Русский мыслитель еще в середине XIX века обозначил соборную суть массовой коммуникации, теория которой стала разрабатываться с распространением таких средств, как печать, кинематограф, радиовещание, а основное развитие получила с началом массового телевещания. Эта современная теория вобрала в себя понятия многих наук, например, «субъект», «объект», «текст», «канал коммуникации», «прерванная коммуникация», «разорванная коммуникация», «отложенная коммуникация», «эффект бумеранга». Все они так или иначе связаны с рядом положений, сформулированных А. С. Хомяковым в его статьях о путях развития России во взаимодействии с другими культурами, представляющими нескончаемую творческую и инновационную деятельность человека.
Понятия и сущности «природа», «человек», «общество», «деятельность», «научное знание (истина)», «культура» связаны глубокими взаимозависимостями. В общую систему связей русские мыслители включали всегда и нравственность в глубоко духовном понимании этого слова. Без нее деятельностное начало, достигнув определенных вершин технической или научно-рационализированной культуры, теряет свой жизненный вектор. Но это начало невозможно без явлений, обозначаемых понятием «коммуникация» (от лат. communicatio – сообщаю, что значит делаю данный факт, случай, явление, мнение о них общим, тем самым соучаствую в самом процессе развития нового, новости). В деятельности человека и общества новое и информация о нем должны входить в высший ряд добывающих материально-духовных действий, а низший – это упорядочивающие (ритуальные) и обрабатывающие действия, в которых исторически, в соответствии со становлением человека разумного усиливается духовное начало.[920]
Добывающие действия носят характер открытия. М. М. Бахтин употреблял для обозначения открытия понятие «изобретение», то есть «обретение извне». В нашем контексте это является обретением из нового в главном смысле данного греческого термина, используемого и для обозначение деяний, о которых говорится в Новом Завете.
Художественный и публицистический тексты, несущая их коммуникация (изустная, печатная, электронная) и должны являться таким открытием, обретением для читателя и зрителя посредством слова, зримого образа. Коммуникация поэтому призвана быть действительно со-общением личностей, индивидуумов, участвующих в диалоге. Это участие может проявляться или активно, посредством личных высказываний и текстов, личной аргументации и выводов, или же пассивно (невербально, незнаково, на уровне эмоций).
Подобная кажущаяся пассивность как бы откладывает на время (в случае образности полученного сигнала) ответный акт коммуникации, но не прерывает ее. Сообщение перестает быть со-общением, когда текст схематичен, назидателен, сугубо рационален. Подобная прерванная или разорванная коммуникация, как отмечают исследователи, может впоследствии отразиться в соответствии с эффектом бумеранга на ее субъекте.
Коммуникация пронизала ныне все сферы деятельности человека, она заполняет его досуг, вводя в иные культуры, возвышая культуру собственную, национальную (как путем диахронных соприкосновений с традициями – отдельная хомяковская тема, так и посредством синхронного диалога творческих личностей), становится разумной оболочкой Земли, ноосферой. Но всегда ли она является этой разумной оболочкой?
Русское слово «добыть (до-быть)» означает достать, то есть доложить до бывшего в пользовании, имеющего честь быть, дополнить, доставить. Так же как забыть, избыть – оставить позади, поместить вовне. Развивая эту мысль, отметим, что слово «забавить» означало исстари «заставить забыть», «забыться». Для этого придумывались «забавы», «байки». Именно это сейчас изобретают в немыслимых количествах печатные и электронные СМИ. Их задача – не открыть новые миры, а помочь забыться в существующем мире и бытии.
Характерно, что уже в середине XIX века забавность, скандальность, анекдотизм стали в развивающейся печатной коммуникации главной новостью, оттеснив не без влияния западных образцов основную метакультурную, сакральную функцию коммуникации на задний план. А. С. Хомяков писал в то время: «Мы отложили работу о совершенствовании всего своего, ибо в нас внушали любовь и уважение только к чужому, и это стоит нам нравственного уничижения. Родной язык не уважен; древний наш прямодушный нрав часто заменяется ухищрением; крепость тела изнеживается; новость стала душой нашей; переимчивость овладела нами».[921]
Очень чуткий к языку, к богатой семантике и образности русского слова, А. С. Хомяков не случайно выделил курсивом тезис «новость стала душой нашей». Он имел в виду не ту новость, которая воодушевляет личность и весь народ (в новейшей нашей истории – это победа в войне, целина, освоение космоса, трудовые подвиги, научные открытия и спортивные победы). Он говорил о новости, иссушающей душу и в результате усредняющей человека, убивающей его внутренний мир. Для личностей, обладающих богатой духовностью, собственным мировоззрением и мирочувствованием, подобная коммуникация перестает быть сообщением и ведет к разобщению индивидуумов. Она перестает быть добывающей деятельностью, культурой в собственном смысле этого слова (разработка и культ почвы, почитание и духовное обогащение национальных традиций).
Диалогичность, по мнению А. С. Хомякова, не может существовать без создания естественной и гармоничной, а не иллюзорной и рационализированной среды этого общения. Философ и поэт мыслил сообщение людей и на макроуровне как деятельностный диалог обществ, культур и цивилизаций, и на микроуровне как беседу и спор отдельных граждан общества, объединенных общими интересами групп. В обоих случаях в ходе диалога, беседы или спора должна проступать истина, обозначаться нравственная позиция, побуждение к действию. Все это в свою очередь способствует возникновению нового витка творческой деятельности человека.
В сконцентрированном виде взгляд на эффективность коммуникации вследствие ее диалогичности и смешения официального и обыденного пластов речи, «логического» и «жизненного», научных доказательств и живознания содержится в предисловии А. С. Хомякова к первой книге журнала «Русская беседа» (апрель 1856). Он пишет здесь, что «Беседа» определяет свое значение самим именем своим. Это должна быть простая, искренняя, непритязательная русская беседа обо всем, что касается просвещения и умственной жизни людей. Поднимаемые темы, по его мнению, должны предполагать спор. О том, как умело и эрудированно вел спор сам А. С. Хомяков известно из ряда воспоминаний и суждений о нем, в частности, А. И. Герцена, называвшего его «совопросником века» из приводившего суждение П. Я. Чаадаева: «Во всем племени говорит один Хомяков»[922]. М. П. Погодин же писал: «Хомяков сказывает вам новые прекрасные вещи обо всех предметах. <…> Слушайте и благодарите его. На один предмет, видно, он устремиться не может. Такова особенность его таланта, таков сгиб его ума, таково свойство его характера».[923]
Без спора, как считал А. С. Хомяков, беседа «жива быть не может». Наступает время критики, и надо, наконец, задуматься о тайне «русского духа», который «создал самую русскую землю в бесконечном ее объеме. <…> Русский дух понял святость семьи и поставил ее, как житейскую и незыблемую основу всего общественного здания; он выработал в народе все его нравственные силы, веру в святую истину, терпение несокрушимое и полное смирение. <…> Нам предлежит подвергнуть все шаткое здание нашего просвещения бесстрастной критике наших собственных духовных начал и тем самым дать ему несокрушимую прочность».[924]
Такие задачи, неподъемные для совсем небольшой группы зачинателей нового журнала, ставил А. С. Хомяков в области содержания предстоящей журнальной коммуникации. Ее эффективность он видел в критическом рассмотрении национальных основ бытия, очищения их от внутренне чуждых заимствований и «лжи западного мира», в возвращении к основам веры. Поэт и мыслитель настаивает на диалогической форме этого процесса, когда убеждения усваиваются с помощью как рациональных аргументов и фактов, так и образных сравнений, элементов сатиры и юмора.
Относительно вновь организуемого журнала ставились такие задачи: критика, рассуждения, исторический рассказ, повесть, стихи – все это должно входить в состав журнала, так как формы «человеческой беседы неисчислимы». Как бы предвидя нынешнюю печатную и электронную коммуникацию, заполненную развлекательными и юмористическими текстами, без которых, по мнению современных коммуникаторов, и часа не проживет нынешний россиянин, А. С. Хомяков обращался к россиянину своего времени: «Но тебе, конечно, случалось не раз, любезный читатель, проводить с друзьями вечера, на которых не было рассказано ни одного анекдота, не пропето ни одной песенки, и все-таки вечера оставляли в тебе приятные и добрые впечатления, и ты не роптал, а был доволен»[925].
Автор предисловия к журналу предлагает читателю принять как данность то, что в беседе (мы бы сказали: в коммуникации. – В. Б.) может не случиться анекдотического или поэтического вдохновения. «Слово: не имеется, право, лучше пошлой повести и плохого стиха»[926]. А. С. Хомяков со свойственных ему глубоко патриотических позиций призывает не входить в «самоуничижение пред мыслью иноземною». (В настоящее время именно иноземные принципы организации и структурирования текстов главенствуют в печатной и электронной коммуникации.) При разрешении почти всех занимаемых вопросов, писал он, журнал не считает себя вправе обходить требования нравственной правды, он будет противостоять «пустодушию европейского просвещения».