Мы будем, – призывал Хомяков, – продвигаться вперед смело и безошибочно, занимая случайные открытия Запада, но придавая им смысл более глубокий или открывая в них те человеческие начала, которые для Запада остались тайными, спрашивая у истории Церкви и ее законов – светил путеводительных для будущего нашего развития и воскрешая древние формы жизни русской… Тогда, в просвещенных и стройных размерах, в оригинальной красоте общества, соединяющего патриархальность быта областного с глубоким смыслом государства, представляющего нравственное и христианское лицо, воскреснет древняя Русь… полная сил живых и органических[1054].
Заслуга Хомякова в том, что во время увлечения грандиозными системами немецкого идеализма он пытается найти непререкаемые основания отечественного мышления. Во время, когда отсутствовали переводы Гегеля и Фихте, когда не была еще выработана собственная философская терминология, Хомяков пытается донести до соотечественников всю пропасть, лежащую между жизненостью православного мышления и рассудочной отвлеченностью западноевропейских построений.
Хомяков пишет в статье «О возможности русской художественной школы»:
Полнота и целость разума во всех его отправлениях требуют полноты в жизни; и там, где знание оторвалось от жизни, где общество, хранящее это знание, оторвалось от своей родной основы, там может развиваться и преобладать только рассудок, – сила разлагающая, а не живительная, сила скудная, потому что она может только пользоваться данными, получаемыми ею извне, сила одинокая и разъединяющая. Все прочие животворные способности разума живут и крепнут только в дружеском общении мыслящих существ; рассудок же в своих низших отправлениях (в поверхностном анализе) не требует ни сочувствия, ни общения, ни братства и делается единственным представителем мыслящей способности в оскудевшей и эгоистической душе[1055].
Русский мыслитель печется о философии жизненной, действенной, практичной. Привлекательны укорененность Хомякова в национальном быте, трезвый, хозяйственный подход к тому, что должна и может сделать Россия. Его мировоззрение необычайно трезво и удивительно прагматично. Оно жизненно конкретно, а потому не имеет стройной формы, характерной для последующих мыслителей, начиная с Соловьева. Гениальны прозрения Хомякова, высказанные попутно, в форме кратких очерков, набросков, записей между строк.
Нет нужды говорить о непосредственном влиянии Хомякова на плеяду русских мыслителей, составивших основной цвет русской философии, – В. С. Соловьева, П. А. Флоренского, С. Н. Булгакова, Н. О. Лосского, ибо факт этот не вызывает особых сомнений.
Национальный дух творчества Хомякова оказался наиболее близок Н. А. Бердяеву, В. Ф. Эрну, И. А. Ильину. Бердяев свою близость к Хомякову обозначил в работе, посвященной его личности и творчеству. Наряду с Бердяевым философы, группировавшиеся вокруг издательства «Путь», чувствовали свою творческую преемственную связь с Хомяковым и Киреевским.
Темы Хомякова: Россия и Европа, место России во всемирной истории, Православие и христианский Запад, Православие и славянский мир, пути Византии и славянства – были восприняты русскими мыслителями и решались ими на протяжении двух столетий. Хомяков оказывается актуален и в ХХ, и в XXI веке, ибо вновь и вновь на повестку дня выносится тема самоопределения, самобытности русской цивилизации перед лицом внешнего военного давления Запада и медленной экспансии Востока. Записки А. С. Хомякова о всемирной истории, или «Семирамида», – одна из первых грандиозных попыток историософского построения наряду с трудами Вико, Гердера и философией истории Гегеля. Построения русского мыслителя необычайно оригинальны. Он предложил новый метод исторической науки, опирающийся на живую художественную интуицию схватывания целостного лика, который позднее О. Шпенглер назовет «физиогномическим». Хомяков идет своими путями, не утратившими научного значения и сегодня. В «Семирамиде» содержится множество идей и наблюдений о славянской семье народов, о будущности славянского мира, о разной степени родства между индоевропейскими языками, которые позднее будут развиты в книге Н. Я. Данилевского «Россия и Европа».
Многочисленные исследователи прошли мимо того факта, что в общественно-церковных вопросах В. С. Соловьев является прямым наследником и продолжателем дела Хомякова. Проблема единства христианских Церквей, вопрос о времени и причинах возникновения догматических разногласий, церковно-политические темы были заданы Хомяковым в работе «Церковь одна», в трех статьях «Несколько слов православного христианина…» и в переписке с В. Пальмером.
Произведения Соловьева, посвященные церковно-политическим и догматическим вопросам, такие как «Великий спор и христианская политика», «Догматическое развитие в Церкви в связи с вопросом о соединении церквей», «История и будущность теократии», «Русская идея», «Россия и Вселенская Церковь» являются продолжением и развитием тем, поставленных Хомяковым. Хотя решение этих проблем виделось обоими мыслителями по-разному.
Влияние Хомякова особенно заметно в ранних работах Соловьева: «Кризис западной философии», «Философские начала цельного знания», «Критика отвлеченных начал». Э. Радлов в «Очерке истории русской философии» подчеркивает, что в этих работах Соловьев всецело стоит на почве взглядов Киреевского и Хомякова. Более того, «вся концепция Вл. Соловьева, его воззрения на задачи философии, на роль веры и т. д., оставалась всегда в полном согласии» с взглядами Хомякова[1056].
Учение Хомякова не представлено в систематической форме, но в нем содержатся в зародыше многие последующие учения самобытной русской философии: учение о культурно-исторических типах Н. Я. Данилевского, имеющее много общего с историософскими идеями Хомякова[1057]; почвенничество Ф. М. Достоевского; концепция цельного знания В. С. Соловьева, восходящая к учению Хомякова о цельности познавательных сил человека; метафизика Л. М. Лопатина, В. С. Соловьева, Н. О. Лосского, в основе которой лежат духовные монады как центры силы, восходящая к представлениям Хомякова о том, что «мир явлений возникает из свободной силы воли; но этот мир представляется как сочетание двух факторов, “всего” и момента или “атома”»[1058]; учение об объективации Н. А. Бердяева как воли, определяющей «границы субъективности человеческой в отношении к объективации или внутреннему представительству»[1059].
Журнал волевой идеи «Русский колокол» И. А. Ильина навеян учением Хомякова о велящем разуме, православном разумном волюнтаризме[1060].
Таков Алексей Степанович Хомяков – православный христианин, мыслитель, патриот. Натура цельная и могучая, не знающая страхов и упреков. У него нет религиозных шатаний и кризисов. Православная вера Хомякова – огонь неугасимый, освещающий его жизнь, творчество и мышление. Русский мыслитель был убежден:
Велик и благороден подвиг всякого человека на земле: подвиг Русского исполнен надежды. Не жалеть о лучшем прошедшем, не скорбеть о некогда бывшей Вере, должны мы, как Западный человек; но, помня с отрадою о живой Вере наших предков, надеяться, что она озарит и проникнет еще полнее наших потомков; помня о прекрасных плодах Божественного начала нашего просвещения в старой Руси, ожидать и надеяться, что, с помощью Божией, та цельность, которая выражалась только в отдельных проявлениях, беспрестанно исчезавших в смуте и мятеже многострадальной истории, выразится во всей своей многосторонней полноте в будущей мирной и сознательной Руси <…> Русская земля предлагает своим чадам, чтобы пребывать в истине, средство простое и легкое неиспорченному сердцу: полюбить ее, ее прошлую жизнь и ее истинную сущность, не смущаясь и не соблазняясь никакими случайными и внешними наплывами, которых не мог избегнуть никакой народ новой истории, создавшей неизвестное древности общество народов[1061].
Бердяев, который придавал большое значение роли Хомякова в становлении самобытной русской философии, писал:
Умопостигаемая воля русского народа, целость духа его направлена на раскрытие тайны сущего, ставит русской мысли задачи онтологические. Религиозная природа русского народа ставит перед русским сознанием задачу создания синтетической религиозной философии, примирения знания и веры, в эту сторону направляет творческую мощь нашу. Онтологическое и религиозное устремление русской философии не есть подчинение истины национальности, а есть раскрытие нашей национальностью онтологической и религиозной стороны истины.
Хомяков угадал путь творческой русской философии, положил основание традиции[1062].
В. П. КошарныйТворческое наследие А. С. Хомякова и феномен национальной философии
Н. А. Бердяев писал: «Когда в XIX в. в России народилась философская мысль, то она стала, по преимуществу, религиозной, моральной и социальной. Это значит, что центральной темой была тема о человеке, о судьбе человека в обществе и в истории»[1063]. Такой была философия славянофилов. Пройдя большую школу западного философствования, русский ум обратился к собственной жизни, к главным вопросам и интересам своего исторического бытия. Творчески переработав европейский мыслительный опыт, славянофилы заложили основы русской национальной философской традиции, в центре которой были идеи целостного знания, духа и жизни, соборности.