[427]. А своему «старому товарищу и другу» 68-летнему Ф. Н. Глинке барон писал 8 июня 1854 года: «Возвышенное, вполне поэтическое направление Вашей поэзии полезно в высокой степени; ибо возбуждает к прекрасному, возвышенному. Награда совести убеждением в пользе в настоящем бренном мире и возмездие в нетленном вечном. Продолжайте подвизаться, пока не ослабнут струны Вашей лиры! Это высшее Ваше признание на служение царям и Отечеству»[428].
Оба поэта считали природу поэзии священной. Ф. Н. Глинка в 1826 году выпустил сборник «Опыты Священной поэзии». А. С. Хомяков в стихотворении 1827 года «Поэт» рассматривает рождение художника слова как органическое явление в мире Божьем, одухотворяющее земную жизнь:
Все звезды в новый путь стремились,
Рассеяв вековую мглу;
Все звезды жизнью веселились
И пели Божию хвалу.
Одна, печально измеряя
Никем незнаемы лета, —
Земля катилася немая,
Небес веселых сирота.
Она без песен путь свершала,
Без песен в путь текла опять,
И на устах ее лежала
Молчанья строгого печать.
Кто даст ей голос?.. Луч небесный
На перси смертного упал,
И смертного покров телесный
Жильца бессмертного приял.
Он к небу взор возвел спокойный,
И Богу гимн в душе возник:
И дал земле он голос стройный,
Творенью мертвому язык.
Ф. Н. Глинка был также уверен, что жизнь произведениям искусства дается свыше, художник же является лишь умелым талантливым или гениальным исполнителем всевышней воли, определенным для творчества Богом. В стихотворении «Доля поэта» он писал:
Когда дары Свои Всевышний
На землю щедро рассыпал,
Поэт, как будто в людстве лишний,
Сироткой в стороне стоял. —
Когда же Бог распределил земные блага между людьми, —
«А что же мне? – сказал поэт. —
Им лавры, честь и счастья розы!..».
– Тебе, – сказал с любовью Бог, —
Два дара лучших я сберег:
Тебе, мой сын, восторг и слезы!..[429]
Не случайно в стихотворении Ф. Н. Глинки Бог называет поэта «мой сын». Священную природу поэзии раскрывает и А. С. Хомяков в стихотворении «Вдохновение» (1833):
Лови минуту вдохновенья,
Восторгов чашу жадно пей,
И сном ленивого забвенья
Не убивай души своей!
Лови минуту: пролетает,
Как молньи яркая струя,
Но годы многие вмещает
Она земного бытия.
Но если раз душой холодной
Отринешь ты небесный дар,
И в суете земли бесплодной
Потушишь вдохновенья жар;
И если раз, в беспечной лени,
Ничтожность мира полюбив,
Ты свяжешь цепью наслаждений
Души бунтующий порыв, —
К тебе поэзии священной
Не снидет чистая роса,
И пред зеницей ослепленной
Не распахнутся небеса;
Но сердце бедное иссохнет,
И нива прежних дум твоих,
Как степь безводная, заглохнет
Под терном помыслов земных.
Н. А. Котляревский, говоря об органической слиянности историко-богословских и славянофильских убеждений поэта с его эстетическим мировидением, справедливо отмечал: «Хомяков был певцом тех настроений, чувств и мыслей, в которые облеклась в его годы эта национальная идея. Во всех его сочинениях, даже самых ученых, чувствуется этот поэтический фон, на котором проступают мысли богослова и историка. И когда после серьезной беседы с Хомяковым берешь в руки томик его стихотворений, то все рассказанные на его страницах образы слагаются в одно поэтическое видение, которое должно подтвердить нам истинность размышлений ученого, подтвердить не новыми доводами, а пафосом истинно-художественного впечатления»[430].
Рассмотренные биографические параллели и связи, особенности мировидения и богодухновенность поэтического творчества Ф. Н. Глинки и А. С. Хомякова позволяют не только обратить внимание на общность их духовно-эстетических взглядов, но и расширить литературно-исторический контекст в изучении жизни и творческого наследия этих двух замечательных представителей русской национальной культуры XIX столетия.
А. Д. КаплинД. А. Хомяков как мыслитель и истолкователь «славянофильского» учения А. С. Хомякова
А. С. Хомяков традиционно считается основоположником так называемого «славянофильства» («раннего», «истинного», «классического»), которое, по-видимому, явилось первой и едва ли не единственной в XIX веке соборной попыткой небольшой группы из светской части русского образованного слоя осмыслить историю русского народа как православного духовного организма. Естественно, что источником славянофильской идеи исторического развития России было православное мировоззрение славянофилов[431].
Но в этом качестве западнически настроенным верхним слоем российского общества и их представителями – философами, историками (преимущественно либеральных идеалов) славянофилы, как религиозные мыслители, поняты не были, а следовательно, судили их только за превратно толкуемые общественно-политические взгляды, которые для славянофилов никак не могли быть определяющими.
Малоафишируемые, но поистине неоценимые (и не оцененные по достоинству до сего дня) усилия по сохранению наследия А. С. Хомякова, уточнению нюансов его биографии, переводу, изданию, истолкованию и разъяснению его сочинений и переписки были предприняты на протяжении нескольких десятилетий (по сути, с юношеского возраста) его старшим сыном Димитрием Алексеевичем (27.9.1841–18 03 1919.[432]), русским православным мыслителем второй половины XIX – начала XX века[433].
Д. А. Хомяков был настолько бережен и принципиален в отношении адекватного понимания наследия своего отца, что не оставлял без ответа несправедливые заключения (и даже замечания) известных, популярных толкователей, которые могли ввести в заблуждение неискушенного читателя (см., например, [24]).
Его опубликованное наследие сравнительно невелико и, пожалуй, могло бы уместиться в одном томе[434]. Следует иметь в виду, что значительная часть сочинений Д. А. Хомякова была напечатана в мало кому сейчас известном харьковском журнале «Мирный труд» (1904–1914), существование которого сознательно замалчивается до сих пор. Другие статьи Д. А. Хомяков также публиковал в изданиях (в основном периодических, малотиражных) или в отдельных брошюрах, которые оказались впоследствии не всегда доступными даже специалистам («Русский архив», «Православное обозрение», «Религиозно-философская библиотека»). Некоторые его (или написанные с его участием) письма, имеющее важное общественное значение (в «Московских ведомостях», например), еще не введены в научный оборот. Часть его переписки была опубликована за рубежом, в издании, практически недоступном современному читателю [27]. Необходимо учитывать, что Д. А. Хомяков большей частью свои сочинения не подписывал полным именем, ограничиваясь «Д. Х.». И лишь немногие знали, чье имя стоит за этими буквами[435].
К тому же заметим, что первое, наиболее систематическое изложение Д. А. Хомяковым разъяснение славянофильских воззрений («Опыт схематического построения понятия “самодержавие”») первоначально было опубликовано в 1899 году в Риме лишь на правах рукописи в количестве всего 50 экземпляров[436].
Празднование 100-летия со дня рождения отца и отклик общественности на это событие позволили Д. А. Хомякову сделать вывод, что истинного уяснения значения А. С. Хомякова в истории русского просвещения еще не произошло, ибо не произошло по-настоящему понимания его учения. А «славянофильство», по Д. А. Хомякову, есть «настоящее русское», «православно-русское» мировоззрение. Правда, А. С. Хомяков «в сущности… обработал лишь то, на чем зиждется все мировоззрение его: Православие, как вероучение Церкви и как основа русского просвещения. Но с этим светочем в руках он освещал почти все вопросы, которые может задать себе мыслящий человек, желающий понять исторические судьбы человечества в прошедшем и настоящем и извлечь из них назидание для будущего. В этом заключается отличительная черта его учения: оно всесторонне, т. е. не оставляет внимательного читателя в неведении, как смотреть на то или другое явление с точки зрения им избранной» [5, 164].
В то же время Д. А. Хомяков отнюдь не считал, «что вопросы, освещенные светом “его (А. С. Хомякова. – А. К.) понимания”, не требуют еще большей детальной разработки. Наоборот: они напрашиваются на таковую, дабы путем этой разработки, расклубления, сделаться удобоусвояемыми для тех, кто не может довольствоваться одним, хотя и очень ясным, общим указанием начал» [там же, 165]. И несмотря на то, что, «по-видимому, А. С. Хомяков строго выработал свое учение о православии и православном понимании; но и оно несомненно только тогда может быть признано вполне глубоким и верным, когда из него можно будет извлекать все новые и новые приложения ко всем явлениям, входящим в область вечно развивающейся жизни. Тем более дают пищи для разработки, так сказать, побочные, прикладные стороны его учения» [там же].