кота и Куклы, очень им пришедшаяся. Знакомились они строго только с семейными парами, хотя многие из членов Клуба предпочитали несколько урезанный вариант, приглашая к себе третьего: то мужчину, то женщину. Но один только раз Кукла сказала: нет, — и Кот с ней не спорил. Он вообще перестал с ней спорить, раздраженно отмалчиваться, скрываясь за газетами, скучливо отворачиваться в сторону вечером, когда пора спать и безразличное «спокойной ночи» сталкивается с холодным поцелуем в периферию щеки. Теперь у Кота был свой секрет, жгучая тайна, запретные удовольствия, и ему было хорошо. А значит, и Кукле.
В среднем с одной и той же парой они старались встречаться не более трех-четырех раз, чтобы не возникало ненужних внесемейных привязанностей. Масштабы города особо не располагали к такой переборчивости, несмотря на почти двухмиллионное население. Знакомились в интернете, перелопачивая специальные сайты, отправлялись на «выездные сессии», приглашали к себе. Считалось хорошим тоном для встреч снимать помещение, а не тащить людей в тесное семейное гнездо с кастрюлями, мусорными ведрами, запасами картофеля и фотографиями родителей, укоризненно кивающих почтенными сединами.