А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1 — страница 103 из 154

Г. В. Флоровский считает, что в понимании А. C. Хомякова соборность никак не совпадает с «общественностью» или корпоративностью: «Соборность в его понимании вообще не есть человеческая, но божественная характеристика Церкви»[999].

Автор отмечает, что нельзя обвинять А. C. Хомякова в том, что он будто бы сводит единство Церкви к одним лишь нравственным и психологическим чертам, т. е. преувеличивает значение человеческого согласия или несогласия, оставаясь в своей экклезиологии верным древней святоотеческой традиции.

Г. В. Флоровский писал, что в схемах богослова слишком много стройности. Так, история христианского Запада у него с некоторым упрощением и даже насилием уложена в схему распавшихся «единства» и «свободы» на фоне «оскудевшей любви». Тем не менее «не следует принимать эти полемические “брошюры” за то, чем они не притязали быть, – это ведь только очерк, набросок, вступление, а не система. Во всяком случае вопрос был поставлен остро и по существу»[1000].

Протоиерей Георгий подчеркивает православность взглядов А. С. Хомякова, и это при том, что в целом его книга порой гиперкритична даже по отношению к корифеям официального богословия.

Другим ярким представителем «Парижской школы» был профессор протоиерей В. В. Зеньковский. Его двухтомное фундаментальное научное исследование «История русской философии», вышедшее в свет в 1948–1950 годах, с энциклопедической полнотой раскрывает это явление.

Рассматривая хомяковское учение о типах личности, формирующихся в результате борьбы противоположных начал: свободы и необходимости, – В. В. Зеньковский считал, что в антропологии А. C. Хомякова отсутствует учение о природе зла в человеке. Он отмечал, что последний не говорил и о том, как начало свободы оказалось близким к путям зла.

Анализируя гносеологические взгляды А. C. Хомякова, В. В. Зеньковский указывает на противоречивый характер его рассуждений, но при этом выделяет три основные положительные идеи, выработанные им: учение об общей онтологичности всего познания и отвержение идеализма в гносеологии, характеристику первичных актов знания («живопознания») как актов «веры» и утверждение соборной природы познания. Именно в этих суждениях автор «Истории русской философии» видел высокую ценность, плодотворно отразившуюся в дальнейшем на развитии русской гносеологии.

По мнению В. В. Зеньковского, церковное сознание А. C. Хомякова пронизано духом свободы, его принцип «соборности», преодолевающий индивидуализм в гносеологии, в морали и в творчестве, по своему существу онтологичен.

В. В. Зеньковский приходит к выводу, что А. C. Хомяков не на словах, а на деле стремится к постижению «христианской философии», потому что для всей его мысли живое чувство Церкви и выяснение его смысла стоит вне тенденций секуляризма.

Исследованием богословских трудов А. C. Хомякова занимались не только представители «Парижской школы». Так, Сергей Большаков, будучи одним из мыслителей, критически оценивающих богословско-философское творчество А. C. Хомякова, писал преимущественно о его экклезиологии. Он посвятил этой тематике труд «Доктрина единства Церкви в учении Хомякова и Мёлера», вышедшей в Лондоне в 1946 году. Сергей Большаков отмечал, что «Хомяков, не оставивший завершенной философской системы, был оригинальным мыслителем, ни в коей мере не подражателем западных философов. Он почитал Канта, восхищался Шеллингом и многое взял у Гегеля, однако его разработка идеи рациональной воли глубоко самобытна, даже уникальна. Она отличается как от идей немецких рационалистов – таких, как Шеллинг и Гегель, так и от иррационального волюнтаризма Шопенгауэра. Его философия истории и религии, равно как и взгляды на общество, имеют множество недостатков, однако они самобытны и заслуживают изучения»[1001]. Сравнивая учения о Церкви Хомякова и немецкого богослова Мёлера, представляющего Тюбингенскую католическую школу, их работы «Символика» и «О единстве Церкви», Большаков приходит к выводу, что экклезиологические воззрения Хомякова находятся в полном согласии со Священным Писанием и трудами святых отцов. Хомяков, по его мнению, не копировал Мёлера.

Выводы Сергея Большакова подтверждаются тем, что «Хомяков и Киреевский неоднократно высказывали убеждение, что чужие мысли полезны только для развития своих собственных, философия немецкая вкорениться у нас не может»[1002].

Исследованием богословских трудов А. C. Хомякова занимались и ярчайшие представители западной католической школы XIX века. В 1978 году вышла в свет книга профессора литературы Католического университета в Милане Анжелы Диолетты Сиклари «Молитва и философия» (Перуджия, 1978), в которой содержится статья «А. C. Хомяков о молитве как жизни Церкви».

Эта статья интересна тем, что автор – одна из немногих зарубежных исследователей, за последние 50 лет обратившихся к экклезиологическому учению А. C. Хомякова. А. Д. Сиклари считает, что в богословских трудах русского мыслителя содержатся догматическое обоснование и психологический анализ молитвы. Она отмечает, что, по сотериологическому учению А. C. Хомякова, спасение христианина возможно только через смиренную молитву, возносимую ко Христу: «Молитва доходит до Христа лишь через Церковь, поскольку лишь в церковной общине осуществляется духовная связь, основанная на любви». И далее: «В Церкви человек находит себя не в бессилии своего одиночества, а в силе своего духовного искреннего единения со своими братьями, со своим Спасителем»[1003].

А. Д. Сиклари считает, что А. C. Хомяков «писал о своеволии человека, но цель философа-богослова не утверждать бессилие человека, а показать его настоящую силу. В молитве человек открывает свою Богоподобную сущность. В таинстве причастия, в котором участвует вся Церковь (живые, мертвые, ангелы), открывается подлинная сущность человека»[1004].

Защищая А. C. Хомякова от нападок критиков, указывающих, что он не дал определения истинной Церкви, А. Д. Сиклари пишет: «На наш взгляд, он оставил читателю самому найти это определение, и в этом не слабая, а сильная сторона экклезиологии Хомякова, поскольку воцерковление для него – процесс, совершаемый не умом, а верой»[1005].

Оправдывая русского мыслителя, итальянская исследовательница делает вывод: «Бог определил предназначение человека. Истинность Церкви зависит от присутствия Бога, и только Он сам мог бы дать дефиниции Церкви»[1006].

Таким образом, большинство религиозных философов, хотя и усматривают некоторые недостатки в богословской мысли А. C. Хомякова, но тем не менее считают его оригинальным мыслителем, обозначившим ряд крупных направлений, развиваемых и поныне в религиозно-философской мысли.

П. В. КалитинОб однозначно-«интеллигентской» – «комильфо» – дуально-благочестивому – Петру и всей православно-секулярной – России

Итак, со второй половины XVIII столетия – кстати, «безумно»-«мудрого» – с объективно: невольнической! – точки зрения: А. Н. Радищева (см.: «Осмнадцатое столетие») – была-не-была – систематически замерцала! – православно-имперская – по-свято: отечески– и юродственно– – модернизированная – русская культура – благодаря по-ры-ц-Ц-арски-кенотическому творчеству философов-бо-гословов-поэтов-и-риторов – во склоненной! – главе: с Московским владыкой: старцем! – Платоном (Левшиным).

Но к 20-м годам XIX века – в нашем естественно-необоженном творчестве – возобладала – однозначно-секулярная – «абсолютистская» – католико-про-тестантская! – оппозиция – с ее не столько лого-«монистическим» – сколько самозванно: «духовным» и «самоспасительным» – заклятием – с «совершенно» нигилистическим – ноу-хальнейшим! – в своей (тогда преимущественно шел-лингианской) – л-ад-ности – раболепием.

И это «классически»-ере-алис-тическое – это сверх-соблазнительно-«утешаю-щее» – вместо самой Благодати! – идолопоклонство: безоглядно-абстрактных и абсурдно-субъективистских – «едино»: «оборотнических»! – «истин»-«благ» – дьявольских прелестей! – приняли – и петрофильные «западники» – и петро-фобные «славянофилы» (не говорю о прочь-их – строго-дизъюнктивных и – самопротиворечивых – смехо-тле-творниках).

Разумеется, не стоит сомневаться – в православной содержательности чувств – И. А. Киреевского, А. С. Хомякова или Ю. Ф. Самарина – но рациональное – но диалектико-синтетическое! – «начало» – их души – и «нормально», и иде-т-ально – смешивалось – с прямо противоположным – гармонизаторским! – «концом»: католико-протестантским – выпариванием в ничто – или «чистой» «любви-добродетели» – или «чистой» «интеллигенции-веры» – пусть, и со «святоотечески»-! – «самобытным» – оправданием. В результате – православно– – по-петровски– – не-виданная! – и подлинно-русская – традиция: вызов – не явилась: не разверзлась! – да, для умеющих – лирически – каяться – да, для вполне искренних и воцерковленных, но н-есть! – не до антино-мично-истовой – не до системообразующей: Mn – не до вселичностной! – органичности – да, для крайне – с лихвою! – «положительных» – но н-есть: не стра-(ш)-стно-! – культуроносных – «славянофилов»: вне себя! Они не смогли – честь по чести – взойти – на бездонно– – мистериально– – креацинист-скую – голгофу – своего я: Аз – чтобы распнуться – не только непосредственно соборными – но и методически! – оригинальными – но и свято: юродственны-ми! – учеными – и по меньшей – хотя бы сугубо индуктивно! – признать – в том же Петре – крепкого и сурового хранителя и поборника – ортодоксально– – не Бого-убийственно-! – модернизированного – христианства – согласно – не формально-«западнически» – а конкретно: по-платоновски и пушкински! – противостоящему им – историку: Н. Г. Устрялову.