В своих историософских построениях А. С. Хомяков, пытаясь понять историю изнутри, определить ее внутренние, действительные причины, выделяет две антиномичные стихии, два противоположных духовных «начала»: иранство и кушитство. Таким образом, духовная история человечества у него предстает как многовариантная борьба иранства и кушитства, как реализация драматического конфликта двух противоположных духовных начал. Символ веры в стихии иранства – божество в виде свободно творящей личности. Кушитство противопоставляет этому символу стихию необходимости. Некоторые исследователи рассматривают понятия кушитства и иранства в качестве характеристик двух типов личности. Вместе с тем современники Хомякова усматривали в этих понятиях конфликт внутри личности самого Хомякова. Н. А. Бердяев назвал антиномию «иранство – кушитство» самой замечательной его идеей.
Сам же Хомяков рассматривал данные понятия в качестве особых шифров, которые не могут быть сведены ни к рассудочным (свобода – необходимость), ни к символическим понятиям. Постижение их, по его мнению, возможно лишь путем интуиции, веры. Представляется, что эти две ориентации духовности могут быть рассмотрены как в личностном, так и в историческом пространстве человека.
Нравственность, свободу и любовь как начала личности Хомяков связывал с делами, он писал: «Вера же двояка, но едина – истинная и живая. Посему неразумны и те, которые говорят, что вера одна не спасает, но еще нужны дела, и те, которые говорят, что вера спасает кроме дел: ибо если дел нет, то вера оказывается мертвою»[1280].
Учение А. С. Хомякова о соборной личности нашло продолжение у многих русских философов.
Безусловное нравственное значение человеческой личности, – писал Вл. Соловьев, – требует для нее совершенства и полноты жизни. Это требование не удовлетворяется ни простым отрицанием несовершенства (как в буддизме), ни одним идеальным причастием совершенству (как в платонизме или вообще идеализме); оно может быть удовлетворено только действительным присутствием и осуществлением совершенства в целом человеке и во всем его жизненном круге.[1281]
В наше время, когда в культуре все более утрачивается личностное начало, когда культура переходит к безличному системному основанию, учение Хомякова о человеке как личности обретает особую актуальность. Оно помогает поставить целый ряд вопросов. Может ли безличная система заменить «соборность человечества», эту живую семью, единый организм, из которого как из материнского лона рождаются новые личности? Кто же станет носителем нравственности, свободы и любви, тех начал личности, о которых писал Хомяков? Сможет ли культура как специфически человеческое пространство существовать и развиваться без них? Эти вопросы остаются пока без ответов, но они есть в нашем русском самосознании, факт рождения которого связан с явлением славянофильской идеологии.
С. И. СкороходоваПроблема творчества в философии А. С. Хомякова и И. В. Киреевского
Проблема творчества в философии И. В. Киреевского и А. С. Хомякова напрямую связана с вопросом о том идеале, к воплощению которого они стремились, ибо в творческом порыве присутствует страстное влечение к идеалу, в соотношении с которым творчество разделяется этими мыслителями на подлинное и мнимое. Объектом и субъектом подлинного творчества является прежде всего сам человек.
Еще любомудры подчеркивали «царское» положение человека в раю и выдвигали идеал «всеведения», восстановления утраченной гармонии между миром и человеком. Д. В. Веневитинов, близкий друг И. В. Киреевского и А. С. Хомякова, писал А. И. Кошелеву о том, что в первом человеке все чувства были мысли, что он все чувствовал, следовательно, все знал. «Эта мысль одна может ясно доказать, что человек носит в душе своей весь видимый мир, что субъект совершенно в объекте…»[1282]. Поэт полагал, что хотя реальность ускользнула от человека после грехопадения, но в творческом порыве возможно непосредственное «прикасание» к сердцевине, сокровенной сущности вещей и явлений. Все творчество И. В. Киреевского пронизано стремлением найти путь к преодолению падшего состояния.
А. С. Хомяков подчеркивал соборный характер подлинного творчества. Он писал, что истинный художник не творит собственною своею силою, но духовная сила народа творит в нем[1283]. Не случайно славянофилы проявили подлинный интерес к народной культуре, видя в ней исток всякого творчества вообще, основу национальной самобытности, а не плод «неучености»[1284]. Основная идея работы А. С. Хомякова «По поводу отрывков, найденных в бумагах Киреевского» сводится к тому, что человек ни в какое мгновение своего существования не является как сущий, но только как стремящийся быть[1285]. Это стремление лежит в основе творчества. И. В. Киреевский же отталкивается в своих философских построениях от индивидуального творчества в соборности, которое воспринимается им не только как способ целостного постижения мира, но и как порыв к благому бытию, в процессе которого преображается само естество человека и одухотворяется мир. Но и он подчеркивал соборный характер творчества: «Добрые силы в одиночестве не растут. Рожь заглохнет между сорных трав»[1286]. В соответствии со своей антропологией он делил творчество на внешнее и внутреннее. У А. С. Хомякова такое деление тоже присутствует.
Путь ко «всеведению», цельному, глубинному постижению мира начинается с внутреннего творчества, под которым И. В. Киреевский понимал стремление к внутренней цельности, сосредоточение, собирание всех отдельных частей души в одну силу, а затем погружение внутрь, поиск неповрежденной грехом, сокровенной основы человеческой личности, связанной с идеей нетленной, вечной, совершенной жизни. В. В. Зеньковский писал: «“Позади” сердца мы должны поместить тот таинственный центр личности, который зовут “глубинным я” или как-либо иначе. Там и находится подлинный субъект всего, что происходит в личности, – это есть “субъект”, личность в ее основе… Это закрытая сфера нашей личности, – и ее мощь, ее возможности, ее крылья – все это остается часто нераскрытым, неразвернувшимся, – порой люди только чувствуют в себе эту глубину»[1287]. И. В. Киреевский проявлял особый интерес к слову, писал о том, что в душе каждого человека есть незаметный, потерянный островок: «…снаружи камень, внутри рай!»[1288]. У него даже есть неопубликованная работа «О том, что так называемый рай есть образ внутреннего человека»[1289]. Философ замышлял объемный труд. В Библии сказано: «Царство Божие не приидет приметным образом, и не скажут, вот здесь оно, или вот там, ибо Царствие Божие внутри вас есть» (Лк. 17, 20–21), в живой вере и твердом уповании, в чистой совести и любви. И. В. Киреевский писал, что «есть какое-то слово, венец и основание всякого мышления, ключ ко всем тайнам, цель всех воздыханий человечества; <…> слово незаметно хранится в сердце, <…> лежит оно несгораемо, в вечном огне из самых пламенных чувств, из горячих дум и раскаленных образов воображения человека, к нему ведет воздушная лестница <…> по ступеням этой лестницы скользят незримые духу <…> легкие тени, которые помогают душе»[1290] и приводят к Богу. В Библии также есть образ лестницы: «И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней. И вот Господь стоит на ней…» (Быт. 28, 12). Характерно особое, почти сакральное отношение к слову И. В. Киреевского и А. С. Хомякова. Слово, «как прозрачное тело духа»[1291], должно живо передавать все его движения. А. Хомяков называет первой стихией творчества точность языка. Строгость к собственному слову, как он считал, строгость к собственной мысли, ибо бесконечно воздействие слова на мысль[1292].
Внутреннее делание, как считал мыслитель, начинается со слезной молитвы, молитвенного творчества, «духовного художества», со скромности ума, с его «плача» о себе самом, ибо истина постигается не одним рассудком, а всей духовной сферой человека, цельность которой во многом зависит от сердца. И. В. Киреевский писал, что, молясь в церкви, русский человек «не кричит от восторга, не бьет себя в грудь, не падает без чувств от умиления», он «старается сохранить трезвый ум»[1293]. Его «слезы <…> льются незаметно, <…> никакое страстное движение не смущает глубокой тишины его внутреннего состояния»[1294]. Процесс творчества связан с личностными качествами, с верой. Ум, по И. В. Киреевскому, только рабочая сила сердца. Мышление, отделенное от сердечного стремления, есть развлечение для души, как и бессознательная веселость. Одностороннее серьезное и сильное занятие науками, искусством принадлежит также к числу изощренных средств развлечения, чтобы рассеяться, отделаться от самого себя, и плоды такого творчества весьма сомнительны. Если человек не устремляется к решению вопроса о смысле жизни, если он при учености своей злое сердце имеет, то достоин сожаления и со всем своим знанием есть сущий невежда, вредный самому себе, ближнему и целому обществу. «Познание веры» славянофилы выдвигают на первый план.