Характерно, что в ряде книжек «Русской беседы» А. С. Хомяков выступал и как поэт, и как публицист, и как историк, научный исследователь и переносил из самой жизни на коммуникацию свой опыт и образ[927] пытливого и эрудированного собеседника, художника устного слова. Идеи общественного развития он облекал и в научную, и в публицистическую, и в сугубо художественную форму, не давая читателю соскучиться. Даже в разделе «Смесь» помещал произведения, несущие славянофильские идеи, выстроенные в форме диалога, что, по его мнению, должно было усиливать эффект сообщения, соборности.
В основе этого эффекта лежала глубокая связь высокого и низкого, логического и жизненно-эмоционального как в самом построении речевой коммуникации, так и во внутреннем их содержании. Эта связь потеряла бы свою значимость и духовный смысл, если бы подобное разнообразие («смесь») лишено было нравственного сообщения, нравственной связи журналистов, авторов текстов с читательской аудиторией. Сообщение происходит, когда коммуникация не нацеливается преимущественно на освещение развлекательных, сенсационно-разоблачительных или анекдотических тем и ситуаций. Против откровенной эксплуатации такого материала резко выступал автор и издатель А. С. Хомяков. Он понимал, что это особенно цинично и недопустимо, когда общество переживает период исторического перелома, социально-экономических реформ, пересмотра человеческих ценностей, становления национальной идеи в новых условиях.
Назрела необходимость изучения наследия создателя всеобъемлющей отечественной концепции диалога цивилизаций эстетико-публицистической системы славянофилов. Современная Россия занята поиском национальной идеи, но многие печатные и электронные издания строят свою коммуникацию с аудиторией преимущественно на западных примерах легкого, необязательного, щекочущего нервы диалога, не свойственной русской культуре греховной образности и непременной анекдотичности.
Важно подчеркнуть, что диалогичность высокого и низкого, глубоких общественно-политических, научных начал коммуникации и ее смеховых аспектов в книгах «Русской беседы» проявлялись двояко: с одной стороны, диалогичность структурная, по отношению к каждой книге журнала, а с другой – диалогичность внутри определенных текстов, помещенных в каждую книгу, определенная их перекличка, полифонизм.
Первая разновидность диалогичности проявляется во всех книгах «Русской беседы» (1856–1860). Об этом свидетельствует сама рубрикация издания, названия его разделов: «Наука», «Критика», «Обозрение», «Жизнеописания», непременная «Смесь». Функцию своеобразных поэтических «передовиц», задающих высокий тон разговора, выполняли, как правило, стихотворения самого А. С. Хомякова.
Характерными примерами второго вида диалогичности можно назвать «Разговор в Подмосковной», автором которого был А. С. Хомяков (опубликован во второй книге журнала за 1856 год), «Письмо к издателю А. И. Кошелеву» В. Даля (1856. Кн. III), «Голос заграничного продавца. Об устройстве русской книжной торговли» (письмо издателю А. И. Кошелеву)» (1858. Кн. IV), «О правде и искренности в искусстве. По поводу одного эстетического вопроса. Письмо к А. С. Х-ву» – автор А. Григорьев (1856. Кн. III).
Благодаря диалогичности журнальной коммуникации, организованной в форме писем в редакцию, спровоцированных диспутов в драматургических сценках, стихотворной полемики (А. Хомяков – К. Аксаков) журнал стал явлением в общественной жизни России середины XIX века. Многие поднятые в нем вопросы становления до– и послекрепостной России, опоры на самобытные традиции и православную веру актуальны до сих пор.
Высоким словом и активным деянием отвечал А. С. Хомяков на «вызовы» своего постдекабристского и предреформенного времени, предвосхищал пути решения многих проблем нашего поставгустовского и в который уже раз предреформенного часа.
Раздел 8А. С. Хомяков в культурной памяти России
Н. И. ЗлыгостеваА. С. Хомяков и почвенническая традиция в русской культуре
В обширнейшем философском наследии А. С. Хомякова особое место занимает историософская публицистика. Проблемы, поднятые в ней, и сегодня живо волнуют и трогают тех, кому не безразлична судьба России. Более того, именно сейчас его размышления о Западе и России, о русской интеллигенции и о ее вине перед русским народом особенно актуальны. Именно славянофилы, прежде всего Хомяков, во многом определяли отношение к этим вопросам в русском обществе и литературе.
В статье «Несколько слов о философическом письме» А. С. Хомяков с горечью пишет о том, что П. Я. Чаадаев прав, утверждая, что наше общество составляет теперь разногласия понятий. Но при этом тот же Чаадаев не замечает, что эти понятия прививаются нашему обществу разномысленными воспитателями.
Хомяков обращает внимание на то, что в начале XIX века тревожило не только русских мыслителей, но и литераторов, а именно: заимствованные «понятия расстраивали нас с нашими собственными».
Чацкий, Онегин, Печорин – олицетворение той части русского юношества, которая была образована «не только в мыслях о Западе, но уже собственно в западных мыслях». Воспитанные вне традиционной строгой морали, без ясных и твердых воззрений, без нравственных убеждений, они становились вечными скитальцами, ищущими в смене идей и впечатлений обретения пусть и временной жизненной цели, но так и не находящими ее.
Трагедию русской интеллигенции Хомяков видит именно в ее беспочвенности, в отрыве от национальной религиозной основы, в бесплодном и разрушительном увлечении западными идеями. Для него, равно как и для К. С. Аксакова, очевидно то, что мы ничего не можем прибавить к общечеловеческому просвещению, если будем заботиться только о том, как нам догнать Европу. «Мы, русские, ничего не сделали для человечества именно потому, что у нас нет, не явилось, по крайней мере, русского воззрения».[928]
Мысли А. С. Хомякова о трагизме русской беспочвенности нашли свое преломление в творчестве очень разных русских писателей: Ф. М. Достоевского и И. С. Тургенева. В тургеневских «Отцах и детях» конфликт Базарова и Кирсанова – это вовсе не конфликт поколений, а столкновение двух идей, противоречащих друг другу. Внешне между ними объединяющего больше, чем разъединяющего: оба западники, оба вполне равнодушны к религии и к своему народу, но они смертельно ненавидят друг друга.
Такая же глубочайшая идейная неприязнь разделяет сына и отца Верховенских в «Бесах» у Достоевского. Они, как и тургеневские герои, близки друг другу своей беспочвенностью и идейностью и так же ведут друг с другом бесконечную и бессмысленную борьбу, в которой нет и не может быть победителей. В отличие от Тургенева, у Достоевского Степан Верховенский находит в конце концов то истинное убеждение, в котором обретает утешение его душа, успокаиваются бесплодные притязания разума, – веру в Творца. Это именно то, о чем говорит в своей статье и А. С. Хомяков: «Истинное убеждение скромно удаляется от тех, которые его не понимают, не унижает себя раздором за мнения»[929]. Понимание Хомяковым Православия как основы русской почвенности разделяется многими его последователями не только в XIX, но и в XX веке. Так, русский философ Г. Федотов отмечал, что у русской интеллигенции идейность всегда замещала религию и этот отрыв от национальной духовной почвы неизбежно приводил к нигилизму, свойственному каждому поколению русской интеллигенции, в котором отрыв становился «срывом отчаянья, безверия от невыносимой тяжести взятого на себя бремени: когда идея, висящая в воздухе, уже не поддерживает падающего, уже не питает, не греет и становится, видимо, для всех призраком».[930]
Именно в духовном оскудении, в забвении национальных основ видел трагедию русской интеллигенции и русского народа и другой русский религиозный мыслитель П. Флоренский.
Тревожные вопросы, поставленные А. С. Хомяковым: «Зачем вершины нами открываются от подножий? Зачем они живут как гости на родине, не только говорят, пишут, но и мыслят не по-русски?»[931], – в русской литературе, следующей почвеннической традиции в XX веке, обрели новое звучание. Это было обусловлено прежде всего трагическими событиями 1917 года, позволившими многим русским интеллигентам понять, чем обернулась для России их борьба за торжество безбожных идей.
Трагедию всеобщего хаоса и разлада, возможно, никто не отразил с таким пониманием и глубиной, как великий русский писатель И. С. Шмелев. Столкновение идей разделило русское общество, восстановило людей друг против друга, привело к ужасающему взаимоистреблению. Возрождение России для писателя возможно лишь через возвращение к религиозным истокам, к идее Святой Руси. Только через веру возможно воцерковление, обретение утраченного духовного единения. Мысль очень близкая и многим нашим современным писателям, таким как В. И. Белов, В. Г. Распутин, В. Н. Крупин. В их прозе и публицистике все те же больные вопросы о будущем русского народа, о его нравственном бытии, о его духовных исканиях, которые еще в начале XIX века поставил перед русским сознанием А. С. Хомяков.
Н. В. СоминХомяковская горка в Воздвиженске (Н. Н. Неплюев – продолжатель социальных идей А. С. Хомякова)
В 1886 году на хуторе Воздвиженск Глуховского уезда Черниговской губернии был установлен, по-видимому, единственный в России памятник Хомякову. Это была «Хомяковская горка» – довольно высокий искусственный холм. Винтовая лестница вела на вершину горки к резной беседке с куполом. У подножия горки на каменном пьедестале была установлена скульптура ангела и тут же – бронзовый горельеф Хомякова, под которым помещалась металлическая плита с надписью «Христианину-поэту и глубокому мыслителю Алексею Степановичу Хомякову». А чуть ниже стихотворная эпитафия: