. докладную записку заведующего Тульским губернским музеем В. Городецкого о реорганизации управлением музейно-краеведческим делом в Тульской губернии)[974], получивший название «Художественно-исторический музей имени А. С. Хомякова»; заведовал им Федор Алексеевич Челищев. По определению Тульского губмузея, музей в селе Богучарово Севрюковского исполкома был определен как музей быта, памятник усадебной культуры XVIII – 40-х годов XIX столетия.[975]
Охранная грамота за подписями М. Н. Покровского и Н. И. Троцкой была дана музею 10 мая 1920 года.[976]
Первоначально в музее был только один сотрудник – Ф. А. Челищев. По состоянию музея на 1922 год сотрудниками в нем числились: Челищев Ф. А., хранитель, специалист по вековой старине, образования высшего; Турчанинова М. А., уборщица, и Борсков Ф. И., сторож.
Судьба Богучаровского музея, как и всех музеев-усадеб, не была проста. Спокойной постановке дела мешали мобилизация сотрудников, безденежье, претензии местных властей и, конечно, кражи и грабежи. 26 февраля 1920 года, по докладу художника-инструктора Тульского губернского музея П. Д. Покаржевского, был обокраден Богучаровский музей. Казалось, что похищены предметы, «имеющие чисто хозяйственное значение». Однако при обыске у местных жителей были найдены «старинные иконы, пуд старинного серебра»[977]. Как и повсюду, на помещения музея претендовали местные учреждения. В усадебном доме находилась сцена просветительного кружка, который стремился получить еще и помещение для читальни. Никакие правила противопожарной безопасности не соблюдались, охраны в музее фактически не было. Кроме самого заведующего, в музее состояло двое сотрудников: истопница и сторож. После инспекции, очевидно, встал вопрос о необходимости принятия срочных мер по сохранению как самого музея, так и особо ценных музейных предметов. П. Д. Покаржевским было предложено «изъять в Тульский музей фотографии с фресок Микель Анджело, гравюры Пиранезе, старинный ковер, французские крашеные фотографии – карикатуры на лица и события 1812 года, и некоторые книги».[978]
Тогда же была высказана мысль о необходимости составления музейной описи. После доклада Покаржевского Губмузеем (губернский Отдел по делам музеев) было принято постановление: «Богучарово сохранить как бытовой музей. Обратиться в центр с просьбой возвратить серебро; предоставить помещение для читальни по обследованию этого вопроса на месте; относительно изъятия предметов обратиться в центр; назначить еще одно лицо – помощника хранителя, который бы в случае перехода всей усадьбы в распоряжение губнаробраза (губернского Отдела народного образования. – Н. З.) мог бы быть и управляющим; в целях сохранения общего вида усадьбы (парка, прудов) просить Губнаробраз взять ее в свое распоряжение»[979]. 15 марта 1923 года по распоряжению Наркомпроса Богучарово было внесено в сеть государственных музеев.
Однако судьба местных музеев, да и всего краеведческого движения, была уже предопределена временем. 31 марта 1923 года Тульским губрозыском был арестован Челищев[980], причем на запросы Тульского художественно-исторического музея и Главнауки ответа от губрозыска не поступило. Очевидно, арест Челищева повлиял на судьбу музея, так как в апреле 1923 года было принято решение о его закрытии, а в мае 1923 года музей был расформирован. Челищев в том же году был освобожден из-под ареста и отправлен в ссылку. (Он умер 12 января 1942 года во Владимире.)
Тульские краеведы предпринимали попытки отстоять целостность музея как памятника культуры. Сохранилось письмо заведующего Губмузеем А. Н. Соболевского в Народный комиссариат по просвещению, в котором автором были высказаны различные предложения об использовании музея в целях школьного и внешкольного образования, изучения различных вопросов, связанных с историей крепостного права, быта, прикладного искусства, материальной и духовной культуры. Огромное значение Соболевский придавал архиву и библиотеке имения. По поводу библиотеки он писал: «Особенного внимания заслуживает библиотека, в большинстве своем иностранная, дающая по своему подбору книг редкую картину прогрессивного роста общественного самосознания, начиная с XVIII века (вольтерианство, масонство, великая французская революция, либерализм, западничество и славянофильство), беглый осмотр которой представляет интерес для экскурсий, так как дает ясное представление о течениях русской мысли и влиянии на нее запада»[981]. И все же вынужден был признать в этом письме, что в целом из-за своей запущенности музей производил на посетителей неблагоприятное впечатление, «что давало повод говорить о закрытии музея или переносе его в Тулу», что все равно «было бы равносильно его уничтожению».
Несмотря на принятое решение о закрытии музея, он, находясь в ведении Тульского Губполитпросвета, некоторое время еще существовал на своем месте как Музей 40-х годов XIX столетия. Богучаровскому музею «повезло». На письменный запрос Ольги Беэр, заведующей музея в Петрищеве Белевского уезда в усадьбе А. П. Елагиной, где разместилась детская коммуна, заведующим Унаробразом (уездным отделом народного образования. – Н. З.) Джулиным была наложена следующая злопыхательская резолюция: «Можно быть “культурниками” в духе Победоносцева, можно умиляться над следами зверства башибузуков, но сохранять сожженные Сацуны <…> как исторические памятники “прошедшей культуры”, и обосновывать сие интересом к памятникам значит обнаруживать полное отсутствие всякого присутствия гражданского чувства элементарной справедливости. Реставрировать церкви мы не станем, дворянская же триипостасная культура да будет проклята со всеми нашими врагами и ее защитниками. А в усадьбе, в конце концов, поставим двигатели, авось, ребята, получившие там и образование и обучение, со скрежетом зубовным загнут истинно русское выражение в память православия, самодержавия и народности, столь любезных апологетке славянофильства, этих трех китов угнетения народов».[982]
Губернские и центральные власти, вероятно, колебались перед принятием решения о передаче музея в столицу или в губернский центр. Отдел по делам музеев и Государственный Исторический музей были всецело заинтересованы в сохранении уникальных памятников и документов. С целью осмотра памятников на местах организовывались командировки сотрудников этих учреждений. В упомянутом Отчете ГИМ за 25 лет говорится: «Сотрудниками одела архива предпринимались поездки с целью собирания материалов или сведений о них: 1) И. М. Тарабриным – в село Богучарово (усадьба А. С. Хомякова), 2) А. В. Ивановым – в город Каширу (для отбора и перевозки архива Белопесоцкого монастыря)».[983]
Иван Мемнонович Тарабрин, заведующий отделом архива Российского Исторического музея, в июле 1924 года был командирован отделом по делам музеев Главнауки Наркомпроса в Богучарово для ознакомления с архивом и библиотекой. В фонде 203 ОПИ ГИМ хранится отчет о его командировке, в двух вариантах – рукописном черновом (д. 14) и печатном (д. 13). Там дано описание условии хранения книг, состояния библиотеки, ее тематики и состава.
В основном библиотека и архив были сосредоточены в специальном библиотечном зале и размещались «в 7-ми разного размера шкафах с открытыми полками (от 12 до 15 в каждом), на 2 полках над входными дверьми в зал», также лежали на столах, диванах, этажерках. Часть книг была расставлена в других помещениях музея – на антресолях зала, в коридоре, комнатах. Общее количество книг, по приблизительным подсчетам Лаврова, заведовавшего музеем в 1924 году, доходило до 7,5 тысяч.
Архив занимал один небольшой шкаф и составлял около 5–7 обычных архивных связок.
Условия хранения книг и состояние помещений было к середине 1920-х годов катастрофическим. Из-за нехватки средств на ремонт обвалились стропила и упала крыша как раз над библиотечным залом и комнатами, при сильных дождях дом заливала вода. По словам Тарабрина, «часть книг <…> уже пострадала значительно, а на некоторых полках книги так слиплись, что едва ли без вреда для них могут быть вынуты. В бытность мою в Богучарове прошла гроза с ливнем, и части библиотечного зала и боковых комнат были затоплены, протекала вода и в антресоли».[984]
Именно Тарабрин после ознакомления с составом библиотеки предположительно разделил ее на несколько временных пластов. Именно благодаря его отчету мы можем хотя бы приблизительно представить, сколь богато было это фамильное книжное собрание. Тарабрин поместил в отчете также краткое описание архива Хомяковых.
По приезде в Тулу Тарабрин узнал о двух возможных решениях участи Богучаровского музея. Мнения разделялись: одни высказывались за ремонт здания и сохранение усадьбы, другие – за расчленение музея и передачу обстановки, картин, портретов в Тульский музей, а библиотеки в Тульскую библиотеку (кстати сказать, одну из старейших российских публичных библиотек).
Тарабрин предложил следующий вариант: «Если действительно почему-либо оказалось бы невозможным сохранить в неприкосновенности Богучаровский музей, как единый бытовой памятник, то <…> не было ли бы наиболее целесообразным архив Хомяковых присоединить к имеющемся уже в московском Музее 40-х годов XIX столетия части того же архива Хомяковых <…> В этот же Московский музей могли бы быть переданы из Богучаровского музея портреты и часть обстановки, по крайней мере та, которая была ранее вывезена в Богучарово из того же московского дома. И