Был достаточно известен как помещик-практик, пытавшийся внедрить различные усовершенствования в сельское хозяйство, изобретатель машин и приспособлений, запатентованных даже в Англии. Увлекался живописью, народной медициной, был автором экономического проекта освобождения крестьян. Колоссальная эрудиция и феноменальная память, которые отмечали все современники, широта интересов сделали Хомякова заметной фигурой в жизни русского общества[1522].
Противник Хомякова в спорах А. И. Герцен оставил яркое описание его таланта полемиста.
Так что говорить об «удивительно спокойном» протекании этой короткой и бурной жизни не приходится.
Возвращаясь к отмеченному выше факту повышенного и живого внимания А. С. Хомякова к национальным особенностям английской культуры, снова подчеркнем сложный, многоплановый характер славянофильства и самобытность его основателей.
В цикле передач Би-би-си за 2003 год, посвященным письмам Хомякова с Британских островов, как лейтмотив звучала мысль о родстве русского и английского национального характера, православия и англиканской церкви. Как подтекст или фон был явственен тон удивления по поводу того, как это вообще может быть: соотношение понятия «славянофильство» с таким, чуть ли не «европоцентристским» отношениям к англичанам, признанием выдающихся (в том числе – технических!) заслуг Западной цивилизации. На самом же деле все эти контаминации порождаются определенной не только западной, но и русской, российской зацикленностью на сугубо плоском, одностороннем понимании термина «славянофильство», к которому, объективно говоря, располагает и его грамматическая оболочка. Между тем славянофильство гораздо более широкое в своих семантических пределах понятие, ибо оно сопрягается со вселенскими, мировыми масштабами и не мыслит себя вне театра всемирной истории ни на начальном, ни в конечном ее (истории) этапах развития (Хомяков А. С; ирано-кушитская дихотомия).
Не случайно все русские мыслители XIX – начала XX века считали А. С. Хомякова зачинателем оригинальной русской мысли, получившей мировое признание. Не потому же, что чертами славянофильства являются панславизм и непримиримая вражда ко всему западному, как часто ошибочно характеризует это течение за рубежом и даже в России. Как отмечает в энциклопедической статье для словаря братьев Гранат (1893) М. О. Гершензон, «самое общее для развития славянофильства дано, конечно, противоположностью между началами общей культуры и национальной самобытности. Эта противоположность чувствуется более или менее во всех культурных странах, сказывается в приверженности англичан, французов, немцев к местным особенностям своего строя и мировоззрения. Тем сильнее оно чувствуется и сказывается в России, которая долго развивалась в стороне от главных течений общей культуры и потому выработала очень редкие особенности. <…> Собственно славянофильское направление не сводится ни к симпатии к славянам, ни на борьбу с Западом, ни на возвеличивание собственной национальности. Все три отмеченные черты в нем имеются, но соединение их своеобразно»[1523].
Мировое значение оригинального направления русской философии объясняется в том числе и тем фактором, что славянофильство выросло на благодатной почве самобытной русской культуры, впитавшей живительные соки достигшей развития западной цивилизации. И так активно проповедуемая борьба со всем западным была в какой-то степени необходима, потому что «как римляне учились у греков и в то же время порицали греков, французы восставали против своих учителей – итальянцев, немцы против своих учителей – французов, так русские протестовали против западного просвещения тем сильнее, чем более приходилось проникаться им»[1524]. По словам беспощадного критика немцев в России Ю. Самарина, Германия Канта и Гёте – второе Отечество для образованного русского.
Традиционно, в качестве западных корней славянофильства и особенно учения А. С. Хомякова рассматриваются европейский романтизм (это особенно чувствуется в «Записках о всемирной истории» и «Семирамиде») философия истории Гердера, Шеллинга, Гегеля и Ф. Шлегеля.
Европейский романтизм, в 30–40-х годах XIX столетия сдающий свои позиции, получил новое рождение в России. Это был «самобытный романтизм», также жаждущий переустроить мир, но, как у каждого народа глубинно связанный с национальными корнями, в России он стал поистине уникальным. «Надо было либо усомниться в идеалах романтизма, либо в возможности реализовать их в Европе. И русские романтики избрали второе»[1525]. Ранние славянофилы также выражали мысль о том, что будущее принадлежит России. Причем связь с романтизмом, особенно с немецким, порой не осознавалась четко. В частности, заметно влияние «Философии истории» Ф. Шлегеля на А. С. Хомякова и его учение о ирано-кушитской дихотомии культуры. По Шлегелю, два типа «взаимодействия свободы и природы» дают два типа культуры: преобладание природы характеризует «естественное образование», а свободы – «искусственное образование». Кроме того, Шлегель выделяет чувственную волю, рабски подчиненную природе, и божественную – «пребывающую в гармонии с высшим предназначением»[1526].
Мысли Хомякова о знаменитости и самобытности национальной культуры находят свое начало в следующих идеях: каждая народность выражает ту или иную сторону всемирной культуры человечества (Шеллинг); мировой дух, находя совершенное выражение в германском народе, как бы остановился у границ славянского мира, что и обусловило духовную зависимость этих народов (Гегель)[1527].
В романтизме славянофилов привлекал повышенный интерес к прошлому, не сводящийся к простому воскрешению его. Восстановление православно-славянской культуры России станет новой движущей силой исторического процесса и шагом к формированию новой всечеловеческой культуры. Речь не о славянской культуре и религиозной экспансии, а о новом единстве, включающем и ценности западной культуры, заново осмысленные и духовно обновленные[1528].
Наиболее близки Хомякову шеллингианская тема свободы и реализации идеала мировой гармонии в истории, гегелевское рассмотрение истории через противопоставление свободы и необходимости. Естественно, расхождение в схемах исторического процесса русского и немецкого мыслителей существенны. Но здесь мы не преследуем цель проследить их досконально, так как это задача отдельного исследования. Безусловно, нельзя говорить о простой экстраполяции идей, скорее, о новой их жизни, получившей оригинальное и завершенное развитие в условиях самобытной русской культуры. Заканчивая краткий обзор европейских корней славянофильства, остановимся на таком труде Гердера, как «Идеи к философии истории человечества», не потерявшем своей актуальности и поныне. Особенно близко Хомякову было отношение к каждому народу как к члену семьи человеческой. Гердер отводил славянам немаловажную роль в истории и предсказывал им большое будущее. «Истина, красота, любовь – вот цели, к которым всегда стремится человек… в итоге… каждая личность увидит центр, к которому сходятся все пути»[1529].
По словам Гершензона, славянофильство давно разложилось, потому что против него была направлена социологическая трактовка истории. Подчеркнем, что это касается в первую очередь славянофильства как идейного направления в русской философии, но не самих идей, которые, пройдя через временную призму почти двух столетий, постоянно возрождались, и каждый исторический период находил в них свое уникальное измерение. Любопытно отметить, что интерес к славянофильству вообще, и к творческому наследию А. С. Хомякова в частности, не иссякает на Западе. Как в свое время многие произведения великого русского мыслителя не были опубликованы в России, так и в ХХ веке в основном все исследования его творчества велись в Европе. Что же может так привлекать западных мыслителей в, казалось бы, чисто славянском, почти идеологическом учении? На наш взгляд, ключевыми моментами, как ни парадоксально, являются соборность и вселенское понимание Церкви.
Хомяков выстроил законченную теорию Церкви. Духовное неустройство европейского общества объясняется заблуждением в понимании истинного смысла христианства. Раскол между католицизмом и православием произошел вследствие нарушения заповеди любви и самовольного искажения католиками Символа веры. Утратив любовь, они прибегли к единению через закон и власть. Церковь в католицизме построена по схеме государства. То есть католицизм – единство без свободы, точнее сказать, отсутствие единства, или механическое единство. Что касается протестантизма, то церкви в собственном смысле здесь нет. Иначе говоря, это свобода без единства. Истинная церковь, по Хомякову, «одна» и обладает двумя непреложными условиями – соборностью и общенародностью. Мистическая целостность церкви поддерживается не одним духовенством, а охраняется Благодатью. Сам народ старается, чтобы вера его была неизбывна, поскольку в народе заложены основы соборности. Истинная Церковь потому и имеет вселенское значение, что она соборна и едина.
Христианство является подлинным воплощением иранского начала. Бог настолько близок человеку, что может и готов свободно воплотиться в человеке. Цельность и свобода духа разбиты рационализмом. Христианство в лице католицизма искажено вторжением в него кушитских начал. Европейский индивидуализм не может быть, в отличие от общинности русского народа, основой истинной веры. Церковь должна олицетворять богочеловеческое единство. Если государство – механизм, то церковь – организм, универсальный и абсолютный. Подлинное христианство делает верующего свободным, верующий не может следовать произволу, «оправдание своей свободы он находит в „единомыслии с Церковью“